— Но все же кто-то в мире — моем или вашем — должен мне сказать, откуда пришел Батчер... — вдруг он засмеялся. Все удивленно уставились на него. — Червь! «Где-то в раю теперь червь, червь...» — это из ее раннего стихотворения. А мне никогда не приходило в голову.
Глава 4
— Мне полагается радоваться? — поинтересовался доктор Т'мварба.
— Вам полагается быть заинтересованным, — ответил генерал Форестер.
— Вы посмотрели на гиперстатическую карту и обнаружили, что, несмотря на то, что все диверсии за последние годы происходили в обычном пространстве, все они лежат на крейсерской дистанции от Зажима Спецелли, на расстоянии одного прыжка. Вы также обнаружили, что пока Батчер был на Титане, диверсий не было. Иными словами, вы установили высокую вероятность того, что именно Батчер отвечает за все это. Но мне не хочется радоваться.
— Почему?
— Потому, что он слишком важная персона.
— Важная?
— Да, важная... для Ридры. Экипаж сказал мне об этом.
— Он? — затем пришло понимание. — Он? О нет... не может быть. Нет. Грабежи, диверсии, убийства... Я хочу сказать, что он...
— Вы не знаете, кто он, — доктор встал с кресла. — Вы дадите мне возможность проверить одну идею? Она должна сработать.
— Я все еще не понимаю чего вы хотите.
Доктор Т'мварба вздохнул.
— Прежде всего я хочу поместить Ридру, Батчера и нас с вами в самую глубокую, самую недоступную, самую охраняемую темницу штаб-квартиры Администрации.
— Но у нас нет темн...
— Не обманывайте меня, — спокойно сказал Т'мварба. — Вспомните, вы ведь ведете войну.
Генерал нахмурился.
— Зачем вся эта секретность?
— Потому что этот парень многого стоит. Если бы рядом со мной были все Вооруженные Силы Союза, я был бы спокойнее. Тогда я бы знал, что у нас есть шанс.
* * *
Ридру посадили в одном углу тюремной камеры, Батчера — в другом. Оба были привязаны пластиковыми ремнями к наглухо привинченным к стенам сиденьям. Доктор Т'мварба следил за тем, как из камеры выкатывают оборудование.
— Никаких темниц, никаких пыточных камер, а, генерал? — он взглянул на кровавое пятно, которое стирали с пола у его ног, и покачал головой. Было бы хорошо, если бы камеру промыли кислотой и продезинфицировали...
— У вас есть все необходимое, доктор? — спросил генерал, не обращая внимания на его замечания. — Если вы изменили свои намерения, то через пятнадцать минут здесь будет множество специалистов.
— Здесь мало места, — сказал Т'мварба. — Я получил девять специалистов в компактном виде, — он положил руку на компьютер.
— Вы говорили, — сказал генерал, — что необходима максимальная безопасность. Я могу собрать здесь двести пятьдесят мастеров айкидо.
— У меня черный пояс по айкидо, генерал, и думаю, что вдвоем мы справимся.
Генерал поднял брови.
— Я сам занимаюсь каратэ, айкидо я никогда не понимал. А у вас черный пояс?
— И у Ридры тоже. Я не знаю, что может Батчер, поэтому предпочел крепко привязать их.
— Хорошо, — генерал дотронулся до дверного косяка. Металлическая плита медленно опустилась. — В нашем распоряжении пять минут. — Плита коснулась пола, и щель между ней и порогом исчезла. — Края сварены. Мы в центре двенадцати слоев защиты, причем все они непреодолимы. Никто не знает даже расположения этого места, включая и меня.
— После лабиринтов, через которые мы прошли, я тоже не знаю, — сказал Т'мварба.
— На случай, если кто-нибудь захочет засечь нас, мы автоматически перемещаемся каждые пятнадцать секунд... Он не вырвется отсюда, — генерал указал на Батчера.
— Я скорее хотел бы быть уверенным, что никто не ворвется сюда.
— Начинайте.
— У Батчера амнезия, если верить докторам на Титане. Это значит, что его сознание занимает только часть его мозга, а все, что происходило до шестьдесят первого года, блокировано. Вот эта штука, — он надел на голову Батчера металлический шлем, — создаст серию «неприятностей» в его сознании, и оно будет вынуждено прорваться из изоляции в остальную часть мозга.
— А что если между этим участком коры и мозгом просто нет связи?
— Если будет в полной мере неприятно, то установятся новые связи.
— При той жизни, которую он вел, — заметил генерал, — мне трудно представить себе, что ему может быть неприятно.
— Онофф, алгол, фортран, — сказал доктор Т'мварба, — обычно создают ситуацию «змея в мозге». Однако с мозгом, который не знает слова «я», тактика страха не подействует.
— Тогда что же?
— Онофф, алгол и фортран. С помощью парикмахера и того факта, что сегодня среда.
— Доктор Т'мварба, я не изучал ваш психоиндекс...
— Я знаю, что делаю. Ни один из этих языков для компьютера не знает слова «я». Это делает невозможным такие предложения, как «Я не могу решить эту проблему», или «Я не понимаю», или «Я не хочу напрасно тратить свое время». Генерал, в маленьком городке на испанской стороне Пиренеев есть лишь один цирюльник. Цирюльник бреет всех мужчин в городе, которые не бреются сами. Кто же бреет цирюльника?
Генерал нахмурился.
— Вы не верите мне? Но, генерал, я всегда говорю правду. За исключением среды. По средам любое мое утверждение — ложь.
— Но сегодня среда! — воскликнул генерал, начиная выходить из себя.
— Как убедительно! Ну, ну, генерал, успокойтесь, а то у вас посинело лицо.
— Я абсолютно спокоен!
— Ну, ну... Отвечайте только да или нет: прекратите ли вы бить свою жену?
— Будь я проклят, если смогу ответить на такой вопрос!..
— Ну, ладно. Пока вы думаете о жене и о среде, скажите, кто же бреет цирюльника?
Генерал резко рассмеялся.
— Парадоксы! Вы хотите начинить его парадоксами, чтобы он боролся с ними?
— Если так поступить с компьютером, то он просто перегорит, как только столкнется с парадоксом, если только его не запрограммировали на отключение.
— Предположим, что он решится на разобщение?
— Разве это меня остановит, — доктор указал на другую машину. — И для этого у меня есть средство.
— Но как вы узнаете, какие парадоксы ему подсунуть? Те, что вы сказали мне...
— Их — нет. Помимо всего прочего они существуют только в английском и еще нескольких аналитических языках. Парадоксы существуют в лингвистической манифестации языка, которым они выражены. В парадоксе об испанском цирюльнике слово «все» и заключает в себе противоречие. То же самое и в других парадоксах. Лента, которую послала мне Ридра, содержит грамматику и словарь Вавилона-17. Удивительно! Это наиболее аналитический из всех существующих языков. Но это одновременно означает и огромное количество парадоксов, поистине изумительных парадоксов! Ридра заполнила конец ленты наиболее остроумными из них. Мозг, ограниченный Вавилоном-17, эти парадоксы сожгут или...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
