Положение в стране в целом и в особенности во многих провинциях, где теперь процветало единоличное правление, становилось все более напряженным. Отдельные члены Конгресса были брошены в тюрьму за обычную деятельность. Крестьяне громко требовали избавить их от возобновившегося гнета мелких чиновников и полиции, которые стремились заслужить расположение начальства путем всевозможных вымогательств, производившихся под предлогом войны. Требования предпринять какие-то действия в связи с создавшимся положением становились все более настойчивыми, и Конгресс на своей ежегодной сессии, состоявшейся в марте 1940 года в Рамгархе (провинция Бихар) под председательством маулана Абул Калам Азада, решил, что единственный оставшийся путь — это организация гражданского неповиновения. Однако в тот момент Конгресс не предпринял каких-либо конкретных шагов, а лишь призвал народ готовиться.
Создавалось ощущение все более углубляющегося внутреннего кризиса. Конфликт казался неизбежным. Закон об обороне Индии, принятый в качестве военной меры, широко использо-валсй для подавления самой обычной деятельности и для арестов и заключения в тюрьму людей, часто даже без суда.
Внезапное изменение в ходе войны, приведшее к вторжению немцев в Данию и Норвегию, а немногим позднее к неожиданному крушению Франции, произвело огромное впечатление. Реакция народа была, разумеется, различной, но тотчас же после Дюнкерка и в период воздушных бомбежек Англии наблюдалось глубокое сочувствие к Франции и Англии. Конгресс, готовый было начать кампанию гражданского неповиновения, не мог и думать о подобном движении, пока решалась судьба самого существования свободной Англии. Конечно, находились люди, которые считали, что затруднения и опасности для Англии создавали благоприятные возможности для Индии, однако руководители Конгресса решительно возражали против того, чтобы обстановка, чреватая такими опасностями для Англии, была использована подобным образом, и заявляли об этом публично. На время всякие разговоры о гражданском неповиновении были оставлены.
Конгресс предпринял новую попытку прийти к соглашению с английским правительством. Если в прошлый раз он выдвинул далеко идущие требования, предусматривавшие не только реформы в Индии, но и заявление Англии о ее целях в войне, то на этот раз его предложение было кратким, лаконичным и касалось одной только Индии. Конгресс требовал признания свободы Индии и учреждения центрального национального правительства, что предполагало сотрудничество различных партий. На этой стадии от английского парламента не требовали принимать каких-либо новых законов. Конгресс предлагал, чтобы национальное правительство было образовано вице-королем в рамках существующей конституции. Рекомендованные изменения, сколь бы важными они ни были, могли быть осуществлены на основе соглашения и договоренности. Конечно, за этим должны были последовать юридические и конституционные изменения, но их можно было обсудить впоследствии и они могли подождать более благоприятного момента, если за Индией будет признано право на полную свободу. При этих условиях Конгресс обещал оказать полную поддержку военным усилиям Англии.
Эти предложения, выдвинутые по инициативе Раджагопала-чари, смягчали неоднократно повторявшиеся требования Конгресса. Они были гораздо скромнее тех требований, которые мы издавна отстаивали, и могли быть осуществлены немедленно, без каких бы то ни было юридических затруднений. В этих предложениях делалась попытка учесть требования других влиятельных групп и партий, ибо национальное правительство неизбежно должно было быть смешанным правительством. В них учитывалось даже своеобразное положение английского правительства в Индии. Сохранялся вице-король, хотя предполагалось, что он не будет налагать вето на решения национального правительства. Однако его положение главы правительства неизбежно означало, что он будет поддерживать с национальным правительством самый тесный контакт. Военный аппарат оставался под контролем главнокомандующего; вся сложная система гражданской службы, созданная англичанами, сохранялась. По существу, главным результатом реформы явилось бы то, что она вдохнула бы новый дух в администрацию, открыла бы перед ней новые перспективы, пробудила энергию, обеспечила растущее сотрудничество народа в военных усилиях и в разрешении серьезных проблем, стоявших перед страной. Эти перемены, вместе с ясным заверением о предоставлении Индии независимости после войны, создали бы в стране новую моральную атмосферу, которая обеспечила бы самое тесное сотрудничество в войне.
Конгрессу нелегко было выдвинуть это предложение после всех своих прошлых деклараций и после всего пережитого им. Существовало мнение, что национальное правительство, созданное на таких началах и ограниченное подобным образом, было бы недейственным и довольно беспомощным. В кругах Конгресса это предложение встретило значительную оппозицию, и я сам согласился с ним лишь после длительных и мучительных размышлений. Я согласился с ним исходя главным образом из более широких международных соображений, а также потому, что мне хотелось, чтобы мы, если только это было осуществимо без ущерба для нашей чести, полностью связали свою судьбу с борьбой против фашизма и нацизма.
Однако нас ожидали гораздо более серьезные трудности, а именно — оппозиция Ганди. Эта оппозиция была порождена почти исключительно его пацифизмом. Он не возражал против наших предыдущих предложений оказать поддержку военным усилиям, хотя, без сомнения, он не был согласен с ними. В самом начале войны он заявил вице-королю, что Конгресс может оказать Англии лишь полную моральную поддержку, однако это заявление не отражало политику Конгресса, которая была принята впоследствии и неоднократно провозглашалась. На этот раз Ганди определенно высказался против того, чтобы Конгресс согласился взять на себя ответственность за активные военные усилия. Его убеждение было настолько сильным, что из-за этого вопроса он порвал со своими коллегами и со всей организацией Конгресса. Это причинило большую боль всем тем, кто был с ним связан, ибо нынешний Конгресс был его детищем. Тем не менее Конгресс не мог согласиться с применением принципа ненасилия к войне, и в своем горячем стремлении прийти к соглашению с английским правительством он пошел на крайнюю меру — на разрыв со своим дорогим и любимым вождем.
Обстановка в стране во многпх отношениях ухудшалась. В политической сфере это было очевидно. Даже в экономическом отношении, хотя положение некоторой части крестьянства и рабочих в связи с войной несколько улучшилось, большинство народа сильно пострадало. Кто процветал, так это военные спекулянты, подрядчики и целая орда чиновников, главным образом английских, работавших на войну и получавших за это фантастические ставки. Правительство, очевидно, полагало, что, поощряя стремление к чрезмерному обогащению, оно наилучшим образом способствует развертыванию военных усилий. Продажность и кумовство царили повсюду, и не было никаких общественных рычагов, чтобы сдержать их. Всякая критика рассматривалась как подрыв военных усилий и, следовательно, подлежала запрету в соответствии с всеобъемлющим Законом об обороне Индии. От такого зрелища можно было впасть в уныние.
Все это побудило нас еще раз приложить максимальные усилия, чтобы прийти к соглашению с английским правительством. Каковы были шансы на это? Они были не слишком обнадеживающими. Вся система постоянного гражданского аппарата пользовалась такой свободой от всякого контроля и критики, какой она не знала уже на протяжении двух и даже более поколений. Эти учреждения могли упрятать в тюрьму по суду или без суда любого человека, который был им не по душе. Губернаторы пользовались неограниченной властью над огромными провинциями. Зачем им было соглашаться на какие-либо перемены, если их не вынуждали к этому обстоятельства? На вершине имперского здания восседал вице-король, лорд Линлитгоу, со всей помпой и торжественностью, подобающими его высокому положению. Человек с неповоротливым телом и медлительным умом, твердый, как скала, и почти так же, как скала, безразличный к окружающему, обладающий всеми достоинствами и недостатками старомодного английского аристократа, он искренне и честно стремился найти выход из создавшейся путаницы. Однако его слишком многое сковывало. Он мыслил старыми представлениями и чурался каких бы то ни было новшеств; его кругозор был ограничен традициями господствующего класса, из которого он вышел; он видел глазами и слышал ушами чиновников, которые его окружали; он не доверял людям, говорившим о необходимости коренных политических и социальных перемен; он не любил тех, кто не проявлял надлежащего уважения к высокой миссии Британской империи и ее главного представителя в Индии.
