— Думаем уезжать дальше в Ташкент, в Среднюю Азию. Нина Ивановна, поедемте с нами, ведь каждый день могут нагрянуть немцы, вы не боитесь?
— Не могу, ведь у меня завод, не могу же его бросить.
Про себя я решила, как только получим распоряжение об эвакуации и начнем грузить станки и оборудование, я сразу вырвусь и уеду.
И наконец пришло распоряжение об эвакуации заводского оборудования, что потребовало приложить невероятное количество физических и моральных усилий. Так жалко было прекращать работу, ведь завод не кастрюли выпускал, а корпуса снарядов. Когда работаешь на заводе, станок становится для тебя почти одушевленным предметом. Мы старались вывезти все. Часть драгоценных станков еще находилась в цехах, часть уже валялась у железной дороги, ржавея и портясь под дождем в ожидании погрузки. Мы ничего не хотели оставлять немцам.
Погода стояла отвратительная. Дождь хлестал день и ночь, превращая все вокруг в грязь и месиво, завод стоял окруженный водой, как Ноев ковчег, и мы ждали, когда наступят заморозки. И заморозки наступили, да такие, что все оказалось под толстым ледяным покровом.
Наиболее квалифицированную часть рабочих предписывалось также эвакуировать. Был составлен список, в котором числилась и я.
— Степан Николаевич, не могу я с вами поехать, я должна поехать по назначению.
— Я прошу вас, не бросайте нас, нам вы нужны позарез, — он просто умолял меня. — Я буду все делить с вами пополам, я вам клянусь, куска хлеба без вас не проглочу. Мы уже вас к ордену за вашу работу представили. Нам нельзя без вас, — снова и снова без конца повторял он.
Вопрос о хлебе, как и повсюду, на этом заводе был очень существенным. Карточки сюда не дошли, и каждый местный житель выходил из положения, как умел. Иногда чуть-чуть что-то перепадало через маленький заводской ларек, стоявший прямо напротив входа на завод. Но чаще всего там тоже было пусто.
Я вспоминаю очень грустный случай. Соседка, жившая напротив нас, рассказала мне: «Я отрезала кусочек хлеба и дала Володюшке, и вижу, что он не съел, а бережно хранит. На мой вопрос „почему ты не ешь?“ он ответил: „Сегодня моя мама ушла на работу голодная, у нас не было хлеба“. Я отрезала ему еще и сказала, что это для тебя. Я была так глубоко тронута заботой этого ребенка о матери». Поэтому заявление директора делить со мной, в то уже полуголодное время, последний кусок хлеба пополам было весьма существенно и весомо.
Мне тоже было очень грустно расставаться с этим предприятием и со всем коллективом, но я все же решила, попробую отправиться туда, куда мне рекомендовали поехать по назначению, а дальше, думала, видно будет, может быть, снова сумею вырваться и вернуться к ним.
Мы простились с директором тепло.
— Смотрите, если вы вместо Чимкента сумеете завернуть к нам, в Чкаловск, на меня за вашу помощь можете рассчитывать, как на отца родного.
Знакомый из Киева
Пока Ростов-на-Дону не был занят немцами, все почему-то рассматривали Морозовскую, как я уже раньше сказала, как «безопасную зону», как будто были уверены, что сюда немцы не дойдут, что сюда их не пропустят. Поэтому сюда, как на станцию «березайку», прибывали эшелоны эвакуированных, здесь их выгружали и отсюда развозили по окрестным колхозам. Вероятно из тех же самых соображений и той же самой уверенности, что немцы так далеко не дойдут, многие предприятия из Киева и из других мест, видно, тоже, как в безопасную зону, были эвакуированы в Мариуполь.
Даже мама как-то предложила мне, что, может быть, она с детьми поедет в Мариуполь, к дедушке.
— У него там дом, пасека, как-нибудь переждем.
Почему-то все думали, что там самое спокойное место. И вдруг на вокзале я встретила знакомого из Киева, директора крупного завода.
— Борис Николаевич, какими судьбами? Откуда вы?!
Он сообщил мне, что его жена с сыном и многие другие семьи его сотрудников были эвакуированы из Киева именно вот сюда, как в наиболее безопасную зону.
А полные железнодорожные составы с наиболее ценным оборудованием были отправлены из Киева (поверите или нет, видно из тех же соображений, что туда немцы тоже не доберутся) прямо в Мариуполь. И только тогда, когда они уже прибыли в Мариуполь, обстановка на фронте настолько изменилась, что они поняли, что это один из самых неудачных вариантов. Тогда собрали совещание для решения вопроса, куда и как они смогут выбраться из этого тупика (Мариупольская железнодорожная линия, я знала это очень хорошо, действительно, тупик), и когда они вышли с этого совещания, не успев ничего еще решить, они вдруг с ужасом увидели, спокойно разгуливающих по городу немецких солдат.
Оказывается, пока они совещались, немцы сбросили десант на безоружный, спокойный Мариуполь. И, конечно, вся верхушка, особенно партийно-административная часть, разбежалась, спасая свою жизнь.
Несколько человек, в том числе и сам Борис Николаевич, закопали где-то свои партбилеты, переоделись из своей полувоенной формы в какую-то крестьянскую одежду и, с большими трудностями выбравшись из этой уже оккупированной зоны, очутились вот здесь, в Морозовской.
Добравшись сюда, в так называемую «безопасную зону», они изо всех сил старались восстановить свою партийную принадлежность, не находя особого сочувствия к себе у местных партийных организаций.
Великая московская паника
В это время, 16 октября, немцы были настолько близко от Москвы, что в Москве произошла такая паника, что этот день вошел в историю, как «день великой московской паники» или, как говорили тогда, «октябрьский позор Москвы». В этот день произошло самое большое разграбление Москвы, были полностью опустошены, разграблены не только ювелирные магазины, а все магазины, продовольственные склады, фабрики, холодильники. Многие директора магазинов, складов, банков бежали, нагрузив машины, подводы, прихватив с собой самые ценные вещи, ящики ювелирных изделий, мешки с деньгами, даже слитки золота, — это был повальный грабеж города Москвы.
Бежал также в панике весь партийный аппарат, уничтожая и бросая на произвол судьбы все партийные документы.
О том, что в это время творилось в Москве и под Москвой, даже скудно поступающие сведения леденили душу и приводили всех в содрогание. Все уже знали, что там, на подступах к Москве, идут не просто жестокие, а жесточайшие бои и все учреждения и предприятия эвакуированы из столицы.
Неожиданная встреча с Кириллом
Наконец, как только я решили выехать отсюда, к нам сразу же присоединились еще человек пятнадцать. Мы все собрались на перроне вокзала в ожидании поезда, идущего со станции Лихая на Сталинград.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
