– Нам приказано изменить место посадки… – сказал Евгений. – Сесть рядом с «Колумбом», где бы тот ни опустился. Что там стряслось?
– С «Колумбом» потеряна связь. В космосе женщина… – выпалила Наташа.
– Какая женщина? Что за чепуха!
– Тебя не отрывали, Женя, пока ты вел ракету… Тому Годвину приказали выбросить женщину, журналистку Эллен Кенни.
– Как же она там оказалась? Погибнуть так нелепо!
– Из-за нее еще могут погибнуть Петр и Ваня Аникин, – с тоской сказала Наташа. – Они пойдут на пересечение с ее орбитой.
– Ах вот как! Так мне спуститься около ракеты Годвина! Ну, хорошо же. У меня будет с ним мужской разговор!
– Женя, будь осторожен. Танкетка может очень понадобиться. Для Петра… – тихо добавила Наташа.
Евгений захлопнул дверцу макета.
Громов выжидательно повернулся к Аникину. Рубленые черты его лица стали еще резче. Казалось, он уже знает ответ…
– Математика – точная наука, – смущенно сказал Аникин и протянул командиру информационную карточку. – Если пойдем догонять, резерва топлива не хватит. На Землю всем троим не вернуться…
Громов поморщился:
– Читаешь как смертный приговор.
– Так это и есть приговор. Ей или всем нам. Лицо Громова окаменело.
– Высший суд математики… А есть еще совесть и долг. Меняем курс. Пересечем ее орбиту. Приготовиться!
– Петр Сергеевич! – Аникин вскочил. – Не могу я… Инструкция… Земля!..
– Прекрати, – отрезал Громов. – Если человек за бортом, капитан не запрашивает порт.
– Но, спасая, он не идет ко дну!
Громов положил руку на плечо Аникина и заставил его сесть:
– Слушай, Иван. Знаешь ли ты, что такое женщина? Аникин пожал плечами.
– Это жен-щи-на!.. – вкладывая особую силу в это слово, произнес Громов.
– А если был бы мужчина? – буркнул Аникин.
– А ты в бою не пришел бы на помощь бойцу? – быстро спросил Громов.
Аникин не нашел, что ответить.
Громов сел за пульт управления. Аникин почувствовал, что его прижало к сиденью, тело налилось свинцом, в глазах потемнело… Заработали двигатели, меняя курс, выводя ракету на новую орбиту, расходуя невосполнимое топливо…
Снова появилось ощущение падения, какое бывает лишь во сне. Вернулась невесомость, стала кружиться голова.
Аникин сидел хмурый.
– Так держать, – скомандовал Громов.
– Есть так держать! – повторил Аникин и мрачно добавил: – А как вернемся… втроем-то?
Громов, надевая скафандр, внушительно сказал:
– Сначала выполни долг человека, докажи, что имеешь право на возвращение. Разве ты мог бы вернуться… преступником?
Аникин вскочил. Словно сжался весь в комок, лицо его побледнело, но было решительным.
– Командир! Я буду преступником, если выпущу вас в космос!
Громов удивленно посмотрел на него с высоты своего роста. Аникин цепко ухватил его за руку, мешая одеваться.
– Ах, вот как! – Лицо Громова побагровело. Он, в свою очередь, схватил руку Аникина.
Руки дрожали в предельном напряжении. Оба неотрывно смотрели друг другу в глаза. Трудно сказать, была ли это борьба рук или борьба взглядов.
Аникин расслабил руку и отвел глаза.
– Чтобы ты теперь на всю жизнь запомнил, что такое женщина! – сказал Громов. Потом улыбнулся.
– Есть, – пробурчал Аникин, усаживаясь в кресло. – Запомню на все оставшиеся две недели… пока кислород не кончится…
Громов надел космический костюм с откинутым за спину колпаком шлема. Он следил за экраном локатора и все время менял увеличение, потому что изображение росло, не умещаясь на экране. Летя к точке пересечения орбит, он приближался к «Искателю».
Время текло бесконечно медленно, но настал наконец миг, когда Громов выключил локатор. Экран потух. Одинокий скафандр был виден меж звезд через окно. Он летел ногами вперед…
Аникин включил дюзы торможения, уравнивая скорости.
Громов взял ракетницу, напоминающую дуэльный пистолет, и молча пожал Аникину руку. Но тот вскочил и обнял командира.
Громов вошел в воздушный шлюз. Аникин запер за ним дверь, включил насосы, перекачивавшие воздух из шлюза в кабину.
Перед самым лицом Громова, прикрытого прозрачным колпаком, двигалась стрелка манометра. Она дошла до красной черты. Наружный люк открылся сам.
Перед Громовым был черный, беспредельный простор миллионов световых лет, сверкающих центров атомного кипения материи, звезд горящих и рождающихся, планет цветущих, выжженных или обледенелых, бездонный мир миров, в котором человек ничтожнее песчинки.
Озноб прошел по спине у Громова. Магнитные подошвы словно приросли к металлу «Искателя», лоб покрылся потом, который нельзя было вытереть.
Но Громов шагнул все-таки вперед, оттолкнулся ногой и почувствовал, что летит в пустоте. Мир звезд закрутился перед ним огненным колесом.
Пока Петр Сергеевич был в ракете, он находился среди знакомых вещей, рядом был Ваня, а здесь… Громов закусил губу и почувствовал соленый вкус во рту. Очень трудно было повернуться. На Земле он тренировался в затяжных прыжках с парашютом, но сейчас земные навыки исчезли. Тело его при прыжке получило вращение, с которым, казалось, невозможно справиться. Он мог ускорить или замедлить его, разбрасывая руки или прижимая их к телу, но остановить вращение не мог никак.
Собственно, он не ощущал его. Вращался сам небосвод. Когда он прижимал к себе руки, косматое солнце превращалось в огненный круг, а звезды исчезали в сетке светлых нитей… Носились вокруг него по кругу и скафандр, цель его путешествия, и ракета, которую он только что оставил.
Громов нацелился в «Искатель», нажал спусковой курок ракетницы, и тотчас корабль понесся уже не по кругу, а по развертывающейся спирали, он стал удаляться, словно Аникин решил бросить командира в межзвездной пустоте.
Одинокий же скафандр тоже по спирали стал приближаться. Человек в нем, очевидно, уже давно потерял сознание, если вообще был жив.
Используя как внешнюю силу легкую отдачу ракетницы, Громову наконец удалось остановить вращение.
Звезды, солнце, ракетный корабль и скафандр остановились, тревожно замерли. Двигался только Громов, приближаясь к скафандру. Он старался разглядеть в шлеме лицо межзвездного скитальца, но приходилось смотреть почти прямо на солнце, и оно слепило.
Наконец Громов налетел на скафандр, крепко обхватил его и почувствовал, что начал снова вращаться, но теперь уже вдвоем. Солнце помчалось по огненному кругу, звезды чертили в черном мраке золотую сеть.
Аникин с волнением наблюдал за маневром командира. Два скафандра сначала вращались, как в борьбе, потом замерли в дружеском объятии.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
