— Когда мы вернемся, — сказал он, — я прилечу прямо в Гнон. Меня очаровал твой озерный домик!
— Дом, а не домик! — Ангнани засмеялась и поцеловала его. Санти поддержал ее, потому что возок подпрыгнул на ухабе. — Я больше не боюсь, что ты не вернешься. Пусть мне скажут — почему?
— Потому что я вернусь. А ты колдунья и заглядываешь в будущее. Вы же все колдуньи, Женщины Тонгора, разве нет?
— Колдуньи. Но мое колдовство не слишком помогло мне с тобой, а?
— Я был на волосок. Ты и без колдовства…
— Льстец! Как ты непохож на мужчину!
— ?
— Ах, я забыла, у вас же все наоборот!
— Дракон! — сказал Санти. — Летит дракон!
Он мазнул губами по щеке женщины, прыгнул из возка прямо в седло бегущего рядом урра и, обогнав телохранителей, подскакал к Этайе.
«Да, я позвала его! — подтвердила фэйра. — Дальше ехать незачем».
«Ты права, Тай! Ты не сердишься на меня из-за… Ангнани?»
«Таимилэо! Она дала тебе то, него у меня нет, мой Санти!»
«Ты знаешь?»
«Да. Потому что я — фэйра. И я была с вами».
«Ты?!»
«Таимилэо! Я же твоя фэйра! Я всегда с тобой! Дракон садится, поспеши!»
Их обдало ветром, поднятым огромными крыльями: дракон пролетел над головами людей, приветствуя их, а потом взмыл вверх и уселся на широкий каменный карниз. Телохранители Женщины Гнона закрыли лица руками в знак почтения.
Ронзангтондамени покинула возок. Остальные тоже спешились, собрались вокруг Нила. Эак торжественно расстегнул пряжки ремней и препоясал Санти собственным мечом.
— Да хранит тебя Судьба Арсенаров! — он сжал руку юноши.
— Путь подходит к концу, сын! — сказал Биорк.
— Воля Хтона! — отозвался Нил с беспечной улыбкой. Великан вновь сменил королевское облачение. Сейчас на нем был открытый стальной шлем, простая, но надежная стальная кольчуга и серые штаны из мягкой кожи, заправленные в высокие сапоги с бронзовыми пряжками. Поверх кольчуги он натянул толстую меховую куртку. Не потому, что боялся замерзнуть, а потому, что хотел, чтоб такую же куртку надел Санти: юноша был всего лишь чувствительным к холоду южанином. Вид у великана был грозный, но там, куда он летел, пугаться было некому.
Санти, в такой же темно-серой куртке с нашитыми сверху стальными полосками, опоясанный мечом, выглядел настоящим воином. Ронзангтондамени, глядя на него, восхищенно улыбалась. Санти поцеловал ее, потом, приподняв вуаль, поцеловал фэйру.
— Будьте вместе! — шепнул он Этайе. — Я люблю вас!
Когда юноша сжал твердую, как сухое дерево, ладошку туора, тот серьезно посмотрел на Санти и тихо сказал:
— Оберегай его!
Санти подумал, что туор шутит, но нет, тот не шутил.
Нил вскинул на спину мешок со снаряжением.
— Эй! — крикнул им со спины дракона Гестион. — Я проголодался!
— Я тоже! — закричал в ответ Нил, хлопнул Санти по плечу, и они полезли наверх.
Спустя несколько минт дракон уже парил над кучкой людей, глядевших снизу, запрокинув головы. Потом он поймал восходящее течение и стал подниматься вверх. Когда фигурки внизу превратились в крохотные точки, бронзовый зверь взмахнул треугольными крыльями и полетел в сторону Черных Гор.
Полет дракона не сравнить со скачкой на урре. Там — мелькание проносящихся деревьев, вверх-вниз длинных прыжков, удары лап, удары седла, свист воздуха, выталкиваемого из мощных легких. Скорость! Полет дракона — полет. Медленно-медленно плывет внизу земля. Далеко внизу. И даже воздух толкает в лицо слабее, потому что раздвигает его треугольная, отливающая металлом голова. И никакого видимого, ощутимого движения, только тело становится немного тяжелее, когда дракон набирает высоту, и немного легче, когда он ее теряет. И все же дракон обгоняет урра, легко обгоняет. И там, где урр через четверть хоры упадет, задыхаясь и закатывая желто-коричневые влажные глаза, дракон будет лететь. Хору, две, три. Словно и никаких усилий ему не требуется, чтобы парить над измельчавшим миром. Но и дракону нужны силы. Потому ест дракон хоть и нечасто, но много, и только одну пищу: белое мясо живых островов-иллансанов, полурастений-полуживотных, неторопливо плавающих по астианским морям и длинным хоботом-трубой втягивающих планктон. До милонги в поперечнике бывают иллансаны. И пока цела центральная часть с хоботом и желудком, с нервным узлом, сколько от него ни отрежь-отъешь — снова обрастет. Только их и едят драконы. И по собственной воле не отлучаются от моря больше, чем на хору полета. И спят драконы тоже много. Но никто на Асте не может сравниться с ними в скорости. И уж если понравится человек дракону, а дракон — человеку, любое место, любой самый затерянный уголок становится им доступен. Но ненадолго. Дракону нужно есть.
Санти глядел сверху на остроконечные черные вершины. Он сидел в удобной впадине, держась за плечи Гестиона и упираясь спиной в роговой выступ спинного гребня.
Позади устроился Нил. Юноша слышал, как великан напевает себе под нос: «Солдат, солдат, глотни вина…»
Теперь уж Санти мог сполна насладиться полетом. В тот, первый, раз он был слишком взволнован и летели-то они всего ничего. Бесшумно и быстро. Холодный, бьющий в лицо ветер. Горячая, упругая спина. Блестящая, как полированный металл, шкура. Говорят, арбалетная стрела не пробьет ее и с двадцати шагов. Уж Санти никогда не стал бы пробовать! Никакой упряжи, никакого седла. Всадник упадет, только если захочет дракон. Санти с Гестионом сидели во впадине между двумя позвонками. Первый, тот, что ближе к голове, был просто бугром мина в два. А вот второй, за спиной у Санти, вдвое выше и в четыре раза шире. Как спинка кресла. Еще один такой же — за спиной у Нила. Впереди юноша видел длинную толстую шею и загнутый вперед рог, конец которого был почти медного цвета. Треугольная голова с длинными челюстями и широкими ноздрями, круглые глаза под выступами надбровий — их он со спины видеть не мог, зато широченные крылья, несущие длинное тело, расстилались справа и слева, как огромные паруса из полированной бронзы. Когтистые пальцы, растущие из третьего сустава крыла, когда дракон летел, были сжаты в подобие кулака.
Когда дракон делал круг, Санти мог видеть сзади и горизонтальную ромбовидную лопасть, которой завершался длинный и гибкий драконий хвост.
Полет дракона, пожалуй, даже приятней тех, которые Санти совершал в волшебных снах. В нем — волнующая осязаемость, уверенность от медленных мыслей дракона, которые без всякого усилия улавливал Санти, от тепла и твердой упругости сильного тела под ним.
— Сколько нам еще лететь? — спросил он Гестиона.
— Не знаю. Не знаю, куда мы летим.
