— Дождь кончается. Мне и правда пора!
Софи целует Эрика, он шалеет от аромата жимолости — те же духи! — обнимает ее, пугается, но Софи не отстраняется, у нее перехватило дыхание, она не говорит ни слова, и это молчание более чем красноречиво.
Барменша деликатно отводит взгляд в сторону, суетится, переставляет банки с чаем и роняет чашку. Софи вздрагивает и стремительно уходит, даже не взглянув на Эрика.
Барменша смущенно улыбается, извиняясь за то, что разрушила очарование момента. Эрик кивает — ничего страшного. Он запрещает себе смотреть вслед Софи и думает, какие ноты купить, чтобы его обман стал обманом наполовину. «Вальсы» Брамса подойдут — их хорошо играть на бис, лучше, чем сюиту Форе «Долли», она слишком слащавая. С Хисако ему следует избегать сюжета о детях. Сама она к этой теме больше не вернется, но материнская струнка в ее душе остается постоянной угрозой их благополучию. Дуэт Берней не может осложнить свою жизнь младенцем. Хисако не должна так с ним поступать.
* * *
Полная безнаказанность за свои поступки — одно из главных преимуществ холостяцкой жизни. Можно разнюниться, взгрустнуть о прошлом, и никто над тобой не посмеется. Софи могла бы повесить табличку с этой истиной над дверью своей квартиры. Она заваривает чай, кладет на тарелку кофейный эклер и корзиночку с малиной, несет поднос на кровать, раздевается (она спит голой), залезает под теплое одеяло и включает телевизор без звука. Софи ест руками — так вкуснее. Ее квартира обладает уникальной способностью отвергать «инородные тела» — любовников, друзей и даже домашних животных, — даря взамен тепло, мягкий свет и запахи пряностей. Квартира Софи — берлога и шкатулка, сцена и кулисы.
Этим вечером Софи нервничает, как животные и особо чуткие люди перед грозой, хотя ночь стоит тихая и безлунная. Через открытое окно в комнату проникает аромат сирени (жильцы обязаны этой роскошью талантам консьержки).
Софи уже десять лет живет в собственной двухкомнатной квартире, десять лет она воспринимает жизнь скорее с хорошей стороны. Маленькие радости, поблажки самой себе… Софи скоро тридцать, и жизнь у нее счастливая и гладкая. Иногда, очень редко, Софи вспоминает былые честолюбивые надежды, но любовь к комфорту, к размеренной и беспечальной жизни давно заглушила желание бороться за место под солнцем и делать карьеру.
Софи еще глубже закапывается в одеяло и вспоминает, какое сладкое чувство испытала, какой молодой себя почувствовала, когда Эрик ее обнял, хотя этот респектабельный господин и успешный музыкант ей совсем не нравится. Останься она с Эриком, ездила бы сейчас с ним по всему миру… Нет, она не имеет права так думать и не должна ни о чем жалеть. Она не была без памяти влюблена в Эрика в молодые годы, но кто-то должен был стать первым, а он казался ей мягким, нежным, хорошо воспитанным. Природа не наделила Эрика физической привлекательностью, но он умел увлечь собеседника разговором. Софи решила, что Эрик — идеальная кандидатура на роль первого любовника, и их роман продлился полтора года.
Софи доела пирожные и долила себе ромашкового чая. Она пьет медленно, маленькими глотками, чтобы ароматная обжигающая жидкость прогнала ненужные сомнения и помогла уснуть.
В полночь Софи гасит свет и лежит в темноте с открытыми глазами. Мысли — не песенка в музыкальном автомате, их так просто на другие не поменяешь, и Софи не может не думать о мужчине, который ей не нравится, который ей никогда по-настоящему не нравился, но сегодня подарил ей ощущение, что она вернулась к той точке в начале пути, когда ее жизнь могла пойти совсем иначе.
Нужно все забыть и думать о завтрашней встрече с директором музыкальной школы — ей необходимы несколько лишних часов. Завтра она заберет белье из прачечной, примерит красное платье в магазинчике на углу и, возможно, купит его наконец, чтобы порадовать себя. И ее жизнь останется прежней.
Телефонная трель вырывает ее из полудремы.
— Софи, это Эрик. Я тебя разбудил?
— Нет… Конечно, нет.
— У тебя все в порядке?
— Конечно, в порядке! Почему ты шепчешь? Скоропостижно потерял голос?
— Да… то есть… нет. Я говорю от входной двери. Это в десяти метрах от спальни жены.
— Понятно.
— Ты и сама говоришь негромко.
— Потому что вокруг темно.
— Я тоже в темноте.
Эрик сидит на полу. Ему холодно. Ему захотелось услышать голос Софи, он вылез из постели и пошел звонить, не одеваясь.
— Я хотел сказать… наша встреча выбила меня из колеи. Я ничего не планировал. Просто хотел узнать, как ты теперь живешь.
— Я тоже чувствую себя растерянной и смущенной, Эрик. И очень рада, что не я одна.
Софи улыбается — сама того не сознавая, она весь день надеялась, что Эрик позвонит.
— Я был уверен, что ты почувствовала то же, что и я. Я тебя обнял — и ты меня не оттолкнула.
— Почему, Эрик?
— Я уже сказал — это был порыв. Когда я понял, что ты вот-вот исчезнешь, мне захотелось… вспомнить запах твоей нежной кожи. Ничего не изменилось.
Софи не могла бы сказать о себе того же, но ей нравятся слова Эрика, и она молча слушает, поощряя его откровения.
— Ты не разозлишься, если я признаюсь, что страстно желал тебя сегодня?
— Нет. Со мной произошло то же самое, — легко лжет Софи. — Мы не должны, Эрик, ты женат и любишь свою жену.
— Ну конечно, люблю! Она бы и тебе понравилась, не сомневайся. Но мужчина всю жизнь помнит первую любовь. Меня не грызет совесть за то… что я ощутил, ведь я знал тебя до Хисако, и то, что происходит между нами, никого, кроме нас, не касается.
— А что между нами происходит, Эрик?
— Пока не знаю, это застигло меня врасплох. Скажи, что будет, если я прямо сейчас к тебе приеду?
Софи лениво потягивается. Дерзость Эрика искушает, ей хочется поиграть и повысить ставки.
— Я пущу тебя под одеяло, и мы будем до утра заниматься любовью.
— Никуда не уходи, я еду.
Эрик быстро вешает трубку — ему послышался какой-то шум.
— Эрик! — заспанным голосом зовет Хисако.
— Да, любимая, — отвечает он, делая вид, что идет из кухни.
— Куда ты исчез?
— Не мог заснуть. Решил выпить воды.
Хисако берет мужа за руку, ведет его за собой в спальню.
— Ты замерз. Ложись, я тебя согрею!
Эрик подчиняется, чувствуя облегчение: не нужно осуществлять безумную затею. Нежная теплая Хисако уже спит в его объятиях, прижавшись щекой к груди.
Софи не могла принять его слова всерьез. Она не должна предъявлять права на него. Позвонить и сказать, что не приедет? Исключено, проснется Хисако. Его жена, его любовница, его гениальная партнерша по дуэту Берней. Завтра утром они начнут разбирать «Вальсы» Брамса. Потом полетят во Франкфурт. Если будет свободная минута, он позвонит Софи и извинится. Впрочем, учитывая резерв времени и количество дел, такая минутка вряд ли появится скоро.
Глава 17
Декабрь 1986
Дорогая Матушка!
Как твое здоровье?
Пишу тебе из Женевы, где мы уже четыре дня записываем первый диск полного собрания произведений Шуберта. Играть без публики — особое дело: не знаешь, кто будет тебя слушать, кроме того, когда запись сделана, интерпретацию уже не изменишь. Я бы предпочла несколько раз сыграть Шуберта в концертах, а уж потом записываться, но Эрика не переубедить. Для него важно оставить след. Он часто говорит, что, когда нас с ним уже не будет, записи расскажут, каким был дуэт Берней. Мне не нравится, что он думает о нашей смерти, но он только смеется — мол, составленное завещание еще никого не убило.
Кстати, о завещании: если все будет идти как идет, нам никогда не придется писать общее завещание! Эрик и слышать не желает о детях. Я бы хотела поверить твоим утешениям и думать, что все переменится, но, боюсь, это не так. Чем быстрее растет наша известность, тем чаще он говорит, что мы должны работать еще больше, что музыка важнее личной жизни. Ожидание и рождение ребенка остановит работу на многие месяцы, и наша карьера пострадает. Эрик говорит, что я стану отдавать все свое время и силы ребенку и пренебрегать нашим дуэтом. Он считает, что не способен быть отцом, не хочет иметь детей и просит меня пожертвовать материнским инстинктом ради любви к нему. Ты предупреждала меня, как опасно неповиновение мужу. Я люблю Эрика больше всех на свете и не осмелюсь противоречить ему в столь важном для него вопросе.
Надеюсь, что не утомила тебя такой длинной преамбулой, она была совершенно необходима, чтобы ты с легким сердцем согласилась принимать от меня деньги, которые я собираюсь каждый месяц посылать на содержание брата. У меня не будет детей, и мое сердце радуется, что я помогу малышу счастливо жить в этом низком мире. Я хочу, чтобы он ни в чем не нуждался, но главное, чтобы вы с отцом воспитывали его и ни о чем не беспокоились. Мне понадобилось много времени, чтобы понять и простить вам сделку с мадам Фужероль, но след обиды навечно пребудет в моем сердце. Я посылаю деньги, чтобы мой брат не попал под власть этой женщины. Она не плохая и не злая, но никогда не будет ему лучшей матерью, чем ты. Умоляю тебя согласиться. Нет ничего постыдного в том, чтобы живущая за границей и хорошо зарабатывающая старшая сестра помогала деньгами своей семье. Для меня же это будет не только счастьем, но и своего рода утешением, раз уж муж понуждает меня к такой невыносимой жертве. Я думаю о вас и шлю тысячу нежных приветов тебе, отцу и, конечно, маленькому Такаши.
