– Всего я тебе сказать не могу, это государственная тайна. Скажу лишь, что это связано с моей прошлой службой. В Париже всплыли кой-какие бумаги в Департаменте полиции, их надо привести в порядок. Политика, одним словом.
– Господи, ты и вправду меня совсем дурой считаешь? Зачем кому-то в Париже бумаги царского МВД?
– Настя!… Ну хорошо, я тебе расскажу, но ты должна поклясться, что не скажешь никому ни слова. Клянешься?
Жена засмеялась:
– Клянусь!
– И не надо смеяться, смешного тут ничего нет. Видишь ли, многие из сегодняшних большевистских лидеров до революции были тайными агентами полиции. Недавно в Париже появилась часть картотеки Департамента, в которой есть и расписки, и собственноручно написанные отчеты нынешних комиссаров и наркомов. Представляешь, какая это ценность! Какие это козыря в переговорах с большевиками! А разобрать такую картотеку абы кому не поручишь. Тут нужен надежный человек. Мечислав Николаевич меня порекомендовал.
– Господи! А это не опасно?
– Ничего опасного здесь нет. Мы будем работать на специальной секретной вилле, за городом. Правда, в течение всей службы я снестись с тобой не смогу – буду полностью отрезан от мира. Но зато по окончании моей командировки мы сможем дом купить! А еще лучше – автомобиль! Купим, гараж арендуем, и займусь я опять грузоперевозками. Или такси организую.
Настя внимательно на него посмотрела:
– А ты меня не обманываешь?
– Зачем же мне тебя обманывать? Да и потом, откуда я тогда смогу взять деньги? Вот, кстати, Мечислав Николаевич аванс передал – двадцать пять тысяч марок, за первый месяц.
Глава 2
Кунцевич читал газету, а Осип Григорьевич, прислонившись к стенке вагона, вспоминал состоявшийся между ними накануне разговор:
– В сорока верстах от Тулы, в некоей Сосновке, есть чугуноплавильный завод, принадлежавший когда-то отставному гвардейскому корнету Костину. Перед японской войной Костин женился на барышне вдвое моложе себя. Поскольку молодая супруга в глуши жить не захотела, корнет, справедливо полагая, что без хозяйского пригляда завод скоро начнет приносить одни убытки, продал его весь, с потрохами, одному из ваших тульских купцов. Но вот особнячок в центре поселка решил себе оставить – планировал иногда наведываться на родину в летние месяцы. Жили они с супругой в столице, поживали и горя не знали, пока не наступил проклятый семнадцатый год. Решил господин Костин с семейством перебраться из Петербурга в свою тульскую усадебку – переждать недолгую, как он думал, смуту. Ждал до осени восемнадцатого, пока один верный человек не предупредил, что наш корнет включен в списки заложников и вот-вот будет арестован. Костин с женой в спешке бежал, оставив в особняке почти все фамильные драгоценности – в дальнюю дорогу они их брать не рискнули, полагая, что скоро смогут за ними вернуться. Если вы помните, большинство из нас тогда так же думало. После самых невероятных приключений оказались супруги Костины в Париже… Шли, как говорится, годы. Костин, даром что корнет, оказался неплохим коммерсантом и, начав с торговли вразнос, вскоре сказочно разбогател. Говорят, правда, что основа его богатства вовсе не коммерческая хватка, а наследство, полученное от дядюшки, вовремя сумевшего переправить все свое состояние за границу, но не суть.
В общем, стал господин Костин миллионщиком. Есть у него дочка – единственная, поздняя и потому без памяти любимая. И вот эта дочка собралась замуж. Выбрала она себе партию весьма достойную. Жених – потомок одного из древнейших английских родов. А надо вам сказать, что мать невесты, жена господина Костина – столбовая дворянка, чьи предки писались с «вич[76]» уже при Василии Темном. И вот она заявляет, что дочь должна идти под венец непременно в фамильной алмазной диадеме. «Я, – сказала мадам Костина, – в этой диадеме венчалась, мать моя венчалась, бабка, да и вообще все женщины нашего рода со времен государыни Екатерины Первой, коей эта диадема моей пращурке и была пожалована».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Желание соблюсти традиции, дело, конечно, весьма похвальное, вот только диадема эта находилась не в Париже, а в поселке Сосновка Тульского уезда Тульской же губернии. Костин супруге об этом напомнил, но она удила закусила и ничего слышать не хочет. Он и так пытался ее уговорить, и эдак, но она ни в какую. «Подать, – кричит, – диадему сюда, а не то свадьбе не бывать!» Невеста плачет, жених что-то о бесчестии говорит, тесть волнуется, а теща стоит на своем, и с места ее не сдвинешь. А господину Костину свадьбу расстраивать никак нельзя, уж больно женишок выгодный – батюшка его изволит в английском военном министерстве служить и подрядами на поставки разных нужных для войск вещей распоряжается. Вот отставной корнет ко мне и обратился. Мы по Петербургу с ним знакомы, да и в эмиграции связь поддерживали. Так что суть вашего задания – пробраться в особняк, найти в условленном месте шкатулку с драгоценностями и привезти ее сюда.
– Мне ваш рассказ, Мечислав Николаевич, авантюрный роман напоминает. Граф Монте-Кристо какой-то, – сказал Тараканов, улыбаясь.
– Друг мой, порой жизнь придумывает сюжеты похлеще любого романа. Я вам не рассказывал, как искал бриллианты шталмейстера Денисова? Нет? Ну как-нибудь расскажу. А пока слушайте про предстоящее задание. Итак, завтра поутру вы прощаетесь с семейством, мы садимся на ревельский поезд и отбываем в сторону эстонской столицы. Но выходим в Тапсе и пересаживаемся на почтовый до Изборска. Там вы переходите границу. Вот ваши новые документы.
Кунцевич вынул из кармана пиджака и положил на стол потрепанную книжку. Это был сложенный вдвое серый лист картонной бумаги, на лицевой стороне которого красными буквами было написано: «Р.С.Ф.С.Р. Удостоверение личности». Осип Григорьевич открыл картонку и узнал, что зовут его теперь Александром Степановичем Мурчиковым, что родился он 3 декабря 1884 года в селе Ново-Архангельском Коммунистической волости Московской губернии и уезда и что по роду основных занятий он конторщик Мосгосспирта. Штамп о прописке гласил, что живет Александр Степанович в городе Москве, на Стромынке.
– Удостоверение подлинное, купленное у одного рижского оптанта[77] за 100 франков. Потренируйтесь имитировать подпись господина Мурчикова, наверняка потребуется. Через границу вас поведут люди некоего Опасного – это местный уважаемый человек, который занимается контрабандой. Опасный гарантировал безопасность вашего перехода. Ха! Каламбур-с. Вас доведут до самого Пскова, там вы сядете на поезд. Когда вернетесь, человек Опасного отведет вас обратно. Вот и все.
– Как я встречусь с проводником в обратную сторону?
– Об этом вам сообщат контрабандисты.
– А почему нельзя перейти границу у Нарвы, зачем ехать так далеко?
– Здесь у меня нет знакомых, которые смогут вас переправить. Еще вопросы?
– Где конкретно хранится шкатулка?
– Вот, смотрите. – Мечислав Николаевич достал все из того же кармана свернутый вчетверо лист бумаги и развернул его.
Тараканов увидел план какого-то здания.
– Это особняк. Он двухэтажный. Первый этаж каменный, второй – деревянный. Войдя внутрь, вы попадаете в большую залу, с середины которой наверх ведет чугунная лестница. Комнаты, расположенные на первом этаже, нас не интересуют. Вот план второго этажа. Нужная вам комната – раньше там был кабинет хозяина – расположена справа от лестницы, третьей по коридору, вот она. – Кунцевич ткнул кончиком карандаша в план. Вот здесь печка. Она покрыта изразцами. На правой, если смотреть от входа, стене, снизу отсчитываете три ряда изразцов и потом три влево от стены. Этот изразец вам надобно снять. Он крепится особым способом. Стамеску или отвертку просовываете в щель между этим изразцом и тем, что сверху, ровно посредине, нащупываете язычок, отжимаете его вниз, и изразец отходит. Будьте аккуратны, не разбейте. Шкатулка должна быть там.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
