Вот тогда перед Мартином встанет выбор: или вовсе не попадаться маршалу на глаза, или наоборот — искать с ним встречи и принудить к повиновению, шантажируя своими отношениями с Джоанной де Ринель… Интересно, где сейчас сама Джоанна?
Тем временем вернулась госпожа Сарра с известием, что Иегуда бен Ариэль не так плох, как она опасалась, но крайне удручен тем, что попытка вырваться из ловушки провалилась и погибло столько безвинных евреев. Хуже того: крестоносцы каким-то образом пронюхали о том, что во время атаки кавалерии Саладина будет предпринята попытка прорыва окружения. Назареяне были готовы встретить воинов султана во всеоружии, а едва отворились ворота Святого Николая, словно вихрь налетели на беглецов из Акры. Единственная удача — пленение Конрада Монферратского, которое сулит надежду на приемлемые условия капитуляции.
Все это Сарра поведала ему на обратном пути, еще до того, как они оказались на площади у главной городской мечети — бывшего собора Святого Креста. Там внимание Мартина привлекла толпа, собравшаяся у эшафота. Госпожа закрыла лицо покрывалом и поспешила пройти мимо, но ее спутник замешкался. Там, на железном крюке, свисавшем на цепях с перекладины, болталось ободранное, истекающее кровью тело. Узнать его было невозможно, но Мартин, не обращая внимания на окликавшую его госпожу Сарру, замешался в толпу и вскоре выяснил, что на крюке — казненный предатель: тот, кто исхитрился донести неверным о готовящейся вылазке из Акры. Этот невольник-христианин по имени Мартин пустил в лагерь крестоносцев стрелу с посланием, но один из охранников застал его за этим, и предателя тотчас схватили и подвергли пытке. Однако даже самым опытным палачам не удалось ничего добиться — невольник только бормотал молитвы, претерпевая самую адскую боль. Тогда его предали страшной казни: заживо содрали кожу и бросили кровоточащее тело в крепкий рассол, а затем вывесили труп на поживу стервятникам и в назидание иным предателям.
Мартин покидал площадь, чувствуя тугой ком в горле. Как бы ни был глуп и самонадеян этот парень, не восхищаться его мужеством было невозможно…
А вскоре разнеслась весть о том, что султан Саладин предложил Ричарду и Филиппу новые условия: он готов вернуть христианам Иерусалимское королевство, включая земли за рекой Иордан, в том случае, если отряды, прибывшие в Святую землю с христианскими королями, отправятся вместе с ним за Евфрат и помогут султану завоевать Западную Персию. Говорили, что послание от султана доставил в лагерь крестоносцев младший брат Саладина — аль-Малик аль-Адиль ибн Айюб, который неплохо говорил на языке франков и сумел произвести на Ричарда Львиное Сердце столь благоприятное впечатление, что тот почти дал согласие. Однако на сей раз воспротивился Филипп, и английский король не стал спорить со своим союзником.
Переговоры оказались бесплодными, и страшные осадные башни снова двинулись к стенам изнемогающей Акры. Одновременно заработали осадные машины. Защитники города во множестве гибли на стенах, пылала уже вся восточная часть города, а спустя два дня, на закате, чудовищный грохот сотряс воздух. Дрогнула земля — и Проклятая башня, казавшаяся неприступной, рухнула в тучах пыли и разлетающихся во все стороны обломков. В образовавшийся пролом тотчас устремились крестоносцы, и бой продолжался до глубокой темноты, пока руины башни не покрылись грудами мертвых тел христиан и сарацин.
Только непомерная усталость вынудила крестоносцев прекратить штурм, и взошедшая полная луна озарила своими бледными лучами картину страшной гибели и разрушений. Не было никаких сомнений — с рассветом штурм начнется снова и город падет. После чего предводители крестоносцев отдадут Акру на разграбление своим воинам, пролившим кровь под ее стенами.
С вечера Мартин занялся собственной внешностью. Если прежде он стремился казаться обычным жителем Акры, то теперь направил бритвы, нагрел воды и, присев у зеркала из полированной бронзы, первым делом избавился от бороды. Затем снял тюрбан и коротко подрезал волосы.
Следившая за ним толстушка Нехаба с застенчивой улыбкой заметила, что теперь он стал другим… более молодым и красивым.
Мартин не ответил, но, заметив отражение девочки в зеркале, призадумался. Нехаба, с ее смуглым личиком, карими миндалевидными глазами и носом с легкой горбинкой, была типичной еврейкой, однако ее можно с таким же успехом выдать и за магометанку. Как бы ожесточенно крестоносцы ни боролись с мусульманами, их ненависть к народу Торы, не признавшему своего соплеменника Сыном Божьим и пославшему его на казнь вместо преступника Варравы, была еще более глубокой.
— Муса! — окликнул Мартин слугу. — Раздобудь для женщин и малыша Эзры сарацинские одеяния. Пусть лучше их сочтут мусульманами, чем признают в них евреев.
Ему не стали перечить, только Сарра расплакалась, меняя свою расшитую узорами симарру на длинную черную абайю и хиджаб.[135]
— О, Моисей! — восклицала она. — О, Аарон!
— Довольно, госпожа! — прервал ее причитания Мартин. — Не упоминайте никого, кроме Аллаха, милостивого и милосердного, если хотите, чтобы вы и ваши дети остались в живых!
Мартин был резок — видимо, все возрастающее напряжение сказывалось и на нем. Отправив женщин и детей в секретное помещение, сам он провел ночь на крыше дома, гадая, что сулит следующий день. Под утро он позволил себе немного подремать, но вскоре его разбудил стук подков по камням мостовой.
Уже начинало светать, и Мартин увидел, что по Королевской улице к пролому в крепостной стене едут шагом несколько всадников. Один из них, несомненно, был рыцарем-христианином. Приглядевшись, Мартин узнал в нем Конрада Монферратского, которого ему доводилось видеть прежде в лагере крестоносцев. Сопровождающие всадников слуги имели при себе свернутые знамена.
Что это были за флаги, он понял лишь тогда, когда прокрался вдоль улицы ближе к крепостной стене. Они внезапно взвились над уцелевшими оборонительными башнями: стяг с черным соколом, принадлежавший самому Конраду, стяг с королевскими лилиями Франции и алое знамя с шествующими львами Ричарда Английского. Знамени ислама не было, и это означало, что город сдается на условиях, предложенных маркизом Монферратским.
Это случилось в священный для мусульман день — пятницу. Но даже муллы не звали правоверных к молитве, в Акре слышались стоны и плач, а в лагере крестоносцев царило радостное возбуждение. Позднее стало известно, что коннетабль Амори де Лузиньян даже пытался вызвать Конрада на поединок, так как среди поднятых на башнях знамен не было флага Иерусалимского королевства.
