Жан-Пьер Фушру повернулся к аджюдану Турнадру, который тихонько подсел к нему и в ответ на немой вопрос прошептал на ухо: «Филипп Дефорж. А рядом, с моноклем, — виконт де Шарей».
Глава 10
В суматохе, последовавшей за докладом, до Жан-Пьера Фушру долетали лишь обрывки разговоров, но, направляясь к докладчику, он отчетливо услышал, как Филипп Дефорж обратился к господину с моноклем:
— …так что я не понимаю, почему вас могли бы потревожить, коль скоро вы были в Муазандри.
Воспользовавшись случаем, комиссар вежливо представился двум господам, которые ростом, выражением лица и манерами являли полную противоположность друг другу.
— Комиссар Фушру из судебной полиции. Господин Дефорж, — обратился он к тому, что пониже, — вы не уделите мне несколько минут?
— Прямо сейчас?! — возмутился заместитель директора издательства Мартен-Дюбуа, всем видом давая понять, что он страшно занят.
— Чем раньше, тем лучше, — мягко, но настойчиво ответил комиссар.
— Хорошо, через час или два, раз это так срочно… Мне еще нужно исполнить свои обязанности члена совета и убедиться, что коктейль в «Старой мельнице» действительно отменен…
— Тогда в девять часов, если это вас устраивает, комната номер 5, — любезно предложил комиссар.
Смешавшись, Филипп Дефорж нехотя процедил: «Очень хорошо». Во время этого разговора его недавний собеседник стоял рядом, с надменным безразличием взирая на происходящее. Жан-Пьер Фушру решился на лобовую атаку:
— Господин виконт…
— Шарей. Эдуард де Шарей, виконт д’Омбуа, — сухо произнес тот.
— Вы ведь тоже член совета…
— Действительно.
Он произнес это с высокомерием аристократа, тщательно отделяя слоги.
— …и вы были личным другом председательницы, — не давал себя обескуражить Жан-Пьер Фушру, чья крестная была маркизой.
Но в этот момент их прервала особа в темно-синем пальто, с волосами, уложенными в элегантный пучок. Ее голос выдавал знатное происхождение, воспитание — или уроки дикции.
— Эдуард, мы уходим…
— Одну минуту, Мари-Элен. — И, выдержав паузу, обратился к полицейскому: — Меня ждут, комиссар. Прошу меня извинить…
— Конечно-конечно, — не задумываясь, ответил Жан-Пьер Фушру. И добавил официальным тоном: — Где я могу вас найти завтра утром?
— Но… полагаю, в Муазандри.
С этими — достаточно бесцеремонными — словами он поспешно удалился, как человек, который боится прикоснуться к мерзкому насекомому. Жан-Пьер Фушру снисходительно усмехнулся — он знал эту породу людей.
Жизель Дамбер притаилась в соседней комнате, раздумывая, как бы незаметно улизнуть от профессора Рейнсфорда и Рея Тейлора. Андре Ларивьер успел сообщить ей, что Эмильена оставила сумку в кафе «У вокзала». С тех пор у нее была только одна мысль — поскорее добраться туда. Теперь-то Жизель понимала, что поступила слишком опрометчиво, но тогда она совсем не беспокоилась, ведь у нее оставался ключ от сумки. Она совсем испереживалась и хотела поскорее сбежать. Но нельзя было привлекать к себе внимание, выказывая слишком явное нетерпение, чтобы кто-нибудь не догадался о том, что скрывается в недрах сумки.
Бернар Турнадр пригласил Жан-Пьера Фушру поужинать, но комиссар вежливо отказался, сославшись на то, что вечером ему еще нужно опросить двоих свидетелей в «Старой мельнице». К тому же он ждал приезда своей помощницы.
— Давайте я хоть подброшу вас, — настаивал аджюдан.
— Это очень мило с вашей стороны, но, если вы не возражаете, я лучше воспользуюсь услугами шофера, которого вы предоставили в мое распоряжение. Мне надо сначала поговорить с Жизель Дамбер.
— А, наверное, насчет «вчера вечером», — догадался аджюдан-шеф.
Жан-Пьер Фушру отдал должное проницательности своего коллеги.
— Именно. Как вы считаете, сколько человек знает, что мадам Бертран-Вердон была убита вчера вечером?
— Кроме нас и убийцы? О, слухи расползаются быстро. У нас тут местечко небольшое…
— В любом случае я считаю, что имеет смысл идти по этому следу.
Турнадр нерешительно покосился на него и признал:
— Она немного странная, эта мадемуазель Дамбер. Сдержанная, серьезная. Эмильена — уборщица, которая обнаружила тело, — поначалу ее невзлюбила. Считала ее…
В этот момент оба они заметили Жизель, которая пыталась потихоньку проскользнуть к двери, но высокий рост и замысловатая прическа помешали ей уйти незамеченной. Сначала ее остановил Филипп Дефорж, у него, казалось, было к ней неотложное дело, но она только кивала в ответ. Потом к ним направился профессор Вердайан и во всеуслышанье пророкотал:
— Ну, мадемуазель Дамбер, как там наша диссертация?
По доброте душевной Жан-Пьер Фушру решил вывести Жизель из затруднительного положения и быстро пересек комнату, направляясь к маленькой группе. И был очень удивлен, когда она отпрянула от его простого вопроса:
— Можно вас на секунду?
— Сожалею… я еще не закончила, — ответила она холодно. — Если вы можете подождать…
Жан-Пьер Фушру внимательно посмотрел на нее. Мертвенная бледность проступала сквозь умело наложенную косметику, Жизель была на грани обморока — тревога затуманила ей глаза, руки без перчаток заметно дрожали. Комиссар, не желая воспользоваться столь явной слабостью, решил пока оставить ее в покое.
— Увидимся завтра утром, — предложил он ободряющим тоном. — Вы ведь будете в «Старой мельнице»? Около восьми, если для вас это не слишком рано.
— Около восьми, — эхом повторила она, явно успокоенная предоставленной ей отсрочкой. И, обернувшись к профессору Вердайану, не упустившему ни слова из их разговора, спросила: — Нельзя ли мне обсудить с вами…
— Ну конечно, заходите ко мне, когда закончите с комиссаром, — непринужденно предложил он.
Жизель кивнула и направилась прямо к выходу, не замечая пристальных взглядов и перешептываний у себя за спиной. Очутившись на улице, она почувствовала, что может перевести дыхание. Было уже темно. Сильно похолодало. Припаркованные машины загромождали улицу до самой церкви. Жизель выбрала самый короткий путь. Она шла, не заглядывая в освещенные окна низеньких домишек, где жизнь текла своим чередом по раз и навсегда заведенному порядку.
Построенный кругами, расходящимися от церкви, весь городок умещался между железной дорогой и рекой, и каждый дом здесь с незапамятных времен лепился к своему соседу. Средневековые развалины были окружены более поздними постройками, а их теснили разросшиеся новые кварталы. Жизель свернула в улочку, проходящую сквозь все временные наслоения. В голове крутилась фраза: «Можно подумать, что город разделен на части широкими ущельями: словно каравай разрезали на куски, но они еще не отвалились». Она не свернула на Вокзальную улицу, а вышла прямо к задворкам кафе, слишком озабоченная своими проблемами, чтобы заметить молчаливую тень, следовавшую за ней от самого лицея, приноравливаясь к ее шагам, и укрывшуюся за углом пустого дома, когда Жизель переступала порог кафе «У Германтов».
На самом деле это было деревенское бистро с занавесками в красно-белую клетку; примыкавший к бару зал ресторана был переделан из столовой жилого дома. Меню самое обыкновенное, но его недостатки компенсировало отменное качество продуктов и невысокие цены. Жизель совершенно не хотелось есть. Она прошла прямо к стойке, где толпился народ, набираясь аперитивом, и смущенно спросила официантку, нельзя ли забрать сумку, оставленную здесь Эмильеной сегодня утром. Рыжеволосая девица бросила на нее не слишком приветливый взгляд. Она не любила парижанок, а эта выскочка в шарфе, небрежно накинутом на плечи, в экстравагантных серьгах и с прической из модного журнала была как раз из них.
— Какую еще сумку? — сухо спросила она.
— Кожаный саквояж, коричневый, на молнии и с замком, — объяснила Жизель.
— Я пришла только в пять. Не видела я никакой сумки, — сказала официантка с некоторым удовлетворением. — Что вы будете?
— Чай, пожалуйста, — ответила застигнутая врасплох Жизель.
— С лимоном? С молоком? — раздраженно спросила девица.
— Безо всего. Но вы не могли бы узнать… насчет сумки?
Официантка повозилась за стойкой и с силой хлопнула чашку на блюдце. К своему огорчению, Жизель увидела, что она положила пакетик чая прямо в чашку и наполнила ее кипятком.
— Двенадцать франков, — бросила она, ставя на стойку это пойло с плававшей на поверхности беловатой пеной, от которой Жизель чуть не стошнило.
— Не могли бы вы узнать насчет сумки? — еще раз попросила она.
Но ей пришлось подождать. К стойке подошли два завсегдатая, и улыбающаяся официантка поспешила обслужить их и немного поболтать. Дым от их сигарет — Жизель не выносила этого запаха — поднимался голубоватыми кольцами и щипал глаза. Наконец появилась хозяйка и набросилась на нее:
