с собой Арчи Карпентера. Он офицер службы безопасности «Интернейшнл Кемикл Холдингз» в Лондоне…
Глаза его превосходительства блеснули, и это было его единственным приветствием.
— …мне только что позвонил дотторе Карбони из Квестуры. В деле Харрисона возникли тревожные и неприятные осложнения…
Карпентер сказал спокойно:
— Мы сочли, что вы должны знать о них, невзирая на неудобство этого часа.
Посол бросил на него взгляд, потом снова повернулся к Чарлзворту.
— Так давайте обсудим ситуацию.
— Полиция все время считала, что Харрисон был похищен мафией. Этой ночью выяснилось, что теперь он уже в руках другой организации, а именно — «Нуклеи Армати Пролетари».
— Что вы хотите этим сказать?
— Что силы НАП насильственно отбили Харрисона у его похитителей, — сказал Чарлзворт терпеливо.
— Полиция предлагает такую версию? И мы должны этому верить? — Это было сказано с убийственным сарказмом.
— Да, сэр, — снова вмешался Карпентер. — Мы верим этой версии, потому что в морге на спине лежат трое, и это нас убеждает. Двое погибли от огнестрельных ранений, а третьему разбили голову.
Посол попятился, кашлянул, вытер голову носовым платком и махнул своим гостям, указывая на стулья.
— Каков же мотив? — спросил он просто.
В разговор вступил Чарлзворт.
— НАП требует, чтобы завтра к девяти часам утра итальянское правительство выпустило арестованную террористку Франку Тантардини…
Посол, сидевший далеко от них на затейливом резном стуле, подался вперед:
— О, мой Бог… Продолжайте, Чарлзворт. Ничего не смягчайте.
— Итальянское правительство должно выпустить арестованную террористку Франку Тантардини, а иначе Джеффри Харрисон будет убит. Через несколько минут Министр внутренних дел проведет свой первый брифинг. Я полагаю, что через двадцать минут вас пригласят в Виминале.
Все еще покачиваясь, обхватив голову своими усталыми старыми руками, Посол размышлял. Ни Чарлзворт, ни Карпентер не прерывали его мыслей. Сопротивление было сломлено. В течение целой минуты в молчании зрели ростки идей. Это молчание вызывало ощущение неловкости: Чарлзворт почувствовал, что его галстук повязан не так аккуратно, как следовало бы. Карпентер смотрел на свои нечищеные башмаки и развязавшийся шнурок.
Посол встряхнулся, как бы сбрасывая тяжесть.
— Решение должно принять итальянское правительство. Любое вмешательство, любой нажим с нашей стороны были бы неправильно поняты.
— Так вы предлагаете умыть руки в деле с Харрисоном? — Карпентер почувствовал, что краснеет, когда задавал этот вопрос. В нем поднимался гнев.
— Я не думаю, что посол имел в виду именно это… — с несчастным видом вмешался Чарлзворт.
— Благодарю вас, Чарлзворт, но я сам могу пояснить свое высказывание, — сказал посол. — Мы не умываем руки. Не оставляем мистера Харрисона на милость судьбы, как вы выразились, мистер Карпентер. Мы просто считаемся с реальностью местных условий.
— Когда это было только уголовным делом, когда речь шла только о выкупе, о деньгах, тогда мы были готовы взаимодействовать…
— Ваша компания была готова вести переговоры, мистер Карпентер. Британское Министерство иностранных дел оставалось в стороне.
— Какая, черт возьми, разница между выкупом в пару миллионов долларов и свободой одной женщины? — Из-за этого проклятого бренди, которым Чарлзворт его накачал, Карпентер не мог управлять собой и своей речью и соперничать с этим маленьким самодовольным трезвым ублюдком, сидевшим напротив. Он почувствовал свое бессилие.
— Не кричите на меня, мистер Карпентер.
Посол был холоден и отчужден на своем пьедестале.
— Ситуация, действительно, изменилась. Прежде, как вы справедливо заметили, речь шла только о деньгах. Теперь к этому добавляются принципы, а также суверенное достоинство Республики Италия. Немыслимо, чтобы правительство склонилось перед столь грубо выраженной угрозой и выпустило врага общественного порядка, женщину масштаба Тантардини. В равной степени немыслимо, чтобы правительство Великобритании оказывало давление в этом деле.
— Я снова повторяю, вы умываете руки в вопросе о судьбе Джеффри Харрисона. Вы готовы стать свидетелем того, как его принесут в жертву «достоинству Италии», какой бы дьявольской чепухой это ни оправдывалось.
Карпентер посмотрел на Чарлзворта, ища в нем союзника, но тот предвидя это, отвел взгляд.
— Благодарю вас, джентльмены, благодарю за то, что вы потратили свое время. Мне жаль, что вас потревожили и что ваш день начался чересчур рано и так скверно.
Карпентер встал, в углах его рта была пена.
— Вы толкаете нашего человека в болото, надеваете на него цепь и думаете, что все это чертовски замечательно.
Черты посла являли собой бесстрастную маску, он поудобнее уселся на своем стуле.
— Мы только учитываем реальное положение дел, считаемся с ситуацией. Реальность диктует нам единственный вывод: если в этом деле будут проигравшие, из двоих приходится выбирать кого-то одного. Джеффри Харрисона или Республику Италию. Жизнь одного человека имеет меньшее значение, чем длительный вред, который может быть нанесен общественному порядку и политической ситуации великой демократической страны. Вот как я это себе представляю, мистер Карпентер.
— Это куча дерьма…
— Ваша грубость не оскорбляет меня и не помогает Харрисону.
— Думаю, нам пора идти, Арчи. — Чарлзворт уже стоял. — Увидимся позже в офисе, сэр.
Когда они вышли на солнечный свет и направились к машине, Чарлзворт увидел, что по лицу Арчи Карпентера катятся слезы.
* * *
В течение нескольких минут Харрисон наблюдал, как стрелка на индикаторе уровня горючего подрагивала, упираясь в левый угол циферблата, показывая, что горючее на исходе, что его почти нет. Пусто. Он раздумывал о том, как отнесется юноша к его сообщению о том, что скоро машина станет бесполезной. Как лучше поступить — надо ли его поставить в известность о том, что их движению угрожает неминуемое препятствие, или просто продолжать вести машину до тех пор, пока мотор не начнет кашлять и не замрет. Все зависело оттого, чего хотел он сам: сражения или временного сохранения ситуации. Скажи ему, что они вот-вот остановятся на бесплодном и жестком уступе и, возможно, итальянец не впадет в панику, а задумается, что предпринять. От неожиданного препятствия юноша может сломаться, у него начнется кризис, а это опасно из-за присутствия P38…
Тот же вечный вопрос, Джеффри, та же прежняя ситуация. Противостоять или поддаться? Ничего половинчатого. И тот же вечный ответ, Джеффри. Не раскачивай, не качай маятник. Не опрокидывай ведро нечистот ему в лицо, потому что это кратчайший путь к боли, а пистолет рядом и заряжен.
— Нам не удастся ехать дальше, Джанкарло.
Хотя Харрисон говорил тихо, в безмолвии машины слова его раскатились, как гром. Юноша рядом с ним выпрямился, изменив позу. Дуло пистолета глубже зарылось в ребра Харрисона, как бы требуя объяснений.
— У нас почти на исходе бензин.
Голова мальчика в кудрявых спутанных волосах метнулась мимо груди Харрисона, чтобы посмотреть на циферблат. Харрисон подался назад на своем сиденье, освободив для него пространство, и услышал,
