– Волков тут небось пропасть? – поинтересовался Тараканов.
– Не то слово, особенно зимой лютуют. Чуть зазеваешься, уснешь там, или в пургу с пути собьешься – сожрут… Только я больше двуногих волков опасаюсь…
– Таких, как Мишка Жилин?
– Не, то не волк, так – шпана.
– Вы же говорили, что он срок за вооруженное нападение отбывал?
– Дык в пятом годе все как с цепи сорвались! Сопливые мальчишки, и те «эксы» устраивали. Вот и Мишка вслед за всеми. Да и молод он был тогда. Теперь повзрослел, поумнел…
– Ага, и хитрее стал! Напролом не идет, – усмехнулся Михельсон. – Оружие у него в доме есть?
– Регистрированного нет, а про незаконное – не знаю. Да не будет он стрелять, тем более – в меня, я его в свое время от смерти спас.
– Это как же? – удивился сыскной чиновник.
– Поймали его как-то мужики с крадеными лошадками, нагнули две молоденькие березки, что рядом стояли, привязали к каждой по Мишкиной ноге и хотели уж отпускать, но тут я подоспел.
Примерно через полтора часа свернули с шоссе на лесной проселок. Еще через пятнадцать минут районный дернул вожжи.
– Тпррруу! – Телега остановилась. Старик спрыгнул на землю. – Хутор Жилина примерно в версте отсюда. Я предлагаю пешочком прогуляться, чтобы он нас не увидал.
Трофимов свернул на полянку у дороги и привязал лошадь к дереву, повесив ей на шею мешок овса. Пошли напрямую, через лес.
– Я у него на хуторе был как-то – краденую лошадь искал, – сказал районный. – Рига небольшая, входа два: тот, что от дороги – в жилую часть, тот, что сзади – на гумно. Давайте так: я сзади подберусь, а вы от дороги идите. Он вас увидит, испугается, побежит, я его и схвачу.
– Их там, скорее всего, двое – племяш у него гостит, – предупредил Тараканов.
– И с двумя справлюсь, сила-то есть еще. Да тихий Мишка, тихий.
– Собака есть на дворе? – спросил Михельсон.
– Собаки нет. Я у него спрашивал про собаку. Говорит, что что-то в организме у него неправильно устроено – от собачьего запаха чихать и кашлять начинает, близко к собаке подойти не может. Поэтому не держит. Ему плохо, а нам – хорошо.
– А народа много на хуторе?
– Бобылем живет, отец с матерью померли, а жениться не может, никто за него своих девок не отдает. Все хозяйство – шиш в кармане да вошь на аркане. Такие у нас не в почете.
– К нам богатеть ездил. – Сыскной чиновник все-таки проверил свой «вальтер». Невооруженному Тараканову сразу стало как-то неуютно.
Трофимов приложил палец к губам, и дальше шли молча. Саженей через сто они увидели хутор. Районный показал жестами, куда двинется сам и откуда надо зайти нарвским гостям, и исчез в чаще.
Тараканов шел впереди, Михельсон – чуть сзади. Когда до риги[75] оставалось не более пяти шагов, внутри дома раздался выстрел. Тут же открылась уличная дверь, и на пороге появился мужчина с дымящейся двустволкой в руках. Он вскинул ружье к плечу, прицелился и нажал на курок. Выстрела не последовало. Сзади громыхнуло, и Осип Григорьевич сразу же почувствовал резкий, неприятный запах пороха. Жилин упал внутрь риги, ноги в опорках задрались вверх. В это время с чердака выстрелили три раза подряд. Тараканов вжал голову в плечи и юркнул в открытую дверь, споткнулся об труп Жилина, упал, перекатился за какую-то бочку и затаился. Левая рука попала во что-то мокрое и липкое. Осип Григорьевич повернул голову и увидел районного. Тот лежал, глядя в потолок мертвыми глазами, рядом валялась фуражка с зеленым околышем. Старый урядник пенсии не дождался.
Тараканов осторожно подполз к Трофимову, открыл его кобуру и вытащил оттуда наган. Ощутив тяжесть револьвера в руке, Осип Григорьевич сразу почувствовал себя увереннее. Он приподнялся было, но тут же опять громыхнуло, и нарвитянин снова спрятался за бочку.
– Здрасте, Осип Григорьевич! – донесся сверху веселый голос Наумова.
– Сдавайся, Сашка! – ответил на приветствие Тараканов. – Все равно мы тебя измором возьмем!
– Ну это вряд ли! Товарищ ваш, что на улице остался, с минуты на минуту окочурится, патронов у меня пропасть, а у вас всего семь. Так что это не вы, это я вас измором возьму.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Вы как там, Конрад Оттович? – крикнул Тараканов.
– Нормально! – ответил Михельсон. – В ногу он мне, гаденыш, попал.
– Врет он вам, Осип Григорьевич! – злорадствовал Сашка. – У него из ноги кровь так хлещет, что скоро вся выйдет, до капельки. Он за колодец схоронился, но не весь, простреленная нога не помещается. Я могу помочь помереть – еще пару дырок в ноге сделаю, так что решайте поскорее!
Тараканову снова пришлось напрячь голосовые связки:
– Много крови потеряли?
– Если честно, то да, никак не могу остановить!
– Что я говорил! Ну так как, будем договариваться? – Наумов пытался казаться бесшабашным, но его голос иногда предательски срывался на фальцет.
– Что ты предлагаешь? – спросил Тараканов.
– Вы ведь из дворян?
– Да.
– Тогда дайте слово, что не будете стрелять. Я спущусь в сени и уйду.
– А сам-то не выстрелишь?
– А зачем? Пока на мне трупов нет, урядника-то дядька завалил, царство им обоим небесное. Зачем мне лишняя статья?
Разубеждать бывшего коллегу и говорить ему о том, что при действовавшем в Республике военном положении расстрел полагается даже за покушение на жизнь полицейского, Осип Григорьевич не стал.
– Даю слово, слезай!
Сначала у лестницы появилась рука с револьвером, потом лакированный сапог, потом – второй. Сашка осторожно, спиной назад, спустился по лестнице, водя стволом по сеням. Он увидел Тараканова за бочкой, еще больше напрягся и, не отрывая от него взгляда и не опуская вооруженной руки, стал пятиться к заднему выходу. На пороге остановился.
– Как вы насчет меня догадались, Осип Григорьевич?
– Да много ума не надо было. Я конторщика порасспрашивал, и сразу понял, что это ты мануфактуру увез. Конторщик сказал, что, когда автомобиль нагрузили, он завелся сразу, с пол-оборота. А так его завести даже я уже не мог, разучился. Только у тебя это получалось. Ну а остальное, как говорится, дело полицейской техники. Может, сдашься? Мы скажем, что ты ни в кого не стрелял. Деваться ведь тебе некуда.
– Это почему же некуда? Тут до границы – десять верст. Завтра утром в Совдепии буду, а через пару дней стану в самом шикарном ресторане на Невском шампанское пить! Мы барахло то за червонцы продавали, они нонче дороже английских фунтов стоят, к тому же мне теперь и дядькина доля достанется, так что все нормально, деньги у меня есть.
– Не жалуют большевики таких, как ты.
– У кого деньги есть, тех все жалуют.
– А где Константинов?
Сашка на миг опустил глаза. Потом поднял голову.
– У меня в избе, в подполе закопан. Дядька напоил его до бесчувствия и зарезал. Нам надо было накладную и доверенность, что Грунс выдал, у него забрать. Похороните его по-человечески, все-таки он неплохой мужик был! А хотите, я расскажу, как мы это дельце сделали?
Тараканову хотелось, но он думал о Михельсоне, поэтому отрицательно помотал головой.
– Не хотите?! – В голосе Наумова слышалось неподдельное разочарование. – А я все же расскажу! Слушайте. В тот день ко мне дядька в гости приехал, мы с ним на вашей машине помпу меняли. Поменяли, выпили за это дело бутылочку, ну и прикемарили в кузове. В это время Грунс к хозяину прибежал. Они подряд у гаража обсуждали и думали, что рядом нет никого. Грунс велел Константинову внимательно за товаром смотреть, ну и цену его назвал. Хозяин сказал, что тебя за мануфактурой отправит сразу, как только вернешься. Грунс пять раз переспросил, успеешь ли ты до полуночи загрузиться. Когда он ушел, мы из машины вылезли, так, мол, и так, говорим: спали, проснулись от вашего разговора, но объявляться не стали, чтобы не мешать. Дядька предложил Константинову выпить, тот согласился – он вообще никогда не отказывался, тем более уже поддатым был. Пошли мы ко мне. Там дядюшка его того… Кокнул, в общем. Ну а после этого мне от дела не резон было отказываться. Под утро я нацепил старую отцовскую поддевку, бороду приклеил, сходил за машиной, мы дельце и провернули.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
