в Дижоне он писал в поздравительном письме Бацци:
«Ты помнишь Нуволари в начале его карьеры?». В конце июля Президент Итальянской Республики Сандро Пертини motu proprio[98] присвоил ему звание Кавалера Большого креста. Это была высшая награда, которую страна могла присудить своему гражданину. Президент отметил его «заслуги в промышленности и спорте». Феррари, конечно, гордился этим, но отказался ехать в Рим лично получать награду.
Великий Старик оставался все таким же великим, но неизбежно становился все более и более старым, на протяжении большей части года оставался в стороне от дел и сейчас явно беспокоился. Его здоровье было нестабильным, и эта нестабильность касалась прежде всего его диеты, которой он уделял внимание еще больше, чем прежде. Кроме того, он вместе с Гоцци работал над новой версией своих воспоминаний и почувствовал необходимость посвятить несколько строк памяти умершей жены.
Он знал, что в его восемьдесят один год эта версия «дневника жизни» могла стать последней, и он не хотел делать что-то наполовину. Слова, которые он выберет для того, чтобы описать женщину, с которой он поддерживал сколь долгие, столь и бурные отношения, вероятно, и останутся теми, что прочитают потомки. Наверное, несмотря на все противоречия, он действительно чувствовал, что ему не хватало Лауры. Ведь признался же он, что после ее смерти он потерял точку опоры.
Поэтому он искал поддержку в друзьях.
В начале августа он отправил очень выразительную записку Джино Ранкати, который оставался его самым большим другом среди журналистов и одним из немногих людей, знающих о личных делах дома Феррари. «Крест стал тяжелее», – написал он, ничего не объяснив.
Друг обеспокоился и прибежал на помощь. Но он нашел Феррари в порядке, спокойным, даже расслабленным. В пустом по причине летних каникул Фьорано он провел целый день в беседе с Ранкати, попивая розовое игристое вино, которое им обоим так нравилось, и никаких намеков на тяжесть креста не было.
В последнее воскресенье августа Алан Джонс, победив в третьей гонке подряд, приблизился к Шектеру всего на десять очков. Но Гран-при Нидерландов подарил еще и картину маслом: Вильнев и его «T4», которая осталась без колеса и проехала целый круг в отчаянной, но бесполезной попытке добраться до боксов для замены пробитой резины. Тифози как с ума посходили, но не все профессионалы оценили этот поступок, и молодой канадец снова, чуть более года спустя, оказался в самом центре горячих дискуссий.
На помощь внезапно пришел сам Энцо Феррари. Великий Старик, не высказывавшийся по горячим следам, подал голос два дня спустя, нарушив молчание, длившееся с начала апреля. «Я напомню кое-что, – грянуло из Маранелло, – и не для того, чтобы защищать Вильнева, а потому, что мне важно, чтобы правда не была искажена».
И он продолжил, приведя пример Тацио Нуволари, который в одном из Гран-при тридцатых годов точно так же, как и Вильнев в предыдущее воскресенье, приехал в боксы на трех колесах. Нуволари, сказал он, «был гонщиком, который вылетал за пределы трассы, но затем одерживал победу. Конечно, он мог совершать ошибки, но затем исправлял их. Точно так же, как Жиль, – и тем самым он наделил Вильнева званием наследника Летучего мантуанца, – который сделан из того же теста, и которого риск иногда ведет к чрезмерностям. Но если бы это не было так, он не был бы Вильневом, так же как Нуволари не был бы им, если бы вел себя иначе».
Но Феррари гордился своим гонщиком еще больше, если бы он знал о личной беседе, которую канадец вечером после Гран-при Нидерландов провел со своим партнером. За три гонки до конца чемпионата Джонс был реальной угрозой. Шектер все так же лидировал в чемпионате и прямым текстом попросил помощи у партнера, и, конечно, Жиль не раздумывал, потому что он всегда был таким – преданным командным игроком. И с этого момента он пообещал помогать ему. Что он великолепно и проделал две недели спустя на «Монце», когда финишировал вторым за Шектером, который вместе с победой в гонке выиграл и чемпионат мира.
Два года спустя после окончания эпохи Лауды сыграла личная ставка Феррари, наблюдавшего за гонкой по телевизору в своей уединенной усадьбе во Фьорано с телетайпом, посредством которого он общался с боксами на «Монце» – он снова стал чемпионом мира.
Лауда послал ему дружественный телекс с поздравлениями. Феррари обдумал свой ответ и затем сформулировал текст, который многое говорил о его уважении к Ники и о том, насколько болезненным для него было воспоминание об их разлуке. Слова Ники, сказал он, «натолкнули меня на горькое размышление: если бы Лауда решил остаться в “Феррари“, он уже мог бы повторить рекорд Фанхио».
Это было загадочное изложение мыслей, в лучших традициях Феррари, оно требовало интерпретации, и, помимо очевидного – если бы Лауда остался в «Феррари», он бы выиграл чемпионат мира в 1979 году – оно на самом деле говорило еще о том, что «Т3» в руках Лауды могла бы выиграть чемпионат мира-1978 и что Лауда покинул его не в 1977 году, когда он ушел фактически, а в октябре 1976 года на «Фудзи», когда отказался от участия в гонке и тем самым от титула.
Три года спустя, несмотря на то, что он снова стал чемпионом мира, Энцо Феррари все еще не мог смириться с потерей титула 1976 года.
Глава 43
Патриарх
Когда Шектер после Гран-при Италии в Монце выбрался из своего болида «312 T4» чемпионом мира, первая его мысль была мысль о Великом Старике. «Я посвящаю титул Энцо Феррари», – сказал он без лишних рассуждений.
Но ни в тот день из Фьорано, ни в последующие дни из Маранелло никаких поздравлений от Феррари в адрес своего нового чемпиона мира не поступило. Ни слова, ни строки, ни благодарности. И когда пресса обратила внимание на эту нестыковку, она бросилась к нему за разъяснениями.
Феррари отказал всем. Самые удачливые смогли поговорить с Франко Гоцци. «Инженер Феррари не будет давать заявлений. От меня тоже никаких официальных заявлений не будет», – сказал глава пресс-службы «жеребцов».
Гоцци объяснил, что Феррари не считал необходимым давать заявления после того, что произошло так, как и ожидалось. Но поскольку это была победа на «Монце» и завоевание титула, было ясно, что что-то не сходилось. Неожиданное поведение Феррари, даже в дни триумфа, конечно, не было неожиданностью, но все помнили его речевой поток на пресс-конференции четыре года назад после титула Лауды, завоеванного на «Монце». Момент триумфа для Феррари всегда
