В черные дни германского «блицкрига» против Западной Европы в Англии произошли изменения. Невиль Чемберлен ушел, и это во многих отношениях принесло облегчение. Маркиз Зетланд, это украшение его благородного сословия, также покинул Департамент по делам Индии. Никто его не оплакивал. Его место занял Эмери, о котором не много было известно, но то немногое, что о нем знали, было весьма знаменательно. Он энергично защищал в палате общин японскую агрессию против Китая, выдвигая при этом тот довод, что если они осудят то, что Япония делала в Китае,им придется осудить точно так же и то, что Англия делала в Индии и Египте108. Здравый довод, приведенный в обоснование ложного вывода.
Однако действительно крупной фигурой был Уинстон Черчилль, новый премьер-министр. Взгляды Черчилля по вопросу о свободе Индии были ясны и определенны. Он высказывал их неоднократно. Черчилль был непреклонным противником этой свободы. В январе 1930 года он заявил: «Рано или поздно вам придется сокрушить Ганди и Индийский Национальный конгресс и все то, что они отстаивают». В декабре того же года он сказал: «Английский народ отнюдь не намерен отказываться от контроля над жизнью и прогрессом Индии... Мы не намерены отказываться от этой самой блестящей и драгоценной жехмчу-жины королевской короны, которая в большей мере, чем все прочие наши доминионы и владения, составляет силу и славу Британской империи».
Несколько позже он разт>яснил, что в действительности означали в применении к Индии магические слова «статус доминиона», которыми нас так часто угощали. В январе 1931 года он заявил: «Мы всегда имели его (статус доминиона) в виду в качестве некой конечной цели, но никто не предполагал — разве лишь в чисто формальном смысле, подобно тому как представители Индии принимают участие в совещаниях во время войны,— что эти принципы и политика, относящиеся к Индии, будут претворены в такие сроки, предопределять которые было бы для нас разумно или целесообразно». В декабре 1931 года он сказал: «Большинство видных общественных деятелей, к числу коих в свое время принадлежал и я, выступали с речами — я, во всяком случае, выступал— насчет статуса доминиона, но я не имел в виду, что Индия когда-либо в обозримом будущем будет иметь такие же конституционные права и такую же систему, как Канада... Англия, потеряв Индию в качестве части своей империи, навсегда перестанет существовать как великая держава».
В этом и заключалась суть дела. Индия была основой империи; обладание ею, эксплуатация ее — вот что создавало силу и славу Англии, делало ее великой державой. Черчилль не мог мыслить себе Англию иначе, как центром и владычицей обширной империи, а потому он не мог представить себе Индию свободной. Что же касается статуса доминиона, которым нас столько времени пытались соблазнить как чем-то вполне для нас доступным, то, как выяснилось, все это сводилось к одним лишь фразам и формальностям и было весьма далеко от действительной свободы и власти. Впрочем, мы отвергали статус доминиона даже в его настоящем значении, настаивая на независимости, так что пропасть, разделявшая нас с г-ном Черчиллем, была поистине весьма глубокой.
Мы помнили его заявления и знали, что он человек решительный и непреклонный. От Англии, руководимой Черчиллем, нахМ не приходилось ждать многог о. При всем его мужестве и выдающихся способностях руководителя он олицетворял консервативную империалистическую Англию 19 века и был, видимо, неспособен понять новый мир с его сложными проблемами и силами и в еще меньшей мере — будущее, очертания которого начинали вырисовываться. И все же он был большим человеком, способным на большие дела. Его предложение о союзе с Францией, хотя и сделанное в момент страшной опасности, свидетельствовало о проницательности и об умении применяться к обстоятельствам. Оно произвело в Индии огромное впечатление. Быть может, занимаемый им ныне новый пост с его огромной ответственностью расширил его поле зрения и заставил его подняться выше былых предрассудков и представлений. Быть мо: жет, сами нужды войны, имевшие для него решающее значение, заставят его осознать, что освобождение Индии не только неизбежно, но и желательно с точки зрения интересов войны. Я вспоминал о том, как в августе 1939 года, когда я собирался в Китай, он передал мне через одного общего нашего друга пожелания успеха в моей поездке в эту страну, терзаемую войной.
Учитывая все это, мы выступили со своим предложением не без некоторой надежды, хотя и не рассчитывая на слишком многое. Ответ английского правительства не заставил себя долго ждать. Это был категорический отказ, более того, он был изложен в такой форме, которая ясно показала нам, что англичане отнюдь не намереваются отказаться от своего господства над Индией; они намерены были поощрять внутренние раздоры и поддерживать любые средневековые и реакционные элементы. Они, видимо, предпочитали гражданскую войну и гибель Индии ослаблению своего империалистического контроля.
Как ни привыкли мы к подобному обращению, это явилось для нас ударом. Уныние овладевало нами все сильнее. Помню, я в то время писал статью, которую озаглавил: «Пути расходятся». Я долгое время стоял за независимость Индии, будучи убежден, что мы как народ ни при каких иных условиях не сможем развиваться и преуспевать, а также поддерживать нормальные дружественные отношения с Англией и сотрудничать с нею. И все же я желал этих дружественных отношений. Однако теперь я внезапно почувствовал, что, если только Англия не изменится коренным образом, нам с нею не по пути. Нам придется идти разными путями.
ИНДИВИДУАЛЬНОЕ ГРАЖДАНСКОЕ НЕПОВИНОВЕНИЕ
Итак, вместо того чтобы воодушевиться мечтой о свободе, которая развязала бы нашу энергию и побудила бы наш народ с энтузиазмом включиться во всемирную борьбу, мы испытывали боль разочарования, ибо нам было отказано в свободе. Этот отказ был сформулирован в самых надменных выражениях и сопровождался прославлением английского господства и английской политики, а также перечислением ряда условий, которые требовалось соблюсти, прежде чем Индия могла претендовать на свободу,—условий, из которых некоторые казались совершенно невыполнимыми. Для нас стало совершенно очевидным, что все эти разговоры, весь ритуал парламентских дебатов в Англии с их высокопарными фразами и торжественным стилем были не более как политическим надувательством, весьма плохо прикрывавшим твердое намерение до последней возможности цепляться за Индию как за владение и собственность империи; империализм не желал разжимать своих когтей, которые он глубоко запустил в живое тело Индии.Чего же стоил тот международный свободный и демократический порядок, за который Англия, по ее утверждению, вела борьбу?
О том же свидетельствовал и другой знаменательный факт. Бирма выдвинула скромное требование, чтобы ей гарантировали предоставление статуса доминиона после войны. Это было задолго до начала войны на Тихом океане, и ее требование никоим образом не могло помешать ведению войны, ибо осуществление его мыслилось лишь после окончания военных действий. Бирма просила не независимости, а всего лишь предоставления ей статуса доминиона. Ей, так же как и Индии, неоднократно заявляли, что статус доминиона составляет цель английской политики. В отличие от Индии она была гораздо более однородной по составу населения страной, и все те возражения, действительные или надуманные, которые выдвигались англичанами применительно к Индии, были к ней неприложимы. И, тем не менее, единодушное требование бирманцев было отклонено и никакого заверения им дано не было. Статус доминиона предназначался для какого-то отдаленного будущего, это была некая расплывчатая и призрачная метафизическая идея, имевшая отношение к какому-то иному миру и к какой-то иной, не нашей эпохе. Это было, как заявлял Уинстон Черчилль, пустым разглагольствованием, формальностью, не имевшей никакого касательства к настоящему или к ближайшему будущему. Но и все возражения против независимости Индии, все выдвинутые Англией нелепые условия также были пустым разглагольствованием, лишенным, как это всем было известно, всякого реального содержания и смысла. Единственное, что было реальным, это решимость Англии любой ценой удержать Индию и решимость Индии вырваться из се рук. Все прочее было софистикой, юридическим краснобайством или дипломатической казуистикой. Только будущее могло решить исход этого непримиримого конфликта.
Будущее довольно скоро продемонстрировало нам плоды английской политики в Бирме. В Индии это будущее вскоре также стало постепенно открываться нашим взорам, неся с собой борьбу, горечь и страдания.
Оставаться пассивными зрителями того, что происходило в Индии, после последнего оскорбительного отказа английского правительства стало невозможным. Если такова была позиция этого правительства в разгар опасной войны, когда миллионы людей во всем мире верили в необходимость огромных жертв во имя свободы и шли на них, то какою же она будет, когда кризис минует и этот общественный подъем ослабнет? Между тем по всей стране наших людей хватали и бросали в тюрьмы. Наша обычная деятельность ограничивалась, и ей чинились всевозможные препятствия. Ибо следует помнить, что английское правительство в Индии ведет непрерывную войну против националистического и рабочего движений — оно не ждет, когда начнется кампания гражданского неповиновения, чтобы действовать. Время от времени эта война разгорается, превращаясь в наступление на всех фронтах, иногда она несколько затихает, но никогда не прекращается109. В течение
