– Чего-с изволите? – Ночной сторож был близок к истерике.
– Идиот плюгавый! Вахлак байстрючий! Я очень изволю желать узнать, что творилось по эту сторону забора в то время, как по ту нам пришлось перестреливаться с каким-то гадючим ворьем?
– Не могу знать, – пролепетал охранник, бледнея все больше. – Я с поста не уходил.
– Оставь его, Сергей, – окликнул я друга, – ему действительно запрещено покидать пост, кроме как по хозяйскому зову. А из сторожки эта часть улицы не видна.
– На это урки и понадеялись, – сплюнул Лис.
– Вот здесь, – продолжил я, – на земле следы подков. Судя по всему, две лошади.
– Ну, это, может, кто-то и днем твоими хоромами любовался. После того, как дождь кончился, мало ли кто наследить мог?
– Возможно, – садясь на корточки и поднося фонарь к самой земле, медленно продолжил я, – но лошади стояли здесь довольно долго: видишь, как натоптано?
Лис подошел ко мне и уставился на измятую следами подков землю.
– Да… Похоже, умчались наши бумаги в беспросветную мглу. Поди их теперь разыщи.
– Дело, конечно, непростое, но если понять, кому и зачем это было нужно…
– Вот и понимай! – Лис резко выпрямился. – Ты у нас умный, тебе и карты в руки.
Если бы не хорасанский ковер, глушивший шаги желчного потомка лангобардов, их можно было бы принять за стук плотницких молотков, подгоняющих доски на помосте эшафота.
– Я хочу знать, кому и зачем это было нужно?! Вы слышите меня?! Кому и зачем это было нужно?!
В моем сознании эта фраза сегодняшним хмурым утром повторялась столько раз, что я невольно передернулся, услышав ее вновь.
– Думаю, все дело здесь в фигуре лейтенанта де Сен-Венана, – поделился я своими соображениями. – Он скрывал свое имя, выдавал себя за негоцианта, ничего не смысля в купле-продаже…
– Эт точно! – подтвердил Лис. – Если бы не я, он бы свое ландо совсем за бесценок продал.
– К делу это не относится, – прервал его маэстро Палиоли.
– Он ехал из Франции в Австрию и, невзирая на то, что между странами лишь зыбкое перемирие, не запасся должными пропусками. Полагаю, необходимо выяснить, кем был этот де Сен-Венан и что он вез. Тогда мы, вероятно, поймем, кто за ним охотился.
– С шифром пока ничего не выходит, – скривился резидент. – Система простенькая, любой школьник о ней скорее всего слышал, но все же от этого она не менее эффективна. Как вы сами вчера могли видеть, листы исписаны сериями чисел. Каждая серия – три числа. Одно из чисел означает страницу, второе – строку, третье – номер буквы. Однако не зная, из какой книги взяты эти строки, прочитать текст почти невозможно, поскольку повторяющихся комбинаций нет и не может быть. Причем необходимо знать не только название произведения, но и год издания, и место, где книга была напечатана.
– А вдруг это контрразведка Дюма охоту на нас открыла? – неуверенно предположил Лис.
– Возможно, что и так, – с сомнением проговорил дон Умберто. – Но кто мог послать шифрованное сообщение Бонапарту? Почему таким странным образом? И отчего не через наш банк? Все это необходимо узнать как можно скорее. – Он опустил ладонь на столешницу тем жестом, которым ставят печать на указе о смертной казни.
– Мне вот что представляется, – стараясь хоть как-то успокоить высокое начальство, вновь заговорил я. – Наверняка те, кто охотился наСен-Венана вчера на дороге, и похитители ночью в этом особняке – одна группа. Я уверен, они знают, к кому направлялся убитый гонец, а следовательно, обнаружив у нас бумаги, относящиеся к Наполеону и его семье, могут принять их за ту самую депешу, которую вез лейтенант королевской гвардии. Или же, если они точно знают, что в пакете была шифровка, проникнуться мыслью, что наша встреча с де Сен-Венаном в Холлабруне была не случайна, и мы также посвящены в тайну переписки Бонапартия и его французских корреспондентов. В любом случае похитители должны будут заинтересоваться нашими персонами.
– Занятная перспектива, – криво усмехнулся Лис.
– Полагаю, живыми мы будем для неведомых конкурентов ценнее, чем мертвыми, – поспешил я утешить друга.
– То-то они Сен-Венану лекарство от кашля прописали! – Лис тяжело вздохнул.
Дверь кабинета приотворилась, и чопорный дворецкий, поклонившись господам, обратился к Лису так, будто сообщал об открытии Америки:
– Господин управляющий, мне велено было уведомить, когда прибудет вино для нынешнего бала.
– Ваше превосходительство, – Лис склонил голову, – мой граф. Прошу извинить, что я оставляю вас буквально в минуту скорби, но меня ожидают неотложные дела по хозяйству. Фигня – война, главное – маневры!
Подготовка к вечернему балу должна была занять все имевшееся время, ибо смысл устройства празднеств для организаторов их во многом и состоит в тех самых предуготовлениях, которыми сопровождается ожидание радостного торжества. Как бы ни был ярок и красочен бал, как бы ни блистали красотой и брильянтами очаровательные дамы, как бы ни были элегантны кавалеры, ожидание и предвкушение чего-то волшебного опьяняет не меньше, чем подаваемое к столу вино. Все эти суетливые и зачастую абсолютно бесполезные действия вроде одобрения работы драпировщиков, инспектирования занятых готовкой кулинаров и торжественный разгон, устраиваемый домашней прислуге, – не что иное, как ритуальное жертвоприношение богу Радости. Языческое поклонение ему, должно быть, в крови у человека, и кому бы он ни молился в урочные часы, мало кто забывает принести жертву на этот никогда не пустующий алтарь.
Честно говоря, я не любитель балов. У нас в Англии они настолько расписаны по ролям и предсказуемы, что более всего напоминают порядком надоевшие спектакли, где, опоздав на любой акт, безошибочно можно сказать, что здесь было прежде и что будет далее. Но что самое противное, на тех немногих балах, которые мне довелось посещать в командировках по иным мирам, мне отчего-то не хватало именно этой чопорности и предсказуемости. Однако к сегодняшнему балу моя любовь или нелюбовь отношения не имели.
Устройство подобных увеселений было священным долгом и почетной обязанностью высшей аристократии, к которой я имел честь принадлежать. Кроме того, где же еще знакомиться заезжим богемским графьям с ветреными российскими княгинями, как не на балу? А без знакомства отправляться в гости к северной красавице – абсолютный моветон [7].
Как бы то ни было, настроение, испорченное ночным происшествием, еще не забытым в предпраздничной суете, удалось окончательно доконать явлением полицейских ищеек. С пристрастно-внимательным видом обойдя дом, сад и часть улицы по ту сторону ограды моего особняка, они. изобразили на лицах подобающую им по роду службы подозрительность и начали расспрашивать меня и Лиса о деталях происшедшего.
– Что же пропало? – Этот вопрос, казалось, волновал полицию куда больше, чем личность и местонахождение преступников.
– Бумаги личного свойства, – заученно повторял я.
– Что в них содержалось? – не унимались ищейки.
– К поискам это не имеет ровно никакого отношения, – безбожно кривил душой я.
– Что же мы должны искать?
– Не что, а кого! – не замедлил возмутиться я. – Ваше дело – найти похитителей. Все остальное – наша забота.
– Ваше сиятельство забывает, что он живет в стране, где существует закон, – пытаясь сохранить важный вид, провозгласил полицейский.
– А вы, сударь, – резко ответствовал я, – забываете, что живете в стране, где имя графов Турн значит не меньше, чем какие-то пункты и параграфы! – Я спешил продемонстрировать крутой нрав, присущий, согласно Лисовым байкам, всем представителям рода Турнов. – Отыщите преступников и получите щедрую награду. Если же нет, я попрошу господина полицай-президента, моего доброго знакомого, чтоб вас без выходного пособия выгнали мести улицы.
– Мы выясним у наших агентов, – раскланиваясь подчеркнуто официально, сообщил начальник розыскной бригады. – Узнаем, не видел ли кто чего подозрительного в округе, не пытался ли кто-нибудь продать ваши таинственные бумаги. Но, ваше сиятельство, позвольте заметить, не ведая мотивов, которыми вызвано столь дерзкое ограбление, весьма сложно отыскать преступника, поэтому не стоит надеяться на удачный, во всяком случае, скорый исход этого дела. И я очень прошу вас, господин граф, если вдруг кому-то вздумается шантажировать ваше сиятельство, не сочтите за труд сообщить, ежели желаете, вашему другу господину полицай-президенту. Но лучше мне, в криминальную полицию. Всегда к вашим услугам, – носатый, похожий на таксу сыщик приложил два пальца к шляпе, – меня зовут Протвиц, Йоган Протвиц.
– Непременно, – кивнув, пообещал я, немедля выбросив из головы и обещание, и невесть зачем названное имя.
– Ну шо, – поинтересовался Лис, когда следственная бригада удалилась, оставляя хозяев наедине с полотерами, мебельщиками и прочей снующей из конца в конец особняка челядью, – кактебе понравился этот доморощенный Нат Пинкертон?