— И все же мне бы так хотелось вам помочь, — бормотал несчастный со слезами на глазах. — Поверьте, я сам себе противен, но я не могу справиться с собой! — Ну же, успокойтесь! Раз мне теперь все известно, мы можем облегчить вашу роль. Вы могли бы передать кому-нибудь форму?
— М-мог бы… Но…
— Что же касается Тизонов, я обговорю это с шевалье де Жарже. А теперь к столу! Вы слышите, колокол зовет нас.
Но оказалось, что Лепитр еще не выговорился до конца:
— Я чуть было не забыл! Тулан и шевалье рассчитывают на меня — я должен изготовить паспорта для королевской семьи. Ведь именно я председатель комитета, который их выдает…
Де Бац, уже почти на пороге, обернулся к нему. В его голосе зазвучало раздражение:
— И что же? Что в этом трудного? У вас все под рукой — | бланки, печати, необходимые подписи…
— Несомненно, но…
— Если вы боитесь, что у вас задрожит рука, пока вы будете их заполнять, принесите бумаги мне. Уж я сумею сделать их подлинными!
— В таком случае…
Губы Лепитра едва шевелились, он казался совершенно потерянным, и барон подумал, что придется либо постоянно следить за ним, либо вообще избавить его от участия в заговоре. Однако это решение — радикальное — его не устраивало. Лепитр оставался комиссаром в Тампле, в его руках были официальные бланки паспортов. Конечно, де Бац мог состряпать какие угодно документы, но кто защитит королевскую семью лучше ее врагов? Нет, Лепитра трудно, а может быть, и невозможно заменить… Придется за ним следить, но кому поручить это? Конечно, лучше всего подошел бы солдат Национальной гвардии Питу, которому форма открывала доступ всюду. Только вот где сейчас Питу и когда он вернется? Тулан и Жарже наверняка хотят привести план в исполнение как можно быстрее, и де Бац в этом был с ними абсолютно солидарен.
Оставалось одно: постараться успокоить Лепитра. Подходящий момент представился после обеда, когда благодушный, очарованный улыбкой Мари преподаватель решился признаться, что сочинил вместе с госпожой Клери романс. Его вдохновила смерть Людовика XVI. Свое творение он посвятил Людовику XVII и представил на суд королевы. Ободренный вниманием прелестной женщины, он достал из кармана листок и осмелился прочесть:
О чем ты плачешь, матушка?
Ты смотришь на меня
Глазами, полными печали.
Я вижу в них твою душу…
На глазах Лепитра снова появились слезы. Последний куплет, посвященный Мадам Елизавете, он прочел, отчаянно всхлипывая.
Чтобы дать гостю время прийти в себя, Мари с энтузиазмом зааплодировала и многозначительно взглянула на Жана, призывая его тоже выразить восторг.
— Прелестно! — воскликнула молодая женщина. — Сколько чувства в этих стихах, и как хорошо вы их прочли! Королева должна была испытать настоящее утешение, слушая их…
— Я надеюсь, потому что она меня поблагодарила. А когда я вернулся в Тампль спустя неделю, меня пригласили в комнату Мадам Елизаветы. О, если бы вы знали, какую ни с чем не сравнимую радость мне пришлось испытать. Я услышал мой романс в исполнении маленького короля, которому аккомпанировала на клавесине его сестра. Ах, какие минуты! Ее величество не смогла сдержать слез… Да что там, мы все плакали…
Де Бацу эта история показалась чересчур слащавой. Он уже решил было поинтересоваться, не плакали ли супруги Тизон вместе со всеми, но удержался от колкости. Надо было использовать чувства Лепитра, который пребывал на седьмом небе от похвал Мари. Наконец-то скромный учитель словесности пережил момент, когда им искренне восхищались.
— Дорогой друг, — мягко укорил его барон, — мне кажется, что вы подвергли себя слишком большой опасности, так неосторожно проявив свое душевное благородство. Но теперь для вас будет лучше держаться подальше от королевской семьи, быть немного строже по отношению к ним. Вы должны действовать исключительно в тени других. Было бы просто трагедией, если бы из-за вашей преданности наше дело сорвалось.
— Вы хотите, чтобы я перестал принимать в нем участие? — спросил Лепитр с ноткой надежды в голосе.
— Нет, я полагаю, что вас невозможно заменить. Но я хотел бы предложить вам следующее. Только прошу вас, не сочтите это за оскорбление — я ни в коем случае не ставлю под сомнение ваше бескорыстие. Короче говоря, я собираюсь передать вам достаточную сумму денег, чтобы после приведения плана в исполнение вы и госпожа Лепитр могли покинуть Францию и жить за ее пределами так, как вам будет удобно.
— Я должен эмигрировать? Но как же моя школа?
— Я боюсь, что рано или поздно вам все равно придется отказаться от преподавания. Поэтому следует продумать все заранее. Вы сможете открыть новую школу, например в Лондоне, для многочисленных детей-эмигрантов. А потом — я верю, что этот день наступит, — вы сможете вернуться в Париж, в вашу школу… Если, конечно, благодарный король не предложит вам возглавить королевский коллеж.
От таких перспектив у немного опьяневшего Лепитра голова пошла кругом. Он никогда не был красавцем — маленького роста, с круглым животом, чуть прихрамывающий на одну ногу. В нем не было ничего от Аполлона, но после слов де Баца его лицо стало почти прекрасным. А хозяин дома пустил в ход последний аргумент:
— По-моему, вам лучше всего уехать из страны одновременно с королевской семьей. Я сам за этим прослежу…
Когда Лепитр прощался, он был все еще во власти грез.
— Должна сказать вам, друг мой, — вздохнула Мари, — ваши слова преобразили его совершенно.
— На это Я и надеялся. Счастлив, что вы это заметили.
— А сначала он был таким грустным. Неужели вы и в самом деле хотите привлечь его к участию в вашем заговоре? Мне кажется, это слишком рискованно.
— Дорогая моя, речь шла о совсем другом заговоре. Когда Лепитр вошел в наш дом, я ничего о нем не знал. Но предложенный план показался мне интересным.
— И Лепитр — душа этого дела?
— О нет! — расхохотался де Бац. — Этого несчастного раздирают желание послужить королю и страх за собственную шкуру. Пока планы существуют только на бумаге, в нем бушуют силы льва, но как только их надо осуществлять, он становится труслив как заяц. Так что, мой ангел, я отправляюсь в Париж. И обязательно навещу монастырь.
Мари зябко закуталась в шаль насыщенного красного цвета, которую Жан привез ей в подарок из Лондона. Ей вдруг показалось, что в комнату ворвался морозный воздух улицы.
— Это означает, что я не увижу вас сегодня вечером? И, вероятно, еще несколько дней…
— Сегодня вечером я действительно не вернусь. Шевалье де Жарже живет довольно далеко, но его дом рядом с домом Балтазара Русселя. Я переночую у него. Поцелуйте меня, пока я еще вам нравлюсь. Боюсь, что через час я буду вызывать у вас отвращение…
