Он может коснуться меня где угодно. Но останавливается. Лишь наклонившись, приник к губам и на мгновение его язык дотронулся, словно ужалил, к моему языку.
А затем, прикрыв глаза, щекой прислонился к моей и потерся о нее. Такое необычное ощущение, когда о тебя трутся чешуйки. Шумно выдохнул прямо мне в ухо, будто конь фыркнул. Жуткое, до дрожи чувство, когда ждешь прикосновения, и не дождалась.
Он резко встал, подхватив меня на руки. Молча, ничего больше не говоря, сделал шаг и … подбросил меня. От неожиданности я взвизгнула, очутившись вдруг на лошади. Как, откуда она взялась? Я так потерялась в своих ощущениях, что не заметила, как появился огромный черный жеребец.
Мгновение, и он оказывается в седле, позади меня. Я никогда не ездила на лошади, совершенно не умею держаться ни в седле, не знаю даже, куда деть свои руки. Так что схватилась за его руку, так крепко прижимающую меня к его груди. Черный жеребец, повинуясь его командам, бежит к загудевшему впереди порталу. К такому же самому, который он откроет для меня через два месяца. То, что он не растоптал меня, не причинил мне боль, дарило надежду, что я смогу пережить этих два месяца.
Ветер, хлестнувший лицо, едва мы выскочили из портала, вмиг ослепил меня, разметав по мужской груди мои волосы. Он так крепко прижимал меня к себе, что можно было совсем не беспокоиться, что не удержусь и сорвусь вниз, под копыта, яростно бежавшие по дороге.
Помню тот стыд, который овладел мной в то мгновение, когда далеко впереди я увидела несколько телег.
Одно дело было вести переговоры, когда кроме нас двоих вокруг больше не было ни души. И совсем другое дело было показаться почти обнаженной среди людей. Пусть даже совершенно мне не знакомых.
Я до боли прикусила губу и судорожно сжала свои руки. На всем скаку, ни на секунду не сбавляя скорость, мужчина пересаживает меня лицом к нему.
Я практически сижу у него на руках. Но так даже лучше. Пусть мое тело и будет выставлено на обозрение, но лицо свое я могу спрятать у него на груди.
Слезы стыда и обиды уже ручейками побежали по моим щекам, когда я услышала шелест, странный скрежет. Вскинула голову, повернувшись на звук, и встретилась с его невозмутимым взглядом. Из-за спины мужчины, чьего я даже имени не знала, раскрылись огромные перепончатые крылья. Этими крыльями он укрыл меня, словно плотным плащом.
Губы сами растянулись в благодарной улыбке, заставив его бровь удивленно вскинуться. Он ведь обещал меня оберегать. Кажется, сегодня он еще не нарушил ни одного пункта договора. Спрятавшись в коконе из драконьих крыльев, я обняла его за торс руками и прижалась к его груди щекой. Под плотной курткой громко бухало мужское сердце, заглушая все звуки, с трудом доносившиеся из-за моего живого убежища.
А затем вдруг пропустило удар и мое сердечко, когда его ладонь пробралась через им же воздвигнутый барьер и легла мне на голову, перебирая локоны. Еще крепче прижав к его груди.
Все, Велма, будет хорошо, твердила я, как заклинание. И тогда, когда жеребец перешел на более медленный шаг. И когда рядом раздался мужской бас. Ни щелки не появилось в моем коконе. Он спрятал меня ото всех. И в этот момент я была рада даже такому проявлению заботы обо мне. А может, это всего лишь проявление его собственнического инстинкта. Да какая мне разница? Я же не замуж за него собираюсь.
Несколько раз он пускал коня в галоп, затем переходил на медленный шаг, снова с кем-то разговаривал. Случайные ли это были попутчики, или может, ради погони за мной, он отстал от своего обоза?
Я слишком устала от всего, что случилось со мной за последнее время, а особенно в этот день. У меня не было сил ни думать, ни прислушиваться к разговорам. Несколько раз я проваливалась в сон, ощущая при этом, как его рука придерживала меня, не давая сползти и упасть. И отпускала меня, когда я просыпалась. Несколько раз я попыталась отодвинуть край крыла и выглянуть наружу, но крылья еще плотнее смыкались надо мною. А один раз меня даже шлепнули ниже талии. Такой прозрачный намек я поняла сразу, и попытки высунуть свой пятачок наружу прекратила.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Не знаю, как долго мы пробыли в седле. Я с трудом уже понимала, где сон, а где явь. Кажется, он велел разложить шатер в стороне от обоза. И приказал приготовить горячую воду.
— И кушать, — подала свой голос я и опять засопела, пристроив свои ладошки под щекой.
Кажется, он смеялся. Равно как смеялся и кто-то еще, оказавшийся очень уж близко возле нас.
— Эй, поздороваться не хочешь? — этот "кто-то" щелкнул меня по носу.
А я только поглубже зарылась в куртку, ставшую за этот длинный день мне родной.
А потом я недовольно бурчала, когда мой кокон улетучился и ночной прохладный воздух скользнул по ногам, когда сильные руки оторвали меня от такого теплого тела.
— Ты смотри-ка, вцепилась, словно клещ, — надо мной смеялись.
Но было это как-то совсем не зло. А может, это все причуды сна?
А потом, когда меня несли на руках, я вдруг приоткрыла сонные глаза и увидела перед собой Урласа.
— Чур меня, чур меня, — шлепнула я по лицу это видение. А он, веселясь, куснул меня за палец. Не больно. Шутя.
А затем меня уложили в мягкую постель и накрыли теплым одеялом. Вспыхнула в последний раз свеча, осветив два довольных мужских лица.
— Ох, приснится же такое, — я повернулась на другой бок и тихо засопела.
Глава 15. В коконе
Олих и сам не понимал, почему с таким облегчением встретил ее согласие. Ведь все равно не отпустил бы. Все равно взял бы ее, не откладывая в долгий ящик. Глядя на огонек, завершающий магический ритуал на их руках, ждал, когда же погаснет последняя искорка. И тогда набросится на нее, сомнет, распластает под собой. Заставит орать и просить еще. Он это умел. Он знал все слабые места на женском теле.
Вряд ли его интерес продлится дольше, чем несколько недель. Но в условии озвучил два месяца. Просто так вырвалось. Не отступать же?
А когда последняя искра угасла, оставив на ее коже нежную вязь, опрокинул девушку себе на руку. В штанах было нереально тесно. Рыжий треугольник так манил, что хотелось ворваться немедленно. Увидеть, как открываются от изумления ее глаза. А может, и мольбу услышать о пощаде. Насладиться болезненным всхлипом. С любой другой именно так бы и сделал. Распластал бы прямо здесь, на скале.
Но видя, как покорно ее изможденное тело отдалось его рукам, как безропотно, всего лишь облизнув пересохшие губы, была готова отдаться ему, вдруг остановился.
Сам не понимал, почему. Не понимал сейчас, глядя в ее изумрудные глаза, необычно доверчиво смотревшие на него. Кажется, она вовсе не догадывается, в чьи лапы попала.
Не понимал, почему отступил, когда забросил ее на Гора. Наслаждался тем, как естественно она оперлась о его грудь и схватила его за руку, как шелковые волосы, растрепавшиеся на ветру, окутали его обнаженный торс, забираясь, щекоча, под куртку.
Приближаясь к обозу, вдруг захотелось спрятать принадлежавшее ему тело от чужих взоров. Искренне не понимал, почему она вдруг с такой благодарностью на него посмотрела. А затем обняла ногами, залезла под куртку руками, обжигая его своими ладошками, своим дыханием.
Какое-то извращенное наслаждение получал, удерживая обессиленно заснувшую девушку в своих руках. Ведь мог бы просто сгрузить ее на телегу, ан нет.
Даже Урлас не сразу догадался, почему брат так молчалив и так односложно отвечает на вопросы, почему закрылся крыльями, словно в панцырь спрятался.
Атот так и подумал, что Олих упустил девчонку. И раздумывал, не послать ли за ней охотников. А почему нет? Он знал тяжелый характер брата. Вряд ли такая неудача добавит ему мягкости. Им предстояла последняя остановка перед тем, как они вступят в земли Артавии. Несколько дней им придется ждать, пока подтянется еще один обоз, который вел еще один сводный брат Олиха. Так что времени на поимку вполне достаточно.
