Югославии и маленькой Болгарии на равноправных основах[1072]. Москва в принципе поддерживала идею объединения, но в январе 1946 года Молотов объяснил болгарской делегации, что торопиться не нужно, так как Болгария до заключения мирного договора еще неравноправна. А Тито не горел желанием объединяться с Болгарией на паритетных основаниях, так как это поставило бы в неравноправное положение народы Югославии, которые оказались бы с болгарами в неравном статусе. Гораздо больше югославских лидеров интересовала возможность включить в Югославию неславянскую, но стратегически важную Албанию[1073].
Вопрос о создании федерации Югославии, Болгарии и Албании обсуждался во время визита Тито в СССР 27 мая 1946 года. Это был дружеский откровенный разговор. Сталин спросил, согласен ли албанский лидер Э. Ходжа на включение Албании в состав федерации Югославии, и Тито ответил утвердительно. Оба, однако, не очень-то доверяли Ходже, вокруг которого развернулась борьба сторонников и противников интеграции с Югославией. Сталин поставил вопрос о включении в Югославию Болгарии, и Тито выразил сомнение. Его смущало, что в Болгарии сохраняется монархия и у власти еще не стоят коммунисты. Сталин настаивал: «Это нужно сделать». «Молотов заметил, что в данный момент могут возникнуть трудности в связи с тем, что с Болгарией еще не заключен мирный договор. Болгария рассматривается как прежняя вражеская держава». Но Сталин отвел оба эти возражения: ситуация в Болгарии будет постепенно меняться, а с Польшей СССР тоже заключил договор до международного признания ее правительства. Так что с известной осторожностью нужно двигаться к интеграции. Определили последовательность: сначала Триест, потом Албания (можно даже одновременно с Триестом), а потом – Болгария, сразу после заключения мирного договора[1074].
Энвер Х. Ходжа. 1940-е. [Из открытых источников]
На встрече в Бледе 30 июля – 1 августа 1947 года Югославия и Болгария согласовали текст бессрочного Договора о дружбе и взаимопомощи. Тито и Димитров получили взбучку от Сталина за то, что не посоветовались об этом акте – ведь мирный договор с Болгарией пока не вступил в силу. И бессрочность югославско-болгарского соглашения может вызвать международные осложнения. В письме Сталина Тито говорилось: «Советское правительство считает, что оба правительства допустили ошибку, заключив пакт, к тому же бессрочный, до вступления в силу мирного договора, несмотря на предупреждение Советского правительства»[1075]. Димитров и Тито тут же согласились со Сталиным.
Мирный договор с Болгарией вступал в силу 15 сентября. В итоге подписание югославско-болгарского договора было перенесено на 27 ноября, и он стал 20-летним. Приличия были соблюдены, но осадочек остался. А 17 января 1948 года Димитров на пресс-конференции рассказал о перспективах создания федерации в Восточной Европе, включив в число потенциальных участников страны «народной демократии» и Грецию[1076]. Через неделю Сталин телеграфировал Димитрову, что его выступление «наносит ущерб странам народной демократии и облегчает борьбу англо-американцев против этих стран». А 28 января «Правда» сообщила на весь мир, что публикация на ее страницах выступления Димитрова «не означает, что редакция „Правды“ солидаризируется с тов. Димитровым в вопросе федерации и таможенной унии указанных стран. Наоборот, редакция „Правды“ считает, что эти страны нуждаются не в надуманной федерации или конфедерации и не в таможенной унии, а в укреплении и защите своей независимости и суверенитета путем мобилизации и организации внутренних народно-демократических сил, как правильно сказано об этом в известной декларации девяти коммунистических партий»[1077].
Одновременно развернулась борьба между сторонниками и противниками югославской гегемонии в Албании. Противники Тито переориентировались на прямые связи с СССР. Еще в январе 1948 года Сталин говорил представителю Югославии Джиласу, что он не против поглощения Албании Югославией. «При этом он собрал вместе пальцы правой руки и, поднеся их к губам, сделал жест, как будто хотел проглотить их». Джилас заметил, что речь идет не о поглощении, а об объединении, на что Молотов возразил: «Но это и есть поглощение»[1078]. Сталин и Молотов были готовы к созданию обширной балканской федерации, возможно даже под прежним названием Югославия, но при определенных условиях – прежде всего полной лояльности и управляемости югославского руководства.
Поскольку как раз при строительстве федерации Сталин почувствовал нелояльность, вскоре именно в этом направлении из Кремля полетели молнии. Но это был скорее повод, чем причина конфликта. Сталин был против не того, что создают югославские и болгарские коммунисты, а как они это создают – самостоятельно, не согласуя с Москвой каждый шаг.
Еще 17 января ничего не предвещало конфликта, Джилас докладывал о встрече со Сталиным: «Беседа сразу коснулась Албании. Сталин изложил свою позицию, так что мне осталось мало что сказать. Взгляды были одинаковы, было видно, что он хорошо информирован». Сталин и Джилас согласились, что не нужно торопиться с включением Албании в Югославию, «чтобы по возможности сохранить таких колеблющихся людей как Энвер, чтобы не создавалось впечатление, что югославы хотели их поработить и т. п.»[1079]. То есть, на этом этапе Э. Ходжа рассматривался как попутчик, а югославские и советские коммунисты должны были проявлять тактичность к албанскому национал-коммунизму. А Тито как раз не очень этого хотел, стремясь как можно скорее закрепить югославский контроль над переменчивой албанской ситуацией, и 19–20 января договорился с Ходжей о вводе югославской дивизии в район Корчи на юге Албании.
Советский посол А. Лаврентьев сообщил об этом Молотову 21 января, причем информация была получена не от Тито. Советские специалисты к принятию этого решения не привлекались. Тито объяснил Лаврентьеву свои мотивы неделю спустя: «Нужно дать понять греческим монархистам и их покровителям, что Югославия будет серьезно защищать Албанию». Это была неслыханная дерзость: Тито без ведома Сталина и Молотова принял решение об эскалации конфликта с Грецией, обстановка вокруг которой и так была взрывоопасной. Если в 1946–1947 годах Сталин был готов ставить на Тито на Балканах и переводить под его контроль и Албанию, и Болгарию (совместно с более пожилым Димитровым), то теперь выяснилось (хотя поводы для таких подозрений Тито давал и раньше), что югославский вождь собирается пользоваться этим наследием самовольно, исходя из своих балканских интересов, игнорируя глобальный международный контекст.
Это было критически опасно в условиях разгоравшейся Холодной войны. Тито активно поддерживал греческих коммунистов, которые вели гражданскую войну. В случае их победы Греция могла стать частью Балканской федерации. А Сталин и Молотов понимали, что победа коммунистов в Греции будет воспринята на Западе как нарушение линии раздела Европы и чревата неблагоприятными последствиями мирового масштаба. Из-за югославского вмешательства в Греции во многом и была принята «доктрина Трумэна». 31 января Молотов
