Как представляется, на Мережковского Блок «ссылается» уже в знаменитом зачине «О назначении поэта»:
Наша память хранит с малолетства веселое имя: Пушкин. Это имя, этот звук наполняет собою многие дни нашей жизни. Сумрачные имена императоров, полководцев, изобретателей орудий убийства, мучителей и мучеников жизни. И рядом с ними – это легкое имя: Пушкин (160).
Источником для двух эпитетов зачина («веселое» и «легкое»), по-видимому, послужило письмо Пушкина к Рылееву от 25 января 1825 года:
Бестужев пишет мне много об «Онегине» – скажи ему, что он неправ: ужели хочет он изгнать все легкое и веселое из области поэзии? куда же денутся сатиры и комедии? следственно, должно будет уничтожить и «Orlando furioso», и «Гудибраса», и «Pucelle», и «Вер-Вера», и «Ренике фукс», и лучшую часть «Душеньки», и сказки Лафонтена, и басни Крылова etc. etc. etc. etc. etc____Это немного строго27.
Следует, однако, вспомнить осуждающую констатацию в соловьевской «Судьбе Пушкина»:
Вся высшая идейная энергия исчерпывалась у него поэтическими образами и звуками, гениальным перерождением жизни в поэзию, а для самой текущей жизни, для житейской практики, оставалась только проза, здравый смысл и остроумие с веселым смехом28.
И – развернутое одобрительное замечание в статье Мережковского: «Таким он был и в жизни: простой, веселый <…>. Он всех заражал смехом <.. > веселостью проникнуты и сказки, подслушанные поэтом у старой няни Арины, и письма к жене, и эпиграммы, и послания к друзьям и <„>Евгений Онегин<“>»29.
Фрагмент статьи Мережковского, где говорится о пушкинской «<п>отребност<и> „высшей свободыа»30, представляет важную параллель еще к одному месту речи Блока о Пушкине: «Мы знаем, что он требовал „иной“, „тайной“ свободы» (166).
С Мережковским и (на этот раз) с Соловьевым Блок был солидарен, подвергая остракизму Писарева: «<Т>о, что слышалось в младенческом лепете Белинского, Писарев орал уже во всю глотку» (167). У Соловьева: «Над Пушкиным все еще тяготеет критика Писарева»31. У Мережковского: «След мутной волны черни, нахлынувшей с такою силою, чувствуется и поныне. Авторитет Писарева поколеблен, но не пал»32.
Тем решительнее Блок размежевался с Соловьевым и согласился с Мережковским в том фрагменте своей речи, что лучше всего запомнился ее первым слушателям и читателям:
Пушкина тоже убила вовсе не пуля Дантеса. Его убило отсутствие воздуха <…>. Покой и воля. Они необходимы поэту для освобождения гармонии. Но покой и волю тоже отнимают. Не внешний покой, а творческий. Не ребяческую волю, не свободу либеральничать, а творческую волю, тайную свободу. И поэт умирает, потому что дышать ему уже нечем; жизнь потеряла смысл (167).
Эти слова прямо спорят с тезисом «Судьбы Пушкина» («Пушкин убит не пулею Геккерна, а своим собственным выстрелом в Геккерна»)33, который поэт, по свидетельству Е. Книпович, в своем экземпляре статьи Соловьева «особенно резко, чертами, закрывающими промежутки между строчками, перечеркнул»34. Развивал же Блок следующее соображение Мережковского: «Пуля Дантеса только довершила то, к чему постепенно и неминуемо вела Пушкина русская действительность. Он погиб, потому что ему некуда было идти, некуда расти»35.
Существенно, что младший поэт высказался в унисон со старшим не просто о Пушкине, но о Пушкине, погубленном современной ему русской действительностью. Соблазнительно было бы предположить, что таким образом Блок принес покаяние одному «из своих первых учителей в „новом искусстве“», в 1918 году превращенном будущим автором «О назначении поэта» в «символ позорной реакции»36.
Именно так это могли понять и, кажется, поняли слушатели-современники, многие из которых в силу профессиональной необходимости не раз перечитывали статью «Пушкин» и были хорошо осведомлены как о политической позиции четы Мережковских, так и о сложной истории взаимоотношений Гиппиус и Мережковского с Блоком.
Тем не менее приходится повторить, что в своей речи поэт не поступился прежними революционными идеалами. Характерно, что многозначительная метафора «океанского вала» из полемического блоковского стихотворения «Женщина, безумная гордячка…», обращенного к Зинаиде Гиппиус в 1918 году:
Страшно, сладко, неизбежно, надоМне – бросаться в многопенный вал,Вам – зеленоглазою наядойПеть, плескаться у ирландских скал.
Высоко – над нами – над волнами, —Как заря над черными скалами —Веет знамя – Интернацьонал!
снова возникает в пушкинской речи: «Космос – родной хаосу, как упругие волны моря – родные грудам океанских валов» (161).
Сочувственный диалог Блока с Мережковским в речи «О назначении поэта» проистекал не из запоздалого согласия с его политическими взглядами, а из признания заслуг Мережковского в трудном деле понимания творчества Пушкина. Автор «О назначении поэта» продолжил ту объективную линию, которая была начата его не очень хорошо известной современникам заметкой «О Мережковском (По поводу постановки „Царевича Алексея“ в Большом драматическом театре)», написанной в разгар идеологического конфликта с Мережковскими, 21 марта 1920 года: «Читая эту пьесу, переписанную на пишущей машинке, с аккуратными, непреложными, четким почерком сделанными вставками, я опять подумал: художник» (391)37.
Примечания
1 Харитон Б.И. Жертва. (Памяти Александра Блока) // Сегодня (Рига). 1926. 7 августа. № 173. С. 2. Здесь и далее в цитатах, кроме специально оговариваемых случаев, курсив мой.
2 Цит. по: Ходасевич В.Ф. Соб. соч.: В 4 т. М., 1997. Т. 4. С. 84 («Гумилев и Блок»).
3 Чуковский К.И. Дневник. 1901–1929. М., 1991. С. 158.
4 Цитируем замечательную книгу недавнего юбиляра, написанную в соавторстве с юбиляром нынешним.
5 Блок А.А. Собр. соч.: В 8 т. М.; Л., 1962. Т. 6. С. 162, 167–168. Далее эссеистика Блока цитируется по этому изданию с указанием номера страницы в скобках.
6 Адамович Г.В. Одиночество и свобода. М., 1996. С. 287.
7 Ходасевич В.Ф. Указ. соч. С. 83–84.
8 Голлербах Э.Ф. Образ Блока: Воспоминания, впечатления, наброски // Возрождение: Литературно-художественный и научно-популярный, иллюстрированный альманах. М., 1923. Т. 2. С. 293.
9 См.: Одоевцева И.В. Избранное. Стихотворения. На берегах Невы. На берегах Сены. М., 1998. С. 433.
10 Эйхенбаум Б.М. Судьба Блока // Об Александре Блоке. Пб., 1921. С. 47. Ср.: «Заключение речи – личная исповедь Блока, полная спокойного и высокого трагизма. В судьбе Пушкина таинственно предназначена судьба Блока: он это знает и принимает гибель» (Мочульский К.В. А. Блок. А. Белый. В. Брюсов. М., 1997. С. 250).
11 ИРЛИ. Ф. 654. Оп. 8. Ед. хр. 14.
12 Одоевцева И.В. Указ. соч. С. 433.
13 Дом искусств. 1921. № 4. С. 103.
14 Голлербах Э.Ф. Указ. соч. С. 292.
15 Адамович Г.В. Указ. соч. С. 287–288.
16 Словарь языка Пушкина: В 4 т. М., 1961. Т. 4. С. 903.
17 Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. СПб.; М., 1882. T. IV. С. 595.
18 Майков J1.H. Историко-литературные очерки. СПб., 1895. С. 180.
19 Харитон Б.И. Указ. соч. С. 2.
20 Цит. по: Одоевцева И.В. Указ. соч. С. 433.
21 Адамович Г.В. Указ. соч. С. 287.
22 См.: Викторович В.А. Диалектика художественной мысли. (Пушкинские дни Достоевского и Блока) // Типологический анализ литературного произведения. Кемерово, 1982; Иванова Е.В. Пушкинская речь Блока: к Пушкину через Достоевского // Достоевский: Материалы и исследования. СПб., 2000. [Вып.] 15.
23 «Не было бы Пушкина, не определились бы, может быть, с такою непоколебимою силой <…> наша вера в нашу русскую самостоятельность, наша сознательная уже теперь надежда на наши народные силы, а затем и вера в грядущее самостоятельное назначение в семье европейских народов <…>. Пушкин тотчас же, как только прикоснулся к силе народной, так уже и предчувствует великое грядущее назначение этой силы <…>. Да, назначение русского человека есть бесспорно всеевропейское и всемирное» (Достоевский Ф.М. Пушкин. (Очерк). СПб., 1899. С. 13, 16).
24 Там же. С. 4.
25 Если захотеть, следы полемики с Ивановым можно усмотреть в цитировавшихся рассуждениях о значении слова «чернь» в стихотворении «Поэт и толпа». Ср.: пушкинское стихотворение впервые выразило «всю трагику разрыва между художником нового времени и народом» (Иванов В.И. По звездам: Опыты философские, эстетические и критические. СПб., 1909. С. 34, «Поэт и чернь»). Предшественники Блока цитируются по изданиям, имевшимся в его библиотеке.