— И мы попали туда, куда должны были попасть?
Паском улыбнулся:
— Время покажет. Ваш «куарт» дальше пойдет сам. Может быть, вы увидите во снах или в каких-то прозрениях плоды его бесконечной работы в мире За Вратами. Это уже не ваше дело. Физический мир остался по другую сторону Врат.
— А сколько я там был? Мне показалось, прошла целая жизнь!
— И мне!
— И мне тоже…
— Час на исходе, — отозвался Учитель и снова поглядел на спящих. — Что ж, в запасе еще час… А потом надо будет их будить, даже если они не успеют дойти до стража и схлестнуться с ним…
* * *
— Я останусь с вами! — не терпящим возражений тоном сказал владыка, глядя, как знахарка поит его сына каким-то зельем.
— Нет, вельможный господин! — с удивительной твердостью в голосе отозвалась Танрэй, заставив вздрогнуть приехавшего на подмогу лекаря. — Тебе не снести того, что ты увидишь.
— Ты клянешься, что мой сын останется жив? Пусть нездоров, но жив?
Она пристально взглянула ему в глаза:
— Как могу я клясться? Не мне решать за ту мать, что родила всех нас. Я могу лишь просить у нее, и ежели нет нигде ошибки, она даст во щедрости своей, вельможный господин. Жизнь даст, здравие. Есть еще у тебя время для попятной, он пока просто спит. Откажешься — просто выспится и легче ему завтра будет. Решай!
Чернобородый беспомощно покосился на Соуле и на лекаря, но те хранили безмолвие. Владыка уже знал, что не пойдет он ни на какую попятную. А умрет наследник, так и ему не жить. Он так решил.
— Делай, целительница. Излечишь — будешь при дворе жить со своими сестрами, ни в чем отказу знать не будешь, женихов из самых высших дворян выберете, я вам сам титулы выдам. Ты только делай!
Он смолк, не стал говорить, что станет с ними троими в другом случае…
Мужчины вышли, но лекарь вскоре вернулся, бледный и напуганный.
Не дрогнула рука Танрэй, когда из рассеченной кожи на обритой голове младенца хлынула кровь. Она лишь глазами указала лекарю, чтобы осушил, а после, когда унялось кровотечение, завернула широкий лоскут кожи, словно тряпицу, и обнажилась кость черепа. Стоило знахарке попросить тот или иной инструмент из тех, что сделаны были по ее рисункам, как Афелеана либо Эфимелора подавали нужные — ей да лекарю.
Маленьким коловоротом просверлила Танрэй несколько отверстий в черепе ребенка, а потом выпилила маленькой ножовкой круг чуть выше его уха, справа, сняла, точно крышку с котла, и обнажились мозги.
— Света бы побольше… — сказала знахарка, заглядывая в дырку. — Плохо видать…
Афелеана поднесла поближе привезенную из замка лампаду — эта и светила ярче, и коптила меньше. Танрэй шепнула что-то лекарю, и оба они согнулись над мальчонкой.
— Эф, ты сердце его пощупай — бьется ли?
Эфимелора послушно приложила пальцы к запястью ребенка и кивнула.
— Бейся, бейся! — приговаривала Танрэй. — Еще побежишь! Еще хорошим воином станешь! Бейся за жизнь свою, вельможный наследник!
Лоб и спина у нее да у лекаря сплошь покрылись потом, но те лишь просили, чтобы кто-нибудь утер им лицо, и снова ныряли в хитромудрую свою работу. Афелеана глядела и дивилась: и где могла научиться такому девчонка? Чай, все эти годы вместе скитались, ни шагу друг без друга…
Лекарь не скрывал своего ужаса, когда увидел в руках знахарки маленькие клещи или что-то похожее на них, которые она погрузила в серовато-розовое мясо, испещренное сосудиками и причудливыми ходами мозгового лабиринта. Словно бы что-то нащупав, она вытащила в зажиме небольшой окровавленный комок, который они так кропотливо отделяли с нею от здорового органа.
— Живой?
Эфимелора другой раз пощупала руку и снова обнаружила ток крови в жилке.
Дыру они закрыли золотой пластинкой размера большего, чем вынутая кость, а потом приживили ее золотыми же скобами к черепу.
— Из-за этого он и хворым был? — спросила сестрица Ала, указывая на добытый клещами темный кусок, похожий на куриное сердце, только чуток помельче.
Вдевая скользкую нить в искривленную дугой иглу, Танрэй не ответила. И когда на голове сына владыки вместо былой раны остался только перехваченный стежками красный рубец, она с облегчением вздохнула: зелья ему хватило, чтобы проспать до самого конца.
— А теперь надобно влить ему настойки от боли, да только так, чтобы не поперхнулся.
Напоив спящего, Афелеана и Эфимелора перенесли больного младенца на топчан вместе с тряпицей, на которой тот лежал, и лишь после бережно вытянули из-под него окровавленную ткань.
— Спит, — шепнула Эфимелора.
— Лишь бы никакая хвороба не влезла! — опасливо перебила ее Афелеана, боясь сглазить и оттого говоря уклончиво, без восторга. — А то еще хворобу потом лечи…
Танрэй же сунулась на двор, чтобы обрадовать владыку доброй вестью. Афелеана увидала в окно, как просияло лицо чернобородого и как опять ввинтил свой стальной взгляд в девчонку придворный Соуле. Будто вовсе не был рад за господина…
* * *
Утомилось войско ждать вестей, занявши весь крутой берег западной реки, да не спешил Тимаратау. Тем и силен был славный хог, что спервоначалу вызнавал все до мелочей, а потом бил — да неожиданно, да в самое слабое место врага.
Подмяв под себя все города и селения вплоть до западных рубежей и обязав их правителей платить дань немалую, Железный Бык с войском своим захватил с наскока два маленьких владычества и встал широко у реки, дожидаясь сведений от шпионов, много уж лет промышлявших в этих краях.
Хитер был Тимаратау-хог и смекалист. Несмотря на молодость его, слушались русоволосого воина в лисьей остроконечной шапке даже бывалые полководцы, что пошли вслед за ним. И если подымался когда недовольный ропот в его несметном войске, знал он, как управиться со смутьянами их же силой, да так, что те сами же становились виноватыми в глазах недавних единомышленников. Но никто, кроме самых близких, не знал, что помнила крепкая спина Тимаратау побои хозяев-кочевников в плену, а на ногах его так на всю жизнь и остались шрамы от украшений для каторжных.
И вот на девятый день увидали всадника, скачущего по берегу напротив, пологому и безлесному. Вот вошел он в воду выше по течению и поплыл вместе со своим мулом.
— Ладью навстречу, — велел Тимаратау, и тут же спустили судно на реку гребцы крепкие.
Повзрослевший мальчишка-кочевник, спасенный когда-то сбежавшими из плена его сородичей каторжанами во главе с Тимаратау, протянул руки гребцам и выбрался из воды.
— Приветствую тебя, славный воин, — поздоровался он с полководцем, хитро посверкивая лисьими глазами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
