«Чуть только слышится легкий треск какой-нибудь отдаленной свечки, или слабый, слегка хлопнувший звук восковой капли, падавшей на пол…» Он прислушался. Кажется, они загасили все свечи. Но что это потрескивает? Керосиновая лампа? Звук шел откуда-то из темноты, где в лабиринтах черной материи затаились мрачные экспонаты.
Может, сверчок, подумал он. Или часы какие тикают.
Но звук был неритмичный. Ну конечно же, мышь скребется, решил Родион, положил раскрытую книгу на грудь и вперился в черноту, слегка разбавленную светом горящего керосина.
Сыщик сказал, что наверху хранятся какие-то заспиртованные органы. Из ужастиков, которые, кстати, Родион не любил, но всегда смотрел, когда показывали по телевизору, он смутно представлял, для каких ритуалов могло потребоваться содержимое банок.
— Разрезали и заспиртовали, — произнес он вслух и даже чуть вздрогнул оттого, как прозвучал в тишине его голос.
Допустим, стал он размышлять уже молча, патологоанатом знал, что у Бруно водятся деньжата. Рассказал об этом Валентину. Вместе они решили ограбить. Вряд ли собирались сразу пойти на убийство. Хотя, конечно, кто знает, как там все произошло на самом деле. И, конечно же, патологоанатому не представляло особого труда профессионально расчленить труп и разложить по банкам.
— Нет уж, я не полезу по этой скрипучей лестнице проверять, так ли это или нет, — сообщил темноте Родион и снова взялся за книгу.
«…труп уже стоял перед ним на самой черте и вперил в него мертвые позеленевшие глаза. Бурсак содрогнулся, и холод чувствительно пробежал по всем его жилам. Потупив очи в книгу, стал он читать громче свои молитвы и заклятия и слышал, как труп опять ударил зубами и замахал руками, желая схватить его…» Где-то в глубине оскверненной церкви раздался протяжный скрипучий звук. Родион моментально соскочил с дивана. Может, заскрипела дверь несмазанными петлями? Но он прекрасно помнил, что запирал ее изнутри на огромный кованый засов.
Быстро погасил лампу. Он не хотел оставаться на свету и тем самым давать преимущество кому бы то ни было, прятавшемуся во мраке.
На ощупь добрался до выхода и тут только включил фонарик. Засов на месте, никуда не делась и «контролька» — клочок от пакета с шашлыками, который Родион зажал между створками.
Значит, дверь никто не открывал и не закрывал.
Но ведь они с сыщикам обшарили все помещение?
Родион выругался и пошел обратно, светя фонариком и нарочито громко топая ногами. Он стыдился своего страха.
— Мало ли что заскрипело, — корил он себя. — Может, оторванный лист жести на крыше. Не хватало мне только с головой под одеяло прятаться.
Вернувшись к дивану, он расшнуровал ботинки, стянул носки. Каменный пол приятно холодил уставшие ноги. Передвинул поближе стул и поставил на него лампу — чтобы можно было погасить не вставая, как только захочется спать. Наконец, снова лег, закинув ноги на подлокотник дивана, и взял в руки книгу.
Он перевернул одну страницу, другую, пока глаза наконец стали слипаться. Где-то наверху, в сводах заброшенной церкви завывал ветер, а от пола потянуло сыростью.
Прочитаю еще один абзац — и все, — решил Родион.
«Вдруг… среди тишины… с треском лопнула железная крышка гроба, и поднялся мертвец. Еще страшнее был он, чем в первый раз. Зубы его страшно ударялись ряд о ряд, в судорогах задергались его губы, и, дико взвизгивая, понеслись заклинания»…
Дальше читать он не смог оттого, что вдруг понял, откуда доносились озадачившие его хлопки и скрипы. Дверь здесь вовсе не при чем, дверью так нельзя… Ну конечно же, как он сразу не догадался!
Этот звук могла издавать крышка одного из гробов, расставленных в темноте. Хлопала, когда ее опускали, и скрипела, когда гроб открывался…
И тут Родион почувствовал, как что-то влажное и холодное коснулось его босой ноги.
— Бруно, — простонала девушка в одних только черных трусиках, целуя ему ноги зелеными губами, — Наконец ты вернулся.
— Я не Бруно, — слабо запротестовал Родион.
— Другой ты мне нравишься еще больше, — как змея она проскользнула по дивану и легла рядом, прижимаясь голым телом.
Родион стал отбиваться.
— Не прогоняй, повелитель, — попросила девушка. — Если я тебе надоела, создай меня другой, как создал себя.
Ему, наконец, удалось избавиться от рук ночной гостьи, обхвативших его за шею, но тут же она нашла себе новое занятие — стала расстегивать молнию на штанах.
— Да не Бруно я, — снова напомнил Родион, правда, менее решительно.
Но он не мог долго сопротивляться, когда почувствовал, как пальцы этого странного создания начали двигаться вверх-вниз, насколько позволяла теснота брюк, искусными движениями усиливая ток крови, то массируя его быстрыми и резкими движениями, то распаляя едва ощутимыми прикосновениями кончиков наманикюренных ногтей. А когда она склонилась к нему, и влажные губы скользнули по всей длине, Родион застонал от удовольствия.
У сестры патологоанатома была гибкая стройная фигура, но немного необычная. Плечи — шире, чем должны быть у женщины ее роста, а бедра — уже. Абсолютно плоская грудь с маленьким бледными сосками, настолько бледными, что при свете керосиновой лампы их можно было просто не разглядеть. Стройные мускулистые ноги с узкими длинными ступнями и покрытыми тем же зеленым лаком ногтями. Впалый живот с ярко выраженными косыми мышцами. На теле не было абсолютно ни одного волоска, а бедро украшала татуировка пятиконечной звезды, заключенной в два круга.
Такую же пентаграмму Род видел и на стене в ее комнате.
Подчиняясь смутно возникшему подозрению, Родион приподнялся на локте и, потянувшись, дотронулся до татуировки. Потом его рука двинулась дальше, пока не оказалась между бедер…
Холодный пот прошиб Родиона.
— Ей, перестань, — закричал он, попытался грубо оттолкнуть, потом взмолился, — Ну что же это такое!
Но оказалось, он настолько глубоко проник в горячий рот, а движения губ и рук были столь искусными, что сопротивляться было бесполезно.
Когда все закончилось, мгновение Род лежал неподвижно, привыкая к мысли о том, что чему быть, того не миновать.
А затем тишина взорвалась грубой бранью. Родион всегда матерился, когда ничего не мог поделать. Сейчас был как раз тот случай. Его партнером оказалось лицо мужского пола, анатомически во всяком случае.
Опрометью Родион бросился вверх по скрипучей лестнице, раскидывая стеклянные сосуды отыскал бутыль с этиловым спиртом и принялся себя поливать, завывая от обжигающей боли. Потом сделал несколько глотков прямо из горлышка и закашлялся.
Когда спирт достиг желудка и начал всасываться в кровь, Родион почувствовал некоторое облегчение. Еще через некоторое время он закурил и стал оценивать происшедшее более хладнокровно.
— В принципе, я мог бы ничего не заметить и до конца жизни считать, что мне попалась одна из самых искусных в этом деле особ, — сообщил он почему-то бутыли спирта, которую в данный момент нежно обнимал.
Не расставаясь с емкостью, Родион вернулся обратно к дивану. Он решил, что еще глоток неразбавленного алкоголя ему не повредит.
Увидев стоявший на сейфе пластмассовый стаканчик, Родион налил в него из бутыли и сразу выпил. От второй порции чуть не вытошнило. Когда, наконец, удалось справиться со спазмами в горле, и спирт попал куда ему следует, Родион окончательно захмелел. Тогда он подошел к дивану и смог посмотреть на предмет своей недавней страсти. Предмет лежал неподвижно в позе эмбриона, закрыв лицо руками, только поднимались бока от тяжелого дыхания, как у лошади, выигравшей дерби.
— А девкой был бы краше, — сообщил Родион, развеселясь.
— Ты же обещал, Бруно, — простонал юноша, — вернуть мне мое тело.
— Давай все по порядку, — Родион переставил лампу и устроился на стуле. — Для начала оденься. И сотри косметику, смотреть противно.
Оставшись один, Родион решил, что раз его считают Бруно, он не станет больше спорить. Так можно будет кое-чего разузнать.
Он снова услышал знакомый скрип, когда поднималась крышка гроба, и ему стало смешно, когда вспомнил, как сначала испугался.
Крепко выпив, он всегда становился хладнокровно-насмешливым.
Через некоторое время перед ним предстало существо в белой свободной одежде, скрывающей угловатость фигуры, не накрашенными губами и зелеными глазами, прятавшимися за тенью густых ресниц.
— Ты ведь Бруно, да? — робко спросило это существо.
— Ясное дело, — согласился Родион.
— Но почему ты раньше требовал, чтобы я гримировалась под покойницу?
— Я заблуждался.
— Это хорошо, — согласилось существо. — Такой быть мне больше нравится. Теперь дашь мне новое тело, которого я заслуживаю?
— Не сразу, не сразу, — отмахнулся Родион. — Для начала кое-что расскажи. Как тебя зовут?
