из-за ручья глубокого –
выкаталося знамя
большое бойдосское;
а знамя за знаменем идет,
а рота за ротами валит:
идет бойдосский князец,
он со силою поганою ко острогу Комарскому;
как вешняя вода по лугам разлилася,
облелеила сила острогу Комарского»
Застигнутые в лесу казаки были убиты. Из острога на выручку им служилые люди сделали вылазку, пробовали отбить их, перебили много китайцев, но безуспешно.
Перед Комарским острогом стояло десятитысячное регулярное китайское войско со всяким огненным боем, с пушками, пищалями, разделенные на роты, заметные по знаменам разного цвета. В песне описывается, как китайский военачальник потребовал у казаков сдачи:
«а и ездил бойдосский князец
на своем на добром коне,
как черный ворон летает,
круг острогу Комарского:
«А и буду вас жаловать
Златом, серебром,
Да и женками прелестными,
И душами красными девицами!»
На предложение сдаться, казаки отвечали отказом:
Кумарский острог
«не сдаются казаки,
Во остроге сидючи;
Кричат они, казаки,
Своим громким голосом:
«Отъезжай, бойдосский князец,
От Комарского острогу!»
Китайская армия укрепилась на холмах, господствовавших над острогом. С занятых ими высот китайцы стали бить по городку из своих пятнадцати пушек и пускать стрелы с огненными снарядами, чтобы его поджечь. Бомбардировка продолжалась без перерыва целые сутки. В ночь 24 марта китайцы учинили «плотный приступ» к острожку одновременно о всех четырех сторон. Враги подошли под самый город; у чеснока уже развевались их пестрые знамена. Для штурма были доставлены к острогу всякие «приступные мудрости»: длинные мешки с порохом, толщиною с оглоблю, длиною сажен 15 и 20, очевидно для взрыва стен, железные багры, лестницы на колесах с железными гвоздями и палками для прикрепления их к стенам; в арбах подвезли дрова, смолу и солому для поджога; подкатили телеги с щитами, нагруженные всем необходимым для приступа, и какой-то «острог копейчатый». Штурм продолжался всю ночь. Казаки отстреливались с высот стен и с «быков».
«А было у казаков
Три пушечки медные,
а ружье долгомерное.
Три пушечки гунули,
А ружьем вдруг грянули».
Китайцы, не ожидавшие такого сопротивления, дрогнули. Этим воспользовались казаки и произвели вылазку, побили много неприятелей, отбили у них две пищали, захватили несколько раненых в плен. К утру китайцы отступили, побросав мешки с порохом и пушечные снаряды. Урон их был очень значителен.
«А прибили они, казаки,
тое силы бойдосские,
будто мухи ильинские,
тое силы поганые».
Китайцы ночью подкрадывались к городу, подбирали своих убитых и затем, по своему обычаю, подвергали их сожжению в своем лагере. После неудачной попытки взять город штурмом, они укрепились в 350 саженях от него в таборах и приступили к правильной осаде: отняли воду, порубили оставленные на берегу суда и не давали никому никуда выходить из острога. Днем и ночью шла жестокая бомбардировка города. Осажденным приходилось очень плохо; они молились и постились; религиозный энтузиазм достиг высшей степени напряжения; жадно ловили всякие слухи о чудесах.
Маньчжурские воины династии Цин
Бомбардировка не дала, однако, каких-либо серьезных результатов, и 4 апреля, после более, чем трехнедельной осады, китайская армия ушла, побросав предварительно в воду порох и огненные заряды и сжегши тяжелую куячную одежду. Для казаков отступление «бойдосской силы» показалось настоящим чудом: «бойдосские люди, видя на себе Божие посещение, – писал Онуфрий Степанов, – и напал на них ужас и трепет!» В песне говорится, что бойдосский князец, «бегучи от острогу прочь», заклинается никогда больше к нему не приходить:
«А не дай, Боже, напредки бывать!
На славной Амуре реке
крепость поставлена,
а и крепость поставлена крепкая!»
Трофеями казаков оказались 730 пушечных ядер в 1½ фунта весом и больше каждое и большое количество зажигательных стрел, с надписями на китайском языке.
Победа, однако, не улучшила положение казаков. Страна была разорена опустошением, произведенными русскими погромами, остатки населения перешли на китайскую территорию; хлеба не было, запасы пороха и свинца вышли. «Хлебных запасов в войске ноне нет нисколько, – писал в июне 1655 года Степанов в Якутск, – и сами ныне живем в Комарском острожке с великою нуждою и питаемся травою и кореньем; а что было хлебных запасов, и то в осадное время издержали… Холодны и голодны и во всем нуждаемся, и пороху в Государевой казне на великой реке Амуре нет же нисколько, и оберегать острожек, Государеву казну и своих голов стало нечем; а богдойских всяких воинских людей под нами близко есть много, дауров и джючеров и иных народов, которые под богдыхановою властью, и нам, холопам Государевым, не дают нигде прочно поселиться». Приходилось то и дело отсиживаться в городе от постоянных нападений со стороны инородцев. Продовольствие доставали грабежом: каждое лето производили набеги, брали хлеб с полей «за боем и дракой».»Живем побегаючи летнею порою, – как выразился тот же Онуфрий Степанов, – а люди нам стали невмочь, потому что их стало многолюдно, а нас мало; а бой у них, у воинских людей стройные, огненный: пушки да пищали». Полуголодное существование среди постоянных опасностей отражалось на общем настроении войска: начались недовольства и пререкания, многие перестали слушаться Степанова, грозились от него уйти и действовать сами за себя; «от их бунтов, – по его словам, – жить стало тяжело и не в мочь».
Маньчжурские воины династии Цин
Тяжесть положения усугублялась тем, что в Москве правительство никак не могло прийти к какому-нибудь определенному решению относительно Амура. Хабаров, как мы видели, был осыпан милостями, но совершенно устранен от дальнейшей деятельности в Даурской земле. В первую минуту правительство думало снарядить большую армию в несколько тысяч человек для покорения Приамурья, но когда сделалось известно про недоразумения, возникавшие с китайцами из-за сбора дани с дауров, перспектива войны с могущественной Китайской империей испугала Москву. С другой стороны, при невыясненности отношений с Китаем, было ясно, что мало завоевать страну; надо будет для сохранения захваченной территории держать впредь очень большие гарнизоны в приамурских крепостях, а это будет дорого стоить. Все эти соображения заставили отказаться от первоначального плана немедленного завоевания Амура. Вместо этого, бывшему енисейскому воеводе, Афанасию Пашкову было предписано основать на верховьях притока Амура-Шилки,
