Она находилась в каюте. Но явно не на борту «Ночной Тени». Здесь все казалось грубоватым. Это явно был корабль, но не такой опрятный и ухоженный.
— Ты со мной даже не попрощался, — сказала Фелка. — Просто взял и сбежал.
— Знаю, — Клавейн потер пальцем в уголке глаза. Он выглядел измотанным и как будто состарился с тех пор, как они виделись последний раз. — И приношу свои извинения. Но я нарочно так поступил. Ты бы меня отговорила, — в его голосе послышался упрек. — Верно?
— Я просто хотела, чтобы ты позаботился о себе. Поэтому и убеждала тебя войти в Закрытый Совет.
Клавейн смягчился.
— И в итоге добилась прямо противоположного?
Не сговариваясь, оба улыбнулись.
— Если считать это заботой о себе — тогда да. Мне следует признать, что я не то задумала.
— Скейд заботилась о тебе?
— Она хотела добиться от меня помощи. А я не стала ей помогать. Я… начала уходить. Мне не хотелось слышать, что тебя убили. Скейд очень старалась, Клавейн.
— Я знаю.
— У нее Галиана.
— Это я тоже знаю, — сказал он. — Мы со Скорпио установили бомбы на ее корабле. Мы могли бы уничтожить его, но я не хочу задерживаться. Нам надо как можно быстрее добраться до Ресургема.
Фелка села на кровати.
— Послушай меня внимательно.
— Слушаю.
— Ты должен убить Скейд. И неважно, что там Галиана. Галиана сама хотела, чтобы ты это сделал.
— Я знаю, — ответил Клавейн. — Но мне от этого не легче.
— Нет, — Фелка повысила голос. Ее не пугало, что она кричит на человека, который только что спас ее. — Нет. Ты не понимаешь. Я имею в виду именно то, что Галиана хотела, чтобы ты это сделал. Мне известно, Клавейн. Я коснулась ее сознания, когда мы встречались с Волком.
— От Галианы ничего не осталось.
— Осталось. Волк делал все возможное, чтобы спрятать ее, но… я смогла ее почувствовать.
Она смотрела ему в лицо, изучая древние, скрытые загадки, записанные в его чертах. Это было лицо, которое Фелка узнавала легче, чем любое другое. Но что это значило на самом деле? Была ли их глубокая душевная связь чем-то большим, чем случайность, обстоятельства и участие в истории? Она помнила, как рассказывала ему о генетическом родстве с ней. Может быть, он понял, что она его обманула. Но сейчас ничто в его настроении на это не указывало.
— Фелка…
— Послушай, Клавейн, — она схватила его руку и стиснула, требуя внимания. — Слушай внимательно. Я никогда не говорила тебе, так как это волновало меня слишком сильно. Но я узнала сознание из будущего, с которым встречалась в экспериментах Введения. Помнишь, я говорила про невыразимое зло. И еще что-то знакомое. Это была Галиана.
— Нет… — выдохнул Клавейн.
Она еще сильнее сжала его руку.
— Это так. Но она не виновата. Теперь я понимаю. Это было ее сознание, после того как Волк завладел ей. Скейд привлекла Волка к своим экспериментам. Ей был нужен его совет по поводу тех установок.
Клавейн покачал головой.
— Волк никогда бы не стал ей помогать.
— Но помог! Она убедила его, что это необходимо. Потому что орудия достались бы Скейд, а не тебе.
— А Волку какая от этого выгода?
— Почти никакой. Но он предпочитает, чтобы орудия попали к тому, на кого можно хоть как-то влиять, а не в третьи руки, вроде твоих. В общем, он согласился помочь, потому что знал: он найдет способ уничтожить орудия, как только сможет до них дотянуться. Я была там, Клавейн. В его владениях.
— Волк тебе позволил?
— Он сам попросил. Вернее, та его часть, которая еще принадлежала Галиане… — Фелка перевела дух.
Она знала, как тяжело Клавейну. Ей уже пришлось пройти через эту боль, а для него Галиана значила намного больше.
— Значит, какая-то часть Галианы еще уцелела? Та, что помнит нас? Ты это имела в виду? Которая до сих пор помнит, чем она была раньше?
— До сих пор помнит, Клавейн. Помнит и чувствует.
Фелка снова умолкла. Сейчас ей предстояло сказать самое страшное.
— Поэтому ты должен это сделать.
— Что?
— То, что собирался. До того, как Скейд сказала тебе про Галиану. Ты должен убить Волка.
Она снова посмотрела в его лицо — такое знакомое и изумительно древнее. И сожалела о жестокости своих слов.
— Тебе надо уничтожить корабль.
— Но если я это сделаю… — Клавейн заговорил с неожиданным напряжением, словно обнаружил брешь в доводах Фелки и устремился туда, — я убью Галиану.
— Я знаю, — ответила она. — Знаю. Но ты должен это сделать.
— Ты не можешь об этом знать.
— Могу. И знаю. Я чувствовала ее, Клавейн. И чувствовала, чего она хочет. Она хочет умереть.
Он сидел в обзорном куполе на носу «Зодиакального Света», в тишине и одиночестве, и смотрел в темноту. Экипаж получил распоряжение не беспокоить его, пока ему самому не вздумается появиться, хотя уединение могло продлиться много часов.
Через сорок пять минут его глаза полностью привыкли к темноте. Он смотрел в бесконечное море ночи за кормой корабля и ждал знака. Изредка на стекле возникала вспышка, порожденная космическим излучением. Но он знал, что знак будет другим, и его будет ни с чем не спутать. Слишком темно, чтобы такое пропустить.
Она появилась из черных недр — бело-голубая вспышка, которая за две секунды достигла максимальной яркости, а затем начала медленно гаснуть, проходя через весь спектр до красного и ржаво-коричневого. В поле зрения осталось фиолетовое пятно, которое не исчезало, даже если закрыть глаза.
«Ночная Тень» была взорвана.
Несмотря на все усилия, Скейд не смогла обнаружить заряды, установленные внутри ее корабля. Достаточно было пропустить одну мини-бомбу, которая выполнила свою миссию. Но это был только первый из каскада взрывов: сначала антивещество на складе боезапаса, затем двигатели. Это произошло мгновенно и без всякого предупреждения.
Клавейн думал о Галиане. Скейд решила, что обезопасила себя. Что ему никогда не придет в голову атаковать корабль, на борту которого находится Галиана.
Возможно, Скейд была права.
Но Фелка убедила его в том, что это надо сделать. Она была единственной, кто коснулся сознания Галианы и чувствовал боль, вызванную присутствием Волка. И только ей удалось передать Клавейну простое послание.
«Убей меня».
Так он и сделал.
Когда пришло полное понимание, Клавейн заплакал. Всегда оставалась небольшая возможность, что Галиана сможет вернуться и стать прежней. Он так и не смирился с тем, что произошло. Он надеялся, и эта надежда позволяла отрицать ее смерть.
Но сейчас помощи ждать было неоткуда.
Он убил существо, которое любил больше всего на свете.
Клавейн плакал в тишине и одиночестве.
Прости меня, прости меня, прости меня…
Он ощущал, как она приближается к той мерзости, в которую он превратился. Это чувство не имело точных человеческих аналогов: Капитан начал осознавать грубоватое и резкое металлическое присутствие шаттла Вольевой. Сама Вольева не догадывалась о его полном всеведении. Исходя из разговоров, которые вели женщины, Капитан понял, что Илиа считала его то ли узником «Ностальгии по Бесконечности», то тюремщиком, который в каком-то смысле сросся со своей тюрьмой. При этом Вольева аккуратно составляла карты и вносила в каталог нервные узлы его новой, сильно увеличенной анатомии. Она прослеживала способы его проникновения в старую кибернетическую сеть корабля и взаимодействия с этой сетью. Должно быть, на уровне логического анализа Илиа уже убедилась, что делать различие между тюрьмой и тюремщиком больше не имело смысла. Однако последний ментальный барьер все еще сохранялся. И она продолжала представлять Капитана чем-то внутри звездолета. Возможно, это потребовало бы слишком жестокого пересмотра их прежних отношений. Капитан не мог упрекнуть ее в недостатке воображения. В противном случае у него самого возникли бы серьезные затруднения в отношении самого себя.
Капитан почувствовал, как шаттл вошел внутрь. Это было еще одно ощущение, которое практически не поддавалось описанию. Как будто камень протолкнули сквозь кожу. Совершенно безболезненно, потому что в брюшной полости находилось аккуратное отверстие. Через несколько минут последовала серия внутренних толчков: шаттл встал на крепления.
Она вернулась.
Капитан сосредоточил внимание на внутренних ощущениях. Он очень остро и точно осознавал, что происходит внутри него. Ощущения, порожденные внешней Вселенной — всем, что находилось за пределами корпуса — отступили на второй план. Капитан постепенно сужал фокус своего внимание: сначала — на определенной внутренней области, затем на артериях извилистых коридоров и сервисных трубопроводах, которые червями проходили через эту область. Илиа Вольева была единственным атомарным объектом, который двигался по коридору. Вообще, внутри Капитана — как и полагается живому организму — находились другие существа, симбионты, которые когда-то существовали независимо от него. Например, крысы — суетливые маленькие призраки. Они ощущались слабо и полностью подчинялись его воле, не в состоянии ни удивить, ни позабавить. Машины были еще более тупыми. Напротив, Вольева вызывала ощущение индивидуальности. Она напоминала чужеродную клетку: ее можно убить, но не заставить подчиняться.
