Раймонд Тырва был прав. Растерянность ученика у доски уже невозможно оценивать прежними мерками. Перед боем важны предпосылки, а в бою — результат. В этом смысле военврач Артяев не выглядел уж таким бездушным сухарем.
— Какой же он военврач? — рассмеялся Лека Бархатов и объявил, что петлицы на гимнастерках у медиков бывают только зеленого цвета.
Для окончательного выяснения возникшей проблемы пришлось после уроков завернуть в магазин военной книги, ибо у преподавателя Артяева командирские знаки различия — шпалы и медицинская эмблема — были пришпилены на черном сукне.
— Черные петлицы артиллерийские, — объяснял Бархатов. — Отец сказал, что никаких исключений не бывает.
Ленина загадка Майдану показалась занятной. Он одолжил у Бархатова денег и на всякий случай купил в магазине плакат с цветными рисунками формы командиров Красной Армии.
— Зачем тебе эта наглядная агитация? — спросил Тырва, когда они вчетвером садились в трамвай.
Димка и сам еще не знал зачем. Морских командиров на плакате не было. У моряков свой наркомат и плакаты тоже свои, отдельные. Но форма одежды Артяева пока еще оставалась загадочной. Плакат мог пригодиться.
* * *
Они попали в один трамвай потому, что вместе ехали в гости к Антону Донченко. Антон едва дождался приказа о введении формы. В первый же день он предложил Леке Бархатову прибыть к нему после уроков с официальным визитом. Но одного Леки ему показалось мало. Действуя уже по собственной инициативе, Донченко решил пригласить и Раймонда Тырву. Пусть сам убедится, какова у него дома «обстановочка», Тырва охотно согласился. Третьим гостем оказался Майдан. Он попал в компанию случайно, поскольку как раз стоял рядом с Раймондом и спорил насчет судьбы своего приятеля Куржака. Впрочем, Майдан не мог оказаться лишним. Димка выступал в роли катализатора. Он один мог разговорить буку Раймонда. Донченко опасался, что без Димкиных талантов нашествие гостей не произведет на сестру необходимого впечатления.
Ехидный план Донченко удался на все сто процентов. Жанна открыла им дверь и отступила в растерянности. Димка Майдан не дал ей опомниться.
— Здороваться коротко, четко и лаконично, — объявил он на всю прихожую. — Как подобает военным морякам! Представляю, слева направо: командир первого отделения второго взвода третьей роты второй Ленинградской военно-морской специальной школы Наркомпроса РСФСР товарищ Тырва Раймонд Гансович…
— Чего стоишь, как чухонская молочница? — подтолкнул Димка приятеля. — Надо поцеловать даме ручку!
Жанна сверкнула глазами в сторону брата и на всякий случай спрятала руку за спину.
— Помощник командира упомянутого взвода, — вещал Димка, как радиодиктор, — товарищ Бархатов Алексей Михайлович, кличка вне строя — Лека, и рядовой краснофлотец, виноват, ученик Майдан.
— Какие вы смешные, мальчики, — сказала Жанна. — Такие все одинаковые и стриженные «под ноль».
Лека сразу пожалел, что явился в гости. Хозяйка с порога ударила по самому больному месту. А Димка ничуть не смутился.
— Первое впечатление обманчиво, — балагурил Майдан. — Могу засвидетельствовать, что оболванены головы, и только снаружи. Это не отразилось на их содержании. На примере Леки ты можешь убедиться, что стрижка все-таки фасонная. С затылка — «два ноля», а спереди — машинкой первый номер.
Бархатов вспыхнул. Когда он пришел в парикмахерскую выполнять приказ по спецшколе и посмотрел в зеркало на свою прическу, оказалось невозможным выговорить роковые слова. Мастер снял ему шевелюру по периметру. Лишь сверху оставался кургузый, но все же прямой пробор. В школе компромисса не оценили. Не помогло и привилегированное положение младшего командира. Наоборот, Михаил Тихонович Святогоров очень вежливо и интеллигентно стал намекать, что помощник командира взвода обязан показывать пример.
А ротный командир Оль церемониться не стал. Оль прямо заявил, что о прическе надо забыть. И дал срок. Четверо суток Бархатов вел тяжелые арьергардные бои. Парикмахеры смеялись, как смеялась и Жанна. Жанна тоже не понимала, чего стоила борьба за каждый миллиметр.
— Вот приняли бы в спецшколу, — сказал ей Лека, — тогда тебе было бы не до смеха.
— Положим, — возразила Жанна, — на меня бы этот приказ не распространялся.
— Опять исключения? — напомнил Тырва. — «Разве жизнь можно строить на исключениях?»
Теперь развеселился и Лека. Жанна холодно окинула его взглядом и удалилась в свою комнату. Лека смутился. Антон, укоризненно покачав головой, процитировал:
— «Вы меня знаете? Вы меня еще не знаете!» — предупредил подпоручик Дуб бравого солдата Швейка».
Раймонд улыбнулся, а Димка захохотал. Громкий смех его разносился по всей квартире. Жанна догадывалась, что мальчишки прохаживались по ее адресу.
Она вскоре появилась в столовой с тряпкой в руке и стала с независимым видом вытирать пыль с буфета. Антон, однако, заметил, что сестра успела переодеться в любимое платье из синей шерсти, но от комментариев благоразумно воздержался. Тем более что на сестру никто из гостей не обратил внимания. Димка Майдан рассказывал, как сегодня утром по пути в школу они с Генкой Ковровым лихо козыряли встречным командирам. И командиры отвечали. Димка мог утверждать это с абсолютной достоверностью, поскольку каждый раз ловко скашивал глаза, чтобы не упустить ответного жеста. А двое гражданских дядек, оглядев их с головы до ног, сказали вроде бы с сожалением:
— Этим служить до деревянного бушлата!
— Так зовут на флоте обыкновенный гроб, — пояснил Раймонд, слегка обернувшись к буфету. Раймонду ничего не ответили.
— Вспомни лучше, — обратился к Майдану Бархатов, — как в строю честь отдавал.
Димке вспоминать об этом совсем не хотелось. На утренней справке, после того как Лека тщательно и с видимым удовольствием изучил степень сияния пуговиц, сверкания ботинок и чистоты носовых платков, ко второму взводу подошел сам военрук. Глаза его смотрели весело и пронзительно. Они так сверкали, что сразу и нельзя было догадаться, что они маленькие и глубоко спрятаны под кустистыми и блестящими бровями. Флотский вид учеников вполне удовлетворил военрука. Он как будто подмигнул Майдану, намекая об их совместных мучениях в баталерке.
Когда ученики строем следовали мимо Радько, направляясь в классы, Майдан вдруг вскинул ладонь к бескозырке и отдал честь. Он вложил в это столько признательности, что военрук сразу обратил на Диму внимание.
— Ученик Майдан! Выйти из строя! — скомандовал Радько.
Димка подошел к нему с уставным докладом точно так, как учили на школьном дворе.
— Почитайте, Митя, еще раз строевой устав, — посоветовал ему военрук. — И тогда наверняка запомните, что в строю честь не отдают.
Димка думал, что этого разговора никто не слышал, но, оказалось, ошибся. Помкомвзвода Бархатов был внимателен и глухотой не страдал.
— Ну как, «Митя»? Изучил строевой устав? — смеялся Лека и по привычке провел рукой, поправляя отсутствующую прическу.
— Это мне за фасонную стрижку, — догадался Майдан.
Вызов был принят, но дуэль не состоялась. Дело в том, что в комнате больше не оставалось пыли. Жанна отложила тряпку и вмешалась в беседу гостей.
— Не надоели еще солдафонские воспоминания? — спросила она у Бархатова. — Где стихи? Обещал — давай сюда!
Но пропаганда произведений нового поэта оказалась не таким уж простым делом. Лека Бархатов попробовал спеть песню, но у него не было слуха, а остальные ребята забыли слова.
— Звездочки с небес явно не хватаете! — ехидничала Жанна.
— Сюда бы Аркашку Гасилова, — пожалел Антон. — У него хорошо получается. Даже военруку понравилось.
— Есть у нас во взводе такой «гогочка», — снисходительно объяснил Бархатов. — Доверху набит морскими стихами.
— Почему же тогда он не здесь? — спросила Жанна.
— Лека пробовал уговорить, — улыбнулся Раймонд. — Ничего не получилось. Гасилов утверждает, что эти стихи не для девчонок.
— Вот как? — сверкнула глазами Жанна. — Очень жаль, что не уговорил. Никогда бы не поверила, что у младших командиров вашего класса такой куриный авторитет.
Димкин тренер в секции бокса назвал бы такую реплику ударом ниже пояса. Лека Бархатов с этой минуты стал думать только о том, под каким предлогом откланяться. Но Раймонд Тырва и не подумал принимать реплику на свой счет. Наоборот, он так улыбнулся, что Жанна вздрогнула.
Чтобы разрядить атмосферу, Антон вспомнил, как однажды Гасилов притащил в класс газету, где писали о спецшколе, и читал ее с выражением, как морские стихи:
— «Было весело и оживленно. Но уже чувствовалась некоторая, если можно так выразиться, выправка…»
— А теперь покажи свою выправку, — сказал тогда Аркашке Лека Бархатов и скомандовал: — Смирно! Напра‑ву!
