Поелику сіе письмо увѣдомитъ тебя о перемѣнѣ первой моей надписи, то я и посылаю тебѣ его чрезъ одного пріятеля Г. Гикмана, на вѣрность котораго мы можемъ положиться. Онъ занятъ нѣкіими дѣлами по сосѣдству Госпожи Сорлингсъ, онъ знаетъ ее самую; сего же вечера онъ хотѣлъ возвратиться назадъ, и привести съ собою то, что у тебя изготовлено, или то, что время тебѣ позволитъ ко мнѣ написать. Я не разсудила за благо употребить въ семъ случаѣ ни единаго изъ людей Г. Гикмана. Каждая минута можетъ для тебя сдѣлаться важнѣйшею, и привести тебя въ необходимость перемѣнить свои намѣренія и свое состояніе.
Я слышу изъ того мѣста, гдѣ сижу, что моя матушка зоветъ меня къ себѣ, и приводитъ всѣхъ людей въ безпокойство. Она идетъ, безъ сомнѣнія, и вскорѣ спроситъ меня, гдѣ была, и что въ сіе время дѣлала, прощай, любезная моя. Да сохранитъ тебя Боже отъ всякой гибели! И да возвратитъ тебя, безъ всякаго поношенія и съ честію въ объятія вѣрной твоей пріятельницы
Анны Гове.
Письмо XCVIII.
КЛАРИССА ГАРЛОВЪ, къ АННѢ ГОВЕ.
Въ Четвертокъ по полудни 1 Апрѣля.
Я не скрыю отъ тебя дражайшая и ласковая моя пріятельница, что я чрезвычайно терзаюсь скорбію произведя между твоею матерью и тобою то несогласіе, къ коему я наиболѣе подала случай. Увы! Колико нещастныхъ вдругъ я учинила!
Естьлибъ я не имѣла для моего утѣшенія свидѣтельства моего сердца, и ту мысль, что мой проступокъ не происходитъ отъ виновнаго какого поползновенія; то почитала бы себя презрѣнія достойнѣйшею изъ всѣхъ женщинъ. И даже при ощущеніи сей отрады, сколь жестоко я наказана лишеніемъ моей славы, которая мнѣ была драгоцѣннѣе жизни и тою жесточайшею неизвѣстностію, которая, непрестанно опровергая мою надѣжду терзаетъ мою душу и наполняетъ ее смущеніемъ и скорбію!
Любезнѣйшая моя пріятельница, долгъ, кажется требуетъ, чтобъ ты повиновалась своей матушкѣ, и прервала бы всякое сообщеніе съ столь злощастною дѣвицею. Опасайся того, ты впадешь въ равной безпорядокъ. составляющей источникъ моего нещастія. Оно началось отъ запрещенной переписки, которую я почитала себя свободною и прервать, какъ скоро пожелаю. Я всегда получала удовольствія отъ употребленія моего пера; и сіе увеселеніе можетъ быть сокрыло отъ глазъ моихъ всю опасность. По истиннѣ я имѣла къ тому и причины, кои казались мнѣ похвалы достойными; а нѣсколько времени была къ тому ободрена позволеніемъ и даже усильными прозьбами всѣхъ моихъ родственниковъ.
И такъ я иногда чувствую, что могу прервать столь любезную переписку, въ томъ намѣреніи, дабы твоя матушка болѣе не безпокоилась. Однако какого зла можетъ она опасаться отъ писемъ, которыя мы по временамъ другъ ко другу пишемъ, когда мои не иннымъ чѣмъ наполнены бываютъ, какъ признаніемъ и раскаяніемъ о моихъ проступкахъ; когда она увѣрена въ твоемъ благоразуміи и твоей скромности; словомъ, когда ты столь отдалена отъ того, дабы могла слѣдовать злощастному моему примѣру.
Я покорно тебя благодарю за благосклонныя твои предложенія. Будь увѣрена, что нѣтъ въ свѣтѣ ни единаго человѣка, которому бы я пожелала быть обязанною прежде, нежели тебѣ. Г. Ловеласъ будетъ послѣднимъ. И такъ не воображай себѣ, чтобъ я думала подать ему такое право на мою благодарность. Но я надѣюсь, не смотря на все то, что ты ко мнѣ пишешь, что не отрѣкутся мнѣ прислать моихъ платьевъ и небольшаго количества оставленныхъ мною денегъ. Мои друзья, или по крайней мѣрѣ нѣкоторые изъ нихъ, не будутъ столь безразсудны, чтобъ привели меня въ толь великія замѣшательства. Можетъ быть они не поторопятся меня обязать; но когда бы и долѣе они принудили меня ожидать сей милости; то я и тогда еще не стану отчаяваться въ полученіи оной. Я нимало не думала, какъ ты то ясно видишь, спорить съ Г. Ловеласомъ въ разсужденіи издержекъ въ путешествіи и въ наймѣ жилища, дотолѣ, пока мое убѣжище не будетъ утверждено. Но я скорѣе думаю прервать таковыя обязательства.
По истиннѣ, по учиненіи посещѣнія моимъ дядею твоей матушкѣ, для возбужденія ея гнѣва противъ такой племянницы, которую онъ любилъ столь нѣжно, мнѣ не надлежало бы болѣе ласкаться скорымъ примиреніемъ. Но долгъ не обязываетъ ли меня исполнить оное. Не ужели я должна увеличить мой проступокъ оказаніемъ гнѣва и упорства? Ихъ гнѣвъ кажется имъ справедливымъ, поелику они полагаютъ мое бѣгство предумышленнымъ, и которое ихъ увѣрило, что я торжествую надъ ними съ предмѣтомъ ихъ ненависти. Когдабъ я сдѣлала все то, что только зависитъ отъ меня, дабы придти опять къ нимъ въ любовь; тогда менѣе бы самое себя укорять могла. По симъ разсужденіямъ я недоумѣваю послѣдовать твоему совѣту относительно до бракосочетанія, наипаче когда я вижу Г. Ловеласа столь вѣрно исполняющаго всѣ мои договоры, которые онъ называетъ моими законами. Впрочемъ чувствованія моихъ друзей, которыхъ ты мнѣ представляешь столь явными врагами противъ ходатайства его фамиліи, нимало меня не понуждаютъ принять покровительства Милади Лаврансъ. Я полагаюсь единственно на Г. Мордена. И утвердясь въ совершенной независимости, до возвращенія его изъ Италіи, я надѣюсь такимъ средствомъ благополучнаго окончанія всего нещастія.
Впрочемъ если я не могу склонить г. Ловеласа удалиться; то какія же обязательства могу предложить о примиреніи моимъ друзьямъ? Если онъ меня оставитъ, и если они насильно меня захватятъ, какъ ты увѣрена, что онибъ сіе и учинили, когдабъ менѣе его страшились; то жесточайшія ихъ поступки и ужаснѣйшія ихъ принужденія не были ли бы оправданы моимъ поведеніемъ? А пока онъ находится со мною, пока я его вижу, какъ ты то примѣчаешь, но будучи его женою, то какому сужденію я подвергаюсь? Какъ! Не ужель должна я для сохраненія нещастныхъ остатковъ моея славы наблюдать и употреблять въ пользу свою благосклонныя сего человѣка расположенія?
Я дамъ тебѣ отчетъ столь ж вѣрной, какъ ты того желаешь, о всемъ между нами произходящемъ. Даже до сего времени я не замѣтила ничего въ его поведеніи, заслуживающаго большой укоризны. Однако я не могу сказать, чтобъ то почтеніе, которое онъ мнѣ оказываетъ, было почтеніемъ искреннимъ и естественнымъ, хотя мнѣ не весьма удобно можно изъяснить недостатокъ онаго. Безъ сомнѣнія онъ по свойству весьма гордъ и наглъ. Онъ также не столь учтивъ, сколько бы надлежало того ожидать отъ его породы, знатнаго воспитанія и отъ другихъ его преимуществъ. Словомъ, его поведенія сходствуютъ съ человѣкомъ весьма привыкшимъ поступать по своей волѣ, и ни мало неспособнымъ согласоваться съ волею другаго.
Ты мнѣ совѣтуешь оказывать ему нѣкоторые знаки довѣренности. Я расположена всегда слѣдовать твоимъ совѣтамъ, и оказывать ему то, чего онъ будетъ достоинъ. Но когда я обманута, какъ то подозрѣваю, его хитростями, противъ моихъ намѣреній, и даже противъ моей склонности; то долженъ ли онъ ожидать, или можетъ ли надѣятся, чтобъ я вскорѣ стала ему оказывать такое угожденіе и признала бы себя обязанною его ревности за мое похищеніе? Симъ бы дала ему поводъ думать, что я въ томъ притворялась предъ моимъ отъѣздомъ или послѣ онаго такъ лицемѣрила.
Ахъ! дражайшая моя, я охотно бъ вырвала на себѣ волосы, когдабъ прочитывая ту статью твоего письма, въ которой ты говорить о сей пагубной середѣ, коей я ужасалась можетъ быть болѣе, нежели надлежало, усмотрѣла, что была игралищемъ столь подлой хитрости, и вѣроятно посредствомъ сего коварнѣйшаго изъ всѣхъ людей Лемана! Какъ жестока была ихъ злость! сіе тяжкое преступленіе должно быть предумышленное. Не должна ли я была сама себѣ измѣнить, когда мало наблюдала движенія такого человѣка? Впрочемъ, какъ можно жить на свѣтѣ человѣку столь чистосердечному, и по природѣ всякаго подозрѣнія чуждающемуся, какова я?
Я должна оказать чувствительнѣйшую благодарность Г. Гикману за то обязательное вспомоществованіе, которое онъ произвольно принимаетъ въ нашей перепискѣ. Сколь мало вѣроятно, чтобъ онъ имѣлъ необходимость при семъ случаѣ употребить средства для произведенія своихъ успѣховъ въ сердцѣ дѣвицы, что весьма бы мнѣ было прискорбно, естьлибъ оной могъ привесть его въ немилость у ея матери.
Теперь я нахожусь въ нѣкоей зависимости и обязательствѣ. И такъ, я должна быть всѣмъ тѣмъ довольна, чего не могу миновать. Почто я не имѣю возможности обязывать другихъ, что было мнѣ нѣкогда столь драгоцѣнно! Все что я хочу сказать, любезная моя, состоитъ въ томъ, что моя нескромность конечно должна уменшить прежнее мое надъ тобою вліяніе. Однако я не хочу оставлять себя самой себѣ, ниже отрекаться отъ того права, которое ты мнѣ подала сказать тебѣ, что я думаю о твоемъ поступкѣ въ такихъ случаяхъ, кои я не могу одобрить.
И такъ позволь сказать, несмотря на жестокость, оказываемую твоею матушкою къ такой нещастной, которая впрочемъ невинна; я тебя укоряю, за учиненной тобою ей поступокъ, такая вспыльчивость не извинительна, не говоря, въ семъ случаѣ, о той излишней вольности съ коею ты поступаешь безъ разбору со всѣми моими ближними. Я по истиннѣ тѣмъ не довольна. Если ты не желаешь, изъ любви къ самой себѣ, прекратить тѣхъ жалобъ и нетерпѣливости, о коихъ ты на каждой строкѣ напоминаешь; то окажи сіе, покорно тебя прошу, хотя изъ любви ко мнѣ. Твоя матушка конечно по справедливости страшится, чтобъ мой примѣръ, какъ опаснѣйшій, не вкоренился въ мысляхъ возлюбленной ея дочери, и сей страхъ не можетъ ли внушить въ нее непреодолимой ко мнѣ ненависти?
