Первый бой батальона у Витшате (или, как его по созвучию окрестили британцы, Вайтшит – «белая простыня», «саван») обернулся катастрофой. Выданные солдатам боеприпасы не подходили к винтовкам, и контратака на Месенскую гряду унесла уйму жизней – 394 выбывших из строя, из них 190 погибших. Они держались под огнем весь день, и когда левый фланг обратили в бегство, предприняли штыковую атаку, чтобы отбиться, но она оказалась для них роковой. Ефрейтор Эдуард Орган видел, как возвращались лондонские шотландцы: «Россыпью, без всякого строя… потому что их разнесли на куски. Немцы их просто выкосили»{1007}. При всей своей доблести и храбрости территориальным войскам не хватало военного опыта – и боеспособного вооружения, – чтобы это жуткое боевое крещение прошло с пользой.
У Гелувельта натиск немцев становился невыносимым: Рупрехт нес устрашающие потери, однако британский фронт не выдерживал давления таких масс. В одной из траншей атакующие взяли в плен 200 человек, и когда их конвоировали в тыл, на конвой обрушились британские снаряды, сея хаос. К половине первого Собственный королевский стрелковый корпус, полк Ее Величества и Верный северо-ланкаширский уже оттеснили от Гелувельта, попутно захватив несколько британских 127-мм орудий. Всем батареям на этом участке пришлось в спешном порядке отходить. «Едва мы успели оттащить орудия, как немцы высыпали на холм прямо напротив, и мы дали деру, – рассказывал позже артиллерист Чарли Берроуз. – Как мы выкарабкались – загадка. Снаряды рвались повсюду. Моя подручная лошадь ранена и чуть не падает от усталости, но мы движемся – иначе никак – по дороге на Менен. Не думал, что выберусь живым. Отходим на пару километров и останавливаемся в поле. Потеряли офицера, двух унтеров, одного артиллериста, и еще несколько ездовых ранено»{1008}. Шесть орудий пришлось бросить. Гелувельт был сдан.
Оксфордширские гусары, йоменская часть, в которой до недавнего времени состоял и Уинстон Черчилль, до сих пор были прикомандированы к ставке главнокомандующего, однако теперь им пришлось проскакать 50 км до Месена, спешиться после долгого ночного перехода под дождем и немедленно отправиться на передовую. «Мы понятия не имели, что происходит, – вспоминал Эдуард Орган. – Но было очевидно, что заварушка нешуточная. <…> Горели дома и фермы, вокруг падали снаряды. Мы были почти у подножия гряды, можно сказать, под прикрытием, но иногда над головой свистели целые тучи пуль – словно рой пчел. Мы все нервничали – даже, наверное, боялись – а когда боишься, кто-то обязательно запевает песню, и остальные подхватывают, не жалея глотку. <…> Мы пели «Ragtime Cowboy Joe», и теперь стоит его услышать, как перед глазами сразу встает тот день – как мы лежали, и над нами грохотали орудия. <…> Никогда не слышал такого грохота, как в тот первый раз»{1009}.
Вустерцы спасли британский фронт своей контратакой неделей раньше. Теперь же их потрепанному батальону снова предстояло восстанавливать центр фронта у Гелувельта. Запив обеденное рагу боевой дозой рома, в 2 часа дня они собрались на позиции, нагруженные патронташами с дополнительными патронами. Один из офицеров отмечал, что навстречу им по дороге на передовую попался поток солдат из других частей, пробирающихся в тыл. Позже Хейг рассказывал королю Георгу V о «толпах беглецов, текущих по Мененской дороге… побросав все, включая винтовки и ранцы, с перекошенными от абсолютного ужаса лицами, какого мне до тех пор никогда не доводилось наблюдать»{1010}. Некоторые отряды британцев, размахивая флагами и перевернутыми винтовками, выходили к врагу с поднятыми руками – и если им везло, их капитуляцию принимали.
Совершив успешную контратаку, вустерцы прорвались под плотным артиллерийским огнем на 900 м вперед и добрались до гелувельтского замка, где обнаружили горстку еще не сдавшихся солдат Южно-Валлийского пограничного полка. Майор Хэнки победно затрубил в охотничий рожок. Выдворив сквозь кусты остатки немцев, вустерцы окопались и на все последующие атаки отвечали ружейным огнем. Однако генералы в тылу узнали о триумфе Хэнки после долгого мрачного ожидания, во время которого они уже настраивались на худшее. Сэр Джон Френч согласился с Хейгом, что экспедиционным войскам, скорее всего, придется оставить Ипр и отойти на запад. Командир корпуса на каком-то этапе выехал вперед, чтобы лично посмотреть, как обстоят дела на поле боя, и ужаснулся увиденному хаосу и бегущим разбитым войскам. Адъютанты видели, как он щиплет свой ус – верный признак того, что привычная невозмутимость фельдмаршала покинула его. Позже главнокомандующий называл этот день самым провальным для британских экспедиционных войск за всю войну и, возможно, был прав.
Дальше к югу еще держалась спешившаяся кавалерия Алленби, однако французы за ними терпели куда более тяжелые потери, чем британцы. В половине третьего командир 1-й дивизии доложил Хейгу, что его формирование разбито: один из батальонов, Ее Величества, потерял 624 человека, оставшись всего с 32, в основном поварами и возчиками. Примерно в таком же плачевном состоянии находилась 7-я дивизия. Вскоре после доклада в результате попадания снаряда в штаб 1-й дивизии в Хоге погибли или получили ранения командир и большая часть штабных. Сэр Джон Френч впал в отчаяние, но, как раз когда он выходил из штаба Хейга, прибежал адъютант с вестью, что вустерцы отвоевали позицию. В 3 часа дня командир бригады Чарльз Фицкларенс доложил: «На моем участке фронт удержан». К вечеру стало ясно, что немцев удалось остановить.
Вустерцы выиграли передышку, позволившую 7-й дивизии собрать отставших и разбежавшихся и передислоцироваться. Батальон продвинулся вперед силами 370 человек и потерял в тот день четверть своего личного состава. Установленный в местах боев памятник много лет призывал почтить павших «смертью храбрых в битве с кровожадным врагом». Теперь же, в соответствии с требованиями более толерантных времен, на нем значится «в упорной битве с врагом». Немцев подвиг вустерцев впечатлил куда меньше, чем британцев, радующихся, что Гелувельт по-прежнему в их руках. Однако немцам все же не удалось совершить прорыв, которого они добивались и которого так боялись британцы. Немцы считали, что главной помехой их наступлению 31 октября стали активные контратаки французов дальше к югу. Это спорно. Редко одной части удается переломить ход всего сражения, однако, возможно, вустерцам у Ипра это удалось. Несомненно одно: в тот день Фош получил моральное превосходство над Фалькенхайном, воля которого надломилась – с ощутимыми последствиями для немецкой стороны.
Наступившую ночь британцы провели, чередуя окапывание и отражение новых атак, включая и удар по лондонским шотландцам. «Они не собиралась нас гнать, – свидетельствовал рядовой Герберт де Хэмел. – Надвигались размеренным шагом, иногда падая. По цепи пробегали вспышки. Звуков не было – никаких криков, только треск ружейных выстрелов. Пули прошивали живую изгородь перед нами и ударяли в склон позади, а мы все это время пытались отстреливаться, но наши новые винтовки заклинивало – то после одного выстрела, то после пяти. <…> Но через какое-то время немцев перед нами не осталось»{1011}. Батальон кинулся в атаку по полосе, освещенной заревом от горящих домов, но его отбросили назад. Пол Мейз, связной, рассказывал про встречу с уцелевшими на следующее утро: «Сержант Лондонского шотландского полка, измученный, в разорванном в клочья килте, собирал своих солдат. Вид у них был как у матросов, фотографирующихся на фоне своего затонувшего корабля»{1012}. Среди раненых в этом сражении оказался и экспедитор из Сити, рядовой Рональд Колман, служивший в территориальных войсках с 1909 года. Попавшая в ногу шрапнель навсегда сделала его хромым, но, возможно, спасла жизнь, удалив его с театра военных действий. Однако ранение и хромота не помешали ему стать голливудской звездой, как и другим его однополчанам – Бэзилу Рэтбоуну, Герберту Маршаллу и Клоду Рейнсу.
В тот день, 1 ноября, Джордж Джеффрис встретил сэра Томаса Каппера, командира 7-й дивизии. «Вижу, вашей дивизии сильно досталось», – посочувствовал майор. «Так сильно, что и дивизии не осталось почти – а я теперь нонсенс, командир дивизии без дивизии». «Он еще и шутит», – недоумевал Джеффрис в дневнике{1013}. Формирование Каппера потеряло 4/5 личного состава за три недели боев. Примерно та же страшная картина наблюдалась и в других частях британских экспедиционных войск. Из 84 пехотных батальонов сэра Джона Френча в 75 теперь осталось меньше чем по 300 человек, а 18 не дотягивали и до сотни.
Фош, встревоженный очевидной усталостью и упадком духа у британского главнокомандующего, выслал ему в поддержку две французские дивизии и кавалерию Конно, чтобы взять на себя часть фронта Алленби. Любое подкрепление было кстати, однако неподходящее для современных условий снаряжение и форма французской конницы с начала войны ничуть не изменились. Британская медсестра провожала взглядом этот бренчащий и грохочущий копытами отряд: «Всадники с суровыми лицами. <…> Красочное зрелище – эти яркие мундиры и сияющие кирасы, печальное, но завораживающее»{1014}. Китченер, знавший об опасениях союзников по поводу душевного состояния сэра Джона Френча, предложил на его место сэра Иана Гамильтона. Однако Жоффр и его генералы решили (как ни удивительно) «не менять коней на переправе».
