— Нет. Это писатель?
— Детектив.
— Книга так называется, что ли?
— Да нет! Детектив, это человек, который расследует разные преступления.
— А как ты его читал?
— И жанр, который описывает такие расследования, тоже называется «детектив».
— Че-то херня какая-то..? — не понял Бьернсон, — И то «детектив» и это.
— Ну ты даешь, — изумился Семеныч, — Даже я знаю! Вот смотри: этот брусок он какой?
— Деревянный…
— И ты тоже «деревянный», хоть и не брусок. Понял?
— Я тебе сча в ухо дам за такие сравнения, — Бьернсон отобрал у Гвоздева обломок косяка, которым тот постучал ему по лбу и разломал в труху, — Хотя знаешь… Кажется понял… Так этот Серго Вукович детектив в прямом смысле, а ты читал про него в «детективах» которые книжки? То есть в переносном смысле?
— Ты знаешь, что такое «в переносном смысле», но не знаешь про такой жанр как «детектив»?
Слободан озадаченно уставился на него. Бьернсон пожал плечами давая понять, что ему мало интересно, какие знания и каким путем залетели к нему в голову.
— Ладно… Для простоты будем считать, что так и есть. Только про детектива Вуковича не в книжках писали, а в газете. Когда отец с другими мужиками каждую субботу собирался по вечерам выпить пива, они брали газету и перечитывали заметки о его похождениях. А я слушал. Там очень интересно все было. Как он маньяков ловил, убийц, грабителей.
— То есть этот Вукович у вас очень известный мужик?
— Конечно. Он в битве при Елсинках участвовал, а потом уехал в Гюйон и стал там детективом полиции. Очень известным, раз про него в газетах пишут. А у нас в Белгране знаменитостей не богато, тем более таких, чтобы их в других странах знали.
— Ну допустим… — Бьернсон кивнул шарахнувшись башкой о кирпичный свод, но даже не заметил этого, — И при чем тут эта комната?
— Вукович и другие детективы всегда делали выводы о том, что произошло, по всяким деталям. Вот как тут. Стул, веревка, капли воска, окно разбито с этой стороны… И из их наличия можно сделать выводы, что тут произошло.
— Это как?
— Еще деревяха есть? — заозирался Гвоздев, — На тебя удары твердым по тупому благотворно влияют, походу. Думать начинаешь.
— Вы тут все дохуя умные что-ли?
— Да кому и баран — академик. Даже я уже понял. Стул, веревки — значит кого-то тут к стулу привязали. Потом он отвязался, окно выставил и съебался. Я только не понял, при чем тут свеча…
— Возможно его перед этим допрашивали? — предположил Слободан, — Электрического освещения тут нет, так что ему пришлось взять свечу. Он стоял с ней вот тут… А значит стул с пленником находился тоже где-то тут.
— А потом он вырвался, прибил того, кто его допрашивал, — радостно закончил Бьернсон, — И спалил тут все нахуй!
— Это ты с чего взял?
— Ну ты же выводы делаешь? Я тоже сделал.
— Я имею ввиду — на основании чего?
— Тухлятиной воняет — значит где-то труп. И окно разбито. Если окно не вставили и труп не нашли, значит не до того было. А если было не до того, значит пожар случился сразу после побега. А кто имеет серьезный повод тут все нахуй спалить как не тот, кого к стулу примотали? Я бы вот, именно это и сделал.
— Ты нахера палку сломал!? — завопил Семеныч падая на колени и сгребая щепу, — Она, походу, волшебная была! Один раз тебя по лбу тюкнул и как мозги заработали!
— Дело, скорее, не в палке, а в ударе… — предположил Слободан, — Но догадка хорошая.
— А еще я сделал вывод, — довольный похвалой Бьернсон расплылся в улыбке, — Что воняет не отсюда. Запах пошел, когда я эти две двери выдернул. Тут пахнет терпимо, значит он в соседней комнате.
Слободан, который теперь нес фонарь, сунулся в оставшуюся комнату и тут же выбежал, едва сдерживая рвотные порывы.
— О! А вот и очередное подтверждение моей правоты!
— Да… Похоже на то… Только там тоже почти пусто… И тело я не увидел.
— Может плохо смотрел? Дай как я гляну… Я покрепче…
Отобрав у Слободана источник света, Бьернсон смело шагнул в вонючую неизвестность. Запах там стоял такой, что было желание немедленно ретироваться, но гордость не позволила выскочить сразу, так что он, содрогаясь от спазмов, принялся шарить лучом по сторонам. Из мебели внутри был только старый стол и три таких же стула как и тот, что стоял в соседнем помещении. Спрятать в них кого-то очевидно не было никакой возможности. Тут организм решил, что с него хватит.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Вот это и называется: «Блюет дальше чем видит», — прокомментировал Семеныч, глядя на Бьернсона который вывалился в коридор и согнулся, держась за стену, — Ну что — нашел?
— Нет… Там только мебе-е-ель…
— Но запах точно оттуда… Может он, падлюка, под люком?
— Под каким люком? — не понял Слободан.
— Да Хомстед мне люк заказывал… Странный. Размером пять пядей на пять с кутыркой. Из котельного железа — десятки. И по краю усиленный. Со скрытыми петлями… Чтоб он на кронштейнах, при открывании, вот так вот отходил. Наебался я помню с ним… Тут же ни резака, ни сварки толковой… А как сделал, он меня еще замком озадачил. Чтобы ригели на четыре стороны и оттакенные. А потом все чертежи забрал и сжег… Я их, как дурак, рисовал, а он их в камин.
— Ему нужен был люк для потайного убежища?
— Ясен хер… «Старый Ублюдок» как боевая единица так себе, а грабить на острове не то что бы ассортимент. Форт, склады и губернаторский особняк. Не промахнешься. И старой доброй традиции подвесить губернатора над углями, чтобы тайники все выдал, тоже никто не отменял.
— Думаешь, он залез туда и сдох?
— При пожаре в таком месте прятаться идея так себе. Не сгоришь так задохнешься, но Хомстед жадный был. Так что если у него внутри барахло или деньги, мог за ними сунуться, да там и остаться.
— Так… — Бьернсон отдышался, — Сейчас мы выйдем, проветримся, перетащим на «Ежа» еду и пойло, потом подумаем насчет этого люка. Сука… Я теперь понимаю, почему, когда воняет, люди спрашивают: «Кто тут сдох?»
Назад все трое возвращались как пираты ограбившие монастырь. Впереди гордо шагал Бьернсон с бочкой хереса и окороком в руке. За ним Слободан волок головку сыра и ящик с бутылками. Замыкал процессию Гвоздев, волокущий на спине мешок картошки. Увидевший их Куба, от жадности и ревности чуть не навернулся за борт.
— Это вы чего? — поинтересовался он глотая слюну, — Нашли что ли?
— Да. Причем тут только малая часть… — откусить кусок от окорока было задачей сложной, но Бьернсон сумел демонстративно отгрызть шмат мяса, — Тролль — пошли. Сейчас притащим остальное.
— А мы пока со Слободаном ухой займемся, — Семеныч потер руки, — Давай — ты рыбы налови, а я пока картошку почищу.
— Давай лучше наоборот… Из меня рыбак не очень.
— А мне что делать? — вылез из машинного забытый за этим всем Брава.
— Отмой самый большой котел и разведи костер на берегу. Я сейчас настоящей ухи наварю. Правильной… Вот как надо…
Тролль с Бьернсоном на пару обладали просто чудовищной грузоподъемностью, так что содержимое обоих кладовых было перебазировано на борт всего за три ходки.
— Так… — стоя посреди этого великолепия Бьернсон огляделся, — Консервы не трогаем — они про запас. Дорогое пойло тоже.
— Почему? — не понял Гвоздев.
— Потому, что мы в нем нихера не понимаем. Да и на вкус — дрянь.
— С чего ты взял?
— Да я, когда на «Интернационале» ходил, попросил у их старпома попробовать какое-то вино. Три, ебать его ногой, голдмарки за бутылку. А на вкус — кислятина. Я бы выплюнул, если бы не цена. А он его цедит и нахваливает. Так что лучше мы его продадим тем кто понимает. А пить будем вот это вот… — выбив пальцем пробку, Бьернсон отхлебнул прям из бочки, — Сладкое, крепкое — то что надо!
Вытерев бороду, он покосился на Кубу, который уже подбирался с кружкой наперевес.
— А ты чего сюда пришел? Сам же остров поделил и сказал, что каждый сам за себя.
— Да хули ты начинаешь? Я ж не знал, что вы вино найдете?
