Британское командование выше батальонного уровня зачастую было довольно слабым. Многие на передовой были напуганы и измучены не только боевыми действиями, но и ощущением, что их бросили один на один с врагом. Александр Джонстон кипятился: «По-моему, это просто свинство со стороны некоторых членов бригадного штаба отсиживаться в своем блиндаже, боясь нарваться на шальную пулю, и трястись от разрывающихся в 200 м снарядов! Они пачками шлют указания, что должно быть сделано, совсем не жалея бедолаг на передовой, на которых сыплются все удары и тяготы. Если бы хоть через день кто-то из командования наведывался к ребятам со словом поддержки, я уверен, это помогло бы им держаться».
Два дня спустя Джонстон добавил: «Уверен, в штабе вообще не представляют себе истинное положение и не имеют ни малейшего понятия о состоянии солдат, а командир бригады вряд ли хоть пальцем пошевелит, чтобы переубедить командование и открыть ему глаза. Не может быть, чтобы там целенаправленно стремились подвергнуть людей тому, чему подвергают сейчас». Таким образом, уже тогда давала о себе знать одна из главных проблем Первой мировой, которая проявится в полную силу, когда затянется траншейная война. Для полноценного командования высшим офицерам необходимо было вместе со своим штабом устроиться на некотором расстоянии от передовой и раскинуть вокруг сеть телефонных проводов. Однако в этом случае они психологически и физически дистанцировались от сражающихся под их командованием войск. И все же, хотя некоторые штабные офицеры в открытую радовались, что удалось избежать ужасов передовой, среди генералов трусов было мало. Им попросту не хватало чуткости, чтобы понять: солдатам, переживающим непрекращающийся кошмар вроде Ипра, требуется человеческое участие и эмоциональная поддержка, на которую высшие офицеры, закосневшие в десятилетиями складывавшихся условностях, попросту не были способны. Удивительно не то, сколько британских частей бросали позиции в те или иные моменты Первой битвы при Ипре, удивительно количество сумевших эти позиции удержать.
В последние дни октября было создано новое немецкое формирование специально для прорыва фронта к югу от Ипра. Его составили шесть дивизий под командованием генерала Макса фон Фабека. Однако когда группа армий Фабека, как ее назвали, пошла 30 октября в первую атаку, пехота ужаснулась слабости артиллерийской подготовки. Орудиям Фалькенхайна отчаянно не хватало боеприпасов. На других участках Западного фронта артиллерию держали на голодном пайке в два-три ящика в день, переправляя снаряды в ипрский сектор, однако их все равно было мало для плотного огня. Атакующие войска начали операцию уставшими после серии ночных переходов к линии фронта. Первой их целью стал Холлебеке, и один из высших офицеров строго предупредил личный состав о больших чаяниях верховного командования: «В последние дни было упущено несколько многообещающих возможностей, поскольку целые корпуса останавливал отпор гораздо более слабого противника… атаки должны доводиться до конца, невзирая на опасность, присущую каждому наступлению, тогда они будут результативными».
Утром 30 октября 2-й батальон Королевских уэльских стрелков под Фромелем получил на завтрак по три галеты с ложкой джема, банку мясных консервов на четверых и полторы столовые ложки рома. Ротный Фрэнка Ричардса, которого старый солдат не любил, но уважал, прошелся вдоль всей траншеи с саблей в одной руке и пистолетом в другой, повторяя каждому одетому в шинель отряду, навалившемуся на стрелковые ступени, что это будет битва до последнего человека. 400 солдат этого же полка, 1-го батальона Королевских уэльских стрелков, встретили немцев шквальным огнем у шато в Зандворде и сдерживали наступление до полудня, однако немцы прорвались и почти всех уничтожили или взяли в плен. В соседней деревне спешившаяся Королевская конная гвардия после полуторачасовой подготовительной канонады была атакована и отброшена. Ей пришлось оставить погибших, среди которых был и офицер артиллерии, лейб-гвардеец лорд Уэрсли. К середине утра немцы взяли Зандвордскую гряду. В попытке отвоевать позицию британцы потеряли батальон – большинство попало в плен, и только 86 уцелевших вернулись к вечеру обратно.
Однако атакующие тоже ощутимо пострадали, не только в бою за Зандворде, но и в других. В тот же день, 30 октября, немцы предприняли еще одну безуспешную атаку на Лангемарк – без артиллерийской поддержки. Под плотным огнем солдаты одной части смотрели в ужасе, как их единственный уцелевший офицер лейтенант Зицевиц, стоя под деревом, разглядывает в подзорную трубу британские позиции. Его умоляли уйти в укрытие, но он пропускал все просьбы мимо ушей, пока рядом не приземлился снаряд и лейтенант не рухнул замертво – осколок пробил маленькую, но смертельную дырку в груди. К наступлению темноты особых подвижек не наблюдалось. К северу от Лангемарка «заместитель офицера» по фамилии Франке писал, что хуже всего ночью на передовой, когда приходится слушать безнадежные крики раненых, невидимых в свекольных полях на ничейной полосе: «Немцы, сюда!», «Помогите!», «Санитары!», «На помощь!» Натиск на Лангемарк продолжался и в начале ноября: немцы подтягивали войска из прибрежного района, где после потопа уже некуда было наступать. Но ничего не добились.
Чуть южнее на совещании командиров немецких частей вечером 30 октября присутствующий представитель верховного командования заявил, что на следующий день батальоны возобновят наступление. Один из командиров не выдержал: «Простите, герр полковник! Вы сказали “батальон”. У нас по центру больше нет батальонов. Солдаты сражаются уже 48 часов и не спали три ночи». Полковник пришел в ярость, услышав, что продолжать атаку не представляется возможным: «Вы говорите, невозможно? Нет такого слова! Мы все военные, нас всех подстерегает смерть на каждом шагу!» Верховное командование осталось непреклонно. 31 октября наступление необходимо возобновить.
Вюртембержец Пауль Хуб, один из сражавшихся по центру Гелувельтского клина, наспех набрасывал письмо жене: «Дорогая моя Мария, мне так плохо, что хоть вообще не пиши. <…> С каждым днем я все больше убеждаюсь, как же прекрасно было дома, – и какой бурей чувств откликается моя душа на слово “дом”. Я пережил в последние дни столько ужасов, что словами не описать, кругом одно несчастье. С каждым днем бои все яростнее, а конца-краю не видать. Кровь льется рекой. <…> Повсюду страшная разруха. Мертвые и раненые солдаты, мертвая и умирающая скотина, лошадиные трупы, сгоревшие дома, выжженные поля, машины, одежда, оружие. <…> Не думал, что война будет такой. <…> Сражаться с англичанами уже почти некому»{1005}.
«Англичане», сильно уступавшие в численности, считали, что основные трудности ложатся именно на них. Однако 31 октября немцы выдержали очередную яростную битву в локальной операции, и этот день действительно стал одним из самых кровавых, а для британцев еще и самых опасных в сражении при Ипре. Селение Месен – с церковью, мельницей и печью для обжига извести – в мирное время насчитывало около 1400 жителей, но теперь его защищали спешившиеся уланы 9-го полка и гусары 11-го. Они заняли оборону во всех домах, и каждый метр давался атакующим дорогой ценой. Войскам Фабека не хватало огневой мощи, чтобы сровнять с землей селение вместе с защитниками, и большинство домов приходилось штурмовать по отдельности. Тем не менее остановить этот натиск британцы тоже не могли, слишком мало их было в Месене. На одном участке немцы притащили полевую батарею и принялись обстреливать противника с расстояния 200 м, заставив некоторых отступить. После боя сержант артиллерии Уильям Эджингтон писал: «Противоположную сторону улицы накрыл настоящий ураган пуль из 4 максимов, а если еще добавить зарево от зданий, подожженных немецкими “зажигалками”, летящие во все стороны горящие головни, то картина получается неописуемая»{1006}. В конце концов уцелевшие вынуждены были отступить, сдав стратегически важную высоту немцам.
Среди частей, которые вступили в сражение 31 октября, были бравые лондонские шотландцы – территориальный батальон, плац для учений у которого располагался рядом с Букингемским дворцом. До того, как прибыть к Ипру, часть шесть недель прозябала в тылу на подсобных работах – отчасти потому, что командование экспедиционных войск сомневалось в боевом мастерстве «терьеров». Теперь же, в критические дни, их срочно подвезли в реквизированных двухэтажных лондонских автобусах – возможно, тех же, что несколько месяцев назад возили их в Сити. Прибывшему в штаб корпуса полковнику было сказано, что часть получит транспорт 1-го батальона Колдстримовского полка. «А что, колдстримовцам уже без надобности?» – уточнил полковник. «Да, – ответили ему. – У них почти никого не осталось».
