Странное это было чувство – словно идешь по канату, натянутому над широкой улицей.
Корт уже начал подсыхать и твердеть. Туфли Хью оставляли четкие, но не очень глубокие следы. Он старался не наступать на другие отпечатки и поэтому, прежде чем подойти к трупу Фрэнка, сделал довольно широкий круг. Затем он внимательно изучил детали.
Следы Фрэнка шли по косой линии от проволочной двери к середине корта и обрывались примерно в десяти футах от сетки. Здесь Фрэнк упал. Завязалась борьба, либо кто-то нарочно попытался взрыхлить почву вокруг тела.
Поверхность корта в этом месте была буквально перепахана по широкому кругу, следы старательно затерты каблуками; настолько, что было почти невозможно определить, где Бренда несколько позже поставила тяжелую корзину для пикников.
Фрэнк лежал головой к сетке: одна рука вытянута, плечо поджато, ноги переплетены. Однако, как он стоял, когда на него напали, определить было невозможно, поскольку он перевернулся (или его перевернули) по крайней мере раз. Его голова и плечи оставили вмятины на мягкой поверхности корта. Один конец шелкового шарфа, которым его задушили, был порван его собственными ногтями, когда Фрэнк пытался отвести руки убийцы от своего горла.
Ногти.
При этой мысли Хью похолодел.
Он зажег бензиновую зажигалку, поднес ее к Фрэнку (дело не из приятных) и после тщательных поисков нашел в ворсистом твидовом воротнике кусочек покрытого лаком ногтя Бренды.
Неужели это сделала все-таки она?
Хью не верил, что это она; и все же… Безумная, предательская мысль; мысль, заслуживающая всяческого осуждения. Но она все-таки мелькнула в голове у Хью, что было тем более неприятно в отсутствие Бренды. Если бы она была здесь, если бы он мог ее видеть, он ни за что бы так не подумал. Однако назойливая мысль не покидала его; ведь пока он не увидел труп Фрэнка собственными глазами, он не осознавал всю безнадежность попыток разумно объяснить это «чудо».
«Я говорил ей, – твердил он самому себе, оглядываясь по сторонам, – что отсюда до твердой почвы по бокам корта никак не меньше двадцати четырех футов. А до задней стороны корта и все тридцать пять. Вокруг трупа раскинулась впечатляющих размеров площадка, покрытая песком, которую убийца должен был пересечь, которую убийца явно пересек. Но как?»
Это было невероятно. Вокруг песчаного корта тянулся травяной бордюр с фут шириной. За ним высилась проволочная ограда, которую поддерживали столбы, стоявшие на равном расстоянии друг от друга. Мог ли убийца встать на травяной бордюр и допрыгнуть до взрыхленного участка? Бред! Прыгнуть на двадцать четыре фута? Хью вдруг обнаружил, что в голову ему приходят самые что ни на есть дикие и фантастические идеи. Например, не мог ли убийца пройти сюда но верху проволочной сетки, как канатоходец? А затем перепрыгнуть расстояние в десять футов и оказаться там, где сейчас лежал Фрэнк?
Подобное предположение было еще более безумным;
Хью едва не рассмеялся. И непременно рассмеялся бы при других обстоятельствах. Однако догадка, точнее, уверенность поразила его с быстротой молнии – Фрэнка могли уговорить (и уговорили) пройти на середину корта примерно под таким предлогом. Предположим, убийца сказал: «Послушай, я ставлю десять зеленых на то, что перейду корт по верху сетки». Фрэнк обожал всяческие пари. Хью с отвращением вспомнил свой бурный спор с Фрэнком по поводу какого-то гимнастического рекорда, затеянный при Бренде и Китти. Но пройти по плохо закрепленной сетке, сойти с нее, снова вспрыгнуть и, не потеряв равновесия, вернуться обратно? Невероятно, более чем невероятно!
Но единственной альтернативой этим безумным фантазиям была виновность Бренды.
Хью отказывался верить в нее и в знак этого потряс в воздухе кулаком. К тому же никто не мог бы напасть на Фрэнка и вцепиться безжалостной бульдожьей хваткой в концы его шарфа, не перепачкавшись с головы до пят. Была ли грязь на ногах и коленях Бренды или на ее белом наряде? При всем старании он не мог этого вспомнить. Помнил только грязное пятно на щеке.
Вздор. Невинный вид, пронзительную чистоту глаз, отчаяние, смешанное с надеждой, нельзя подделать. Внутренний голос подсказал: «Не валяй дурака; ты отлично знаешь, что можно; сам не раз видел». Он послал этот голос ко всем чертям и заткнул уши на его нашептывания. Хью осторожно вытащил кусочек ногтя Бренды из воротника Фрэнка и положил к себе в карман.
Он действовал недостаточно быстро. Чувства его были настолько обострены, что он услышал, как кто-то приближается, хотя этот кто-то находился еще в нескольких ярдах: тихий шорох травы, словно от бегущих ног. С южной стороны между тополями он разглядел серебристый блеск длинного вечернего платья.
Это была Китти Бэнкрофт. Она шла поспешными, короткими шагами, поддерживая у колен развевающееся вечернее платье. Губы были подкрашены темно-красной помадой, прямые черные волосы зачесаны за уши. Хью пошел ей навстречу. По ее виду он даже на расстоянии понял, что она уже знает. Ее глаза были широко раскрыты, словно она бродила во сне. Она остановилась, вперила в него взгляд и выпустила подол платья из рук.
– Значит, это правда, – сказала она.
– Да, правда.
Казалось, Китти не могла отвести от него глаз.
– Я не хотела верить, – сказала она, тяжело дыша, – даже уже зная, что это правда. Даже после того, как Бренда сказала мне…
Страх ледяным холодом сковал сердце Хью.
– Вы разговаривали с Брендой? Где?
– В доме. Я только что оттуда. Фрэнк пригласил меня поехать потанцевать с ним и Брендой. Это был последний наш разговор. Он хотел воспользоваться моей машиной. Я приехала несколько минут назад и застала весь дом в смятении: Мария рыдает. Ник твердит, что добьется, чтобы вас повесили, и говорит полиции, что это сделали вы.
– Полиции? – закричал Хью. – Но они еще не могут быть здесь!
– И тем не менее они здесь. В кабинете Ника сидел детектив. Бренда попробовала незаметно проскользнуть наверх и натолкнулась прямо на него.
– Она с ним говорила?
– Конечно. Ей пришлось.
– Что она сказала?
– Не знаю. Мне не позволили остаться в комнате. Но похоже, у нее сдали нервы, когда она увидела этого человека и Ник объяснил ей, кто он такой. Она плакала и хотела видеть вас. Что бы она ни сказала, ее версия, скорее всего, звучала не слишком убедительно. Мария подслушивала в замочную скважину и говорит, что Бренду наверняка арестуют, а может быть, и вас тоже.
Глава 8
Страх
Казалось, в Китти горела глухая ярость. Она подняла руки к вискам, словно желая унять головную боль.
– Это человек из Скотленд-Ярда, – продолжала она. – Тот, который был здесь раньше. Он зачем-то вернулся. Если вы хотите помочь Бренде, вам следует поспешить.
– Но его полномочия не распространяются на этот округ. Он служит в уголовно-следственном отделе столичной полиции. Это дело должно вести окружное отделение. Позже, при желании, они могут обратиться в Скотленд-Ярд, но пока у него здесь не больше полномочий, чем у меня!
– Ничего об этом не знаю, – холодно заметила Китти. – Я знаю лишь то, что он задает Бренде множество неприятных вопросов.
– А я и забыл совсем про этого малого, – пробормотал Хью. – Он совершенно вылетел у меня из головы…
– Да, – с горечью подтвердила Китти. – Да. Ваши мысли были заняты только Брендой, не так ли?
– Что ж, пожалуй, я сам во всем виноват, – сказал Хью.
– Если бы вы не были в нее влюблены, этого могло бы не случиться. Вы пытались ударить Фрэнка граблями по лицу, когда он был уже мертв. Это правда?
– Боже милостивый, нет!
– А Мария говорит, что да. Она говорит, что видела вас. Тогда что вы делали граблями? Это отвратительно! – взорвалась она. – Да я и сама вижу. Что вы делали ими? Именно это захочет узнать полиция.
– Про грабли я могу объяснить хоть сейчас. Спокойно, Китти! Послушайте. Допустим, я слушал не слишком внимательно, когда Бренда упомянула про этого малого, – так скажите, кто он? Она говорила – суперинтендент. Какой суперинтендент? Вы знаете?
– Его зовут Хедли. Почему вы так на меня смотрите? Вы знакомы с ним?
– Да. Мы встречались в суде.
– И он?…
– Да. Таких обычно с некоторой насмешкой называют настоящими джентльменами, но под внешним лоском он круче любого полисмена с моржовыми усами.
Гнев Китти, казалось, угас. Вобрав голову в плечи, она вновь приподняла подол серебристого платья, чтобы он не волочился по траве. Теперь она была похожа на высокую деревянную статую, ярко раскрашенную, полую внутри и наряженную в нелепое платье.
– Извините, Хью. Откровенно говоря, я не виню вас. Но все это так ужасно, так… отвратительно! Взгляните на него. Совсем недавно он был полон жизни, шутил, строил планы на будущее – и вот теперь его засыплют землей, всю ночь на него будет лить дождь, а он даже не почувствует. – Она вздрогнула и сжала длинные костистые пальцы. Ее голос сделался жестче:
