Его ладонь поглаживает мою щеку. Я молча киваю, с трудом выдерживая эту ласку. Внутренности скручивает в узел от страха, к горлу подкатывает тошнота.
— И ты знала, что я тебя накажу? Знала? — я вижу перед собой его лицо. Блеклые светло-голубые глаза сейчас кажутся черными из-за расширившихся зрачков, на лбу выступает испарина.
Снова киваю.
— И тебе известно, как важна будет твоя сила через несколько месяцев, когда наступит день Миана? Известно?
— Да-да, лэрд Хендрик, — с трудом выдавливаю из себя слова. Голос хрипит, и каждый звук, словно наждачной бумагой царапает горло.
— Какая хорошая девочка, — ладонь легко похлопывает меня по щеке.
Затем он резко разворачивает меня спиной к себе и кидает на кровать. Я уже и так знаю, что за этим последует. Мой муж умеет бить так, что следов от ударов совсем не остается. Но иногда ему доставляет удовольствие смотреть на отметины оставленные его руками.
Закусываю краешек покрывала и крепко зажмуриваю глаза. Я вытерплю. Должна. Мне нужно выполнить обещание, дожить до праздника Миана, а потом пускай этот делает со мной что хочет. Смерти я уже не боюсь.
Резко подскакиваю на кровати. Сердце выпрыгивает из груди, а спина еще ощущает боль от ударов плети. Вытираю дрожащей ладонью вспотевший лоб, понимая, что это был всего лишь сон. Странный, страшный сон. Сон, в котором мне пришлось побыть Эванжелиной. Громкий чирик заставляет испуганно вздрогнуть.
— Нет, дорогая моя, я теперь к тебе и на метр не приближусь, — говорю сидящей на подоконнике птичке.
Она возмущенно что-то говорит в ответ на своем птичьем языке, а затем принимается увлеченно чистить блестящие перышки. Я совсем не уверена, что именно это пернатое создание стало причиной моего путешествия в прошлое. Возможно, я просто спала, а пение стрижа просочилось в мои грезы и спровоцировало такую странную фантазию.
Впрочем, как бы там не было, а я уже убедилась, что в этом мире, возможно, все — от бьющих током пауков до переселения душ. И не мешало бы расспросить камеристку о моих способностях, которые во сне не давали покоя моему почившему с миром мужу. Странно, что Лина раньше не упоминала ни о каком моем даре. Может, его и вовсе нет, а я тут уже напридумывала себе.
День постепенно идет на убыль. Перед ужином ко мне забегает Сет похвалиться своими успехами и тоже пожаловаться на новую няню. А за ним сразу же наведывается доктор, справиться о моем самочувствии, хотя сегодня он уже был. Мне все никак не удается поговорить с Линой о мучающем меня вопросе, то посетители идут косяками, то горничная моя занята по самые уши.
К концу дня я уже готова взвыть от безделья и пустого лежания в кровати. Мне даже читать пока запретили. А вот бедняжка Лина валится с ног от усталости. Решаю не дергать девушку расспросами, это можно и завтра узнать, и отправляю спать. Сама же смотрю с тоской на настенные часы, которые медленно, ну просто издевательски медленно, отсчитывают минуты.
Сна у меня ни с одном глазу. Судя по всему, я уже днем порядочно отдохнула. Но когда в тишине комнаты раздается тихий скрип дверных петель, я мигом закрываю глаза и поворачиваюсь на бок, искусно притворяясь спящей. Вспоминания о том, что днем меня так же проведывал неизвестный гость, заставляют покрыться холодным потом от страха.
Сейчас все мои силы направлены на то, чтобы ничем не выдать своего бодрствования. Даже когда сквозь сомкнутые веки просачивается свет от маленькой тусклой лампы, которую держит в руках поздний посетитель, изо всех сил слежу, чтобы ресницы не дрожали, а дыхание было ровным и глубоким.
Я не могу увидеть, кто это так упрямо, почти не двигаясь, светит мне в лицо, но едва ощутимый тонкий и до боли знакомый аромат бередит какие-то подернутые дымкой забвения навязчивые воспоминания. К сожалению, у меня пока никак не получается их воссоздать, знаю лишь одно — этот человек мне очень хорошо знаком.
Вдоволь насмотревшись на спящую меня, поздний гость, наконец, убирает светильник и так же тихо уходит, как и пришел. Еще несколько минут лежу не шевелясь, опасаясь, что он может вернуться, хотя в комнате не слышно ни звука, да и внутреннее чутье мне подсказывает, что на этом визит тайного “знакомца” закончен.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
То ли от нервов и переживаний, то ли позднее время берет свое, но сон таки приходит ко мне, или это не сон, а снова воспоминания Эванжелины, которые чудесным образом с поразительной точностью и подробностью выстраиваются у меня в голове.
Беседка в саду увита лозами с потрясающе красивыми бутонами незнакомых цветов. От их сладкого навязчивого аромата болит голова, но это единственное место, где я могу скрытся от посторонних глаз.
— Я могу на вас рассчитывать, леди Эванжелина, — слышу до боли знакомый голос и удивленно поднимаю глаза.
Ни разу он не говорил со мной так мягко и нежно, разве что во время истерики и когда паук чуть не убил. Глаза графа, кажется, заглядывают в самую душу, заставляют сердце биться, как сумасшедшее, и потеть ладошки. Благодарю высшие силы, что на мне тонкие ажурные перчатки и едва заметно киваю.
— Конечно, лэрд Эмерей. Я не подведу ни вас, ни его. Но вы тоже должны мне кое-что пообещать.
— И что же? — поднимает брови Теодор, искренне недоумевая.
По моему телу пробегают мурашки озноба, хотя на улице довольно-таки тепло. На самом деле мне страшно. То, что я должна попросить, великая тайна. Тайна и опасность. Граф берет мою руку в свои ладони и слегка поглаживает в успокаивающем жесте. В этих прикосновениях нет ни капли романтики и соблазнения, так утешают и ободряют маленьких детей, когда они остерегаются сказать правду.
— Ну же, Эва. Вы можете мне доверять, — тихо произносит мужчина.
Я вижу. Я, правда, вижу, что могу. Верю, что он человек чести, иначе я б не выбрала его. Сама судьба мне указала на Теодора Эмерея, ибо я нужна ему, а он мне.
— Лэрд Эмерей, — с трудом выдавливаю из себя слова. — Вы должны его уничтожить, как только он выполнит свое предназначение. Клянитесь!
Стискиваю его руки своими холодными пальцами и с нажимом произношу еще раз.
— Клянитесь лэрд Эмерей, что он больше никому не причинит вреда!
— Но леди Эванжелина… — в его глазах неподдельное изумление и даже сомнение в моем душевном здоровье.
— Вы не понимаете… — печально качаю головой. — Из-за него гибли люди, предавали близкие, страдали дети. Это зло. Зло в чистейшем виде.
На мои глаза набегают слезы, а губы начинают дрожать от еле сдерживаемых эмоций.
— Хорошо, Эва, я обещаю, — привлекает он меня к своей груди и легко поглаживает по напряженной спине. — Нет, я клянусь, что уничтожу его. Я вас понял.
Тихо всхлипнув, успокаиваюсь и, отстранившись, вытираю ладонью мокрые щеки.
— Мне пора, — говорю, слегка вздохнув. — Сестра и так пошла нам на уступки, позволив встретиться наедине и то, потому что уже в субботу объявят о нашей помолвке. Если об этом “свидании” узнает Лейтон, то несдобровать ни мне, ни ей.
— До встречи, леди Эва, — слегка поклонившись, говорит Теодор.
— Всего хорошего, лэрд Теодор, — прощаюсь в ответ и получаю легкий, почти невесомый поцелуй в тыльную сторону ладони.
Щеки мигом краснеют, в стеснении опускаю ресницы, не зная как на это реагировать. Хотя, если подумать, то уже через месяц мы станем мужем и женой, и поцелуи рук это меньшее, что позволяют себе супруги друг с другом. Сестра меня давно уже просветила на этот счет.
Робко улыбаюсь и выхожу из беседки, стараясь как можно быстрее добраться домой, и там уже обдумать и свою реакцию на внимание графа, и то, что ждет меня в будущем, когда я стану его женой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Сон обрывается так же резко, как и начался. Открываю глаза и понимаю, что уже позднее утро. В окно пробиваются яркие солнечные лучи, ветерок колышет легкую белую полупрозрачную штору, а на изголовье моей кровати сидит давешняя черная птичка и весело чирикает.
Недоуменно хмурю брови. Это что, бунт на корабле? Если гора не идет к Магомету, то Магомет, то бишь стриж, идет к горе…
