которое разрешилось катастрофой. 25 июля, ночью, как раз, когда воевода собирался ехать обратно в Илимск, Черниговский с своими сыновьями и другие недовольные ворвались к нему на судно и убили его. Мятеж завершился, по некоторым известиям, погромом торговых лавок, после чего Черниговский решился бежать с главными своими сообщниками на Амур, где их не могла настигнуть рука правосудия. По пути его шайка пополнялась другими искателями приключений и достигла числа 84 человека; из них он во время бегства потерял 15 человек, убитых тунгусами. К зиме Черниговский добрался до Тугирского волока и зимним путем перешел на Амур, где и обосновался на развалинах Албазина, который он поспешил восстановить. На берегу реки, на месте старого укрепления, был выстроен четырехугольный город в 18 саженей длиной и 13 шириной, окруженный деревянными стенами и двухсаженным рвом. Со стороны суши, в стене была воздвигнута башня, под которой были устроены въездные ворота; в верхнем этаже этой башни помещалась съезжая изба, а над нею караульня, откуда можно было наблюдать за приближением неприятеля; со стороны реки были две башни с жилыми помещениями. Внутри города были впоследствии построены хлебные амбары, церковь с колокольнею и, когда в Албазин стали наезжать торговцы, лавки для торговли. Помещения для служилых людей были расположены вне городских стен и защищались надолбами и шестью рядами чеснока. Несколько позднее, поблизости от Албазина, по желанию самих казаков, был основан Спасский монастырь. Шайка Черниговского постепенно увеличивалась новыми пришельцами, и в 1670 году состояла из 101 человека. Кроме того из Нерчинска появилось несколько семей крестьян, которые под защитой албазинских башен стали распахивать плодородную землю и собирать сказочные урожаи.
Укрепившись в Албазине, казаки Черниговского принялись грабить и покорять окрестных инородцев. Не ограничиваясь ближайшими окрестностями, разбойники производили набеги на дауров и джючеров, живших в пределах Китайской империи. Китайцы и маньчжуры в Нингуте с ужасом увидали в 1669 году людей «из царства Лоче» (Россия; китайцы не произносят буквы «р»), «с впалыми глазами, высоким носом, зелеными зрачками и красными волосами», «храбрых, как тигры и искусных в стрельбе». Русское оружие оказалось «весьма страшно», особенно бомбы, прозванные китайцами «арбузами», по сходству с формой этого плода, которые «пускались соразмерно с расстоянием неприятельского лагеря и верно попадали даже за несколько ли[11], где и растрескивались». Главной целью набега были собольи меха, которые силой отнимались у туземцев. Паника охватила население Нингуты. Цзянь-цзюнь спешно послал донесение богдыхану с просьбой о помощи и вооружил поселенных вокруг города ссыльных. Но грабители благополучно вернулись восвояси. Часть своей добычи, под видом собранной с туземцев на государя дани, они посылали в Нерчинск, на всякий случай, чтоб показать, что они продолжают считать себя подданными московского царя.
Набеги Черниговского должны были вызвать противодействие со стороны китайцев. После неудачной попытки дипломатическим путем прекратить грабежи, летом 1670 года под Албазиным появился китайский флот, к которому затем присоединилась и кавалерия, и приступил к осаде. Черниговский построил кругом города деревянный вал и отсиделся за ним. Тем не менее, было ясно, что без помощи со стороны государства наши разбойники не в состоянии удержаться на Амуре. Поэтому в 1671 году решено было отправить в Москву делегацию с ходатайством об амнистии. Правительство было поставлено в затруднительное положение: с одной стороны, убийство воеводы его подчиненными не могло остаться безнаказанным, с другой – возобновление Албазина и завоевание вновь Амура заслуживало поощрения и награды. В конце концов, оно вышло блестяще из затруднения. 15 марта 1672 года состоялся указ, по которому Черниговский и 16 его ближайших сообщников приговаривались к смертной казни, а прочие примкнувшие к нему бунтовщики к кнуту и отсечению одной руки, но через день, 17 марта, по случаю именин Царя, последовала Всемилостивейшая отмена приговора, и преступники были осыпаны наградами: Черниговский был назначен приказчиком в Албазин; его войску послано 2000 рублей жалованья.
С этого момента Албазин быстро заселяется. В окрестностях города возникает, по желанию албазинских казаков, Спасский монастырь, селятся пашенные крестьяне, распространяются заимки и пашни. Достаточно сказать, что в середине 80-х годов в Албазинском уезде считалось уже более 300 человек крестьян. По слухам о богатом улове соболей, в Албазин съезжаются торговцы и промышленники; внутри города вырастают торговые лавки и амбары. Увеличивается и гарнизон Албазина, который быстро пополняется и русскими «гулящими» людьми, и промышленниками, и крещеными инородцами; попадается в числе албазинских казаков даже крещеный китаец. Из Албазина казаки продолжали энергично объясачивать туземцев по среднему течению Амура и построили несколько новых острожков по реке Зее и ее притоке Селинбе.
Официально Албазин считался подчиненным Нерчинску, но отдаленность, а, главное, особый характер, который носила Государева служба на Амуре, позволяли албазинским казакам жить у себя в Албазине по своему, так как им хотелось и казалось лучше. Они составляли как бы маленькую республику, в которой все дела вершились «по приговору всех албазинских казаков». Закинутые далеко на границу с Китаем, они редко и неаккуратно получали жалованье, зато и неохотно слушались распоряжений нерчинских воевод, которым были подведомственны и действовали за свой собственный риск. Начальников, присылавшихся из Нерчинска, они нередко отказывались принимать; самовольно набирали себе товарищей из свободных людей; даже собираемый ими с дикарей ясак они не хотели отсылать в Нерчинск, а раз отняли у сына боярского, посланного для сбора дани на Зею, собранные им меха, сказав: «Не замай ту казну, до указу оставайся в Албазинском остроге, а в Нерчинск мы тебе той казны везти не дадим», и говорили, что пошлют ее сами непосредственно в Москву. Такова была эта полуразбойничья республика, не признававшая, в сущности, ничьей власти.
Албазинский острог
В виду непокорности, которую проявляли албазинские казаки, нерчинский воевода Федор Воейков решил в начале 1682 года послать туда своего сына Андрея, чтоб потребовать выдачи соболиной казны. Но, узнав, что он не привез с собой для них жалованья, казаки и ему отказались подчиняться и 5 апреля ворвались к нему «с невежеством» на двор, взяли его насильно в свой казацкий круг и требовали у него 4000 рублей жалованья, предлагая продать Государев соболиную казну и вырученные деньги раздать в жалованье. По адресу воеводского сынка раздавались угрозы и оскорбления. «Как мы поплывем на Амгун вниз по Амуру реке, и ты будешь у нас в кашеварах!» – кричал казак Макисмка Столбов; остальные его не унимали и только говорили насмешливо Воейкову: «Мы за такого дурака не стоим и его не научаем; а чего он довелся, и ты по Государеву указу чини!» Это было
