— Мамут… — начала было Эйла, понимая, что не знает толком, что сказать. — А ты… Мне кажется, что сейчас самое время немного подлечить твои суставы.
— Что ж, я не против, — улыбаясь, сказал старик. — Много лет я не чувствовал себя так хорошо, особенно зимой. Твои снадобья приносят мне большое облегчение, но я рад видеть тебя, Эйла, не только по этой причине. Подожди немного, мне только надо положить на место этот чудесный нож, который я выиграл у Джондалара. А потом я предоставлю себя в твое полное распоряжение.
— Ты выиграл у Джондалара нож?
— Да, мы с Крози играли в бабки, а он с интересом наблюдал за нами, поэтому я предложил ему сыграть. Он сказал, что был бы рад попробовать, но ему нечего поставить на кон. Но на это я ответил ему, что человеку, у которого в руках такое ремесло, как у него, не стоит волноваться по этому поводу. И мы договорились, что в случае проигрыша он сделает нож по моему заказу. Разумеется, он проиграл. Играя с Теми, Кто Служит Великой Матери, надо быть очень осторожным, — с самодовольным смешком заметил Мамут. — Вот он, мой новый ножичек!
Эйла кивнула.
Мамут и Ридаг внимательно следили, как она разворачивает свои пакеты, отмеряет определенное количество измельченных трав и доводит воду до кипения.
— Что ты используешь для этих припарок? — спросил Мамут.
— Я не знаю, как вы называете эти растения.
— Попробуй описать их мне. Возможно, я смогу сказать тебе, как они называются. Мне известны некоторые травы, из которых делают настои. Жизнь заставила меня выучить их.
— Одно растение довольно высокое, вырастает выше колен, — объясняла Эйла, сосредоточенно припоминая вид этого растения. — У него большие листья, не ярко-зеленые, а как будто присыпанные пылью. Листья растут прямо от стебля, вырастают большими и заостренными к концу. Нижняя сторона листа как будто покрыта густым мехом. Из его листьев и корней готовятся разные снадобья, особенно если болят кости и старые раны.
— Окопник! Должно быть, это окопник. А какую еще траву ты используешь для припарок? — спросил Мамут, явно заинтересовавшись ее рассказом.
— Другое растение поменьше, ниже колен. Листья напоминают узкие наконечники копий, которые делает Уимез. Цвет у них темно-зеленый даже зимой. Стебель растет прямо из листьев, а на нем появляются светлые цветы с красными крапинками на внутренней стороне лепестков. Его применяют также от отеков и сыпи, — сказала Эйла.
Мамут в недоумении покачал головой:
— Ты говоришь, листья остаются зелеными даже зимой… и цветы в крапинку… Нет, пожалуй, такого растения я не знаю. Может быть, мы просто назовем его крапчатой зимолюбкой?
Эйла кивнула.
— Ты хочешь узнать о третьем растении? — спросила она.
— Да-да, опиши мне его.
— Очень большое растение, больше, чем Талут, почти дерево. Растет в низких местах по берегам рек. Темно-фиолетовые ягоды остаются на этом кустарнике даже зимой. Молодые листья полезно употреблять в пищу, но старые — опасно, можно отравиться. Из высушенных корней делают припарки, они снимают отеки, воспаления и боль. В тот настой, что ты пьешь от подагры, я добавляю эти ягоды. Ты узнал это растение?
— Нет, мне оно неизвестно, но я рад уже тому, что его знаешь ты, — сказал Мамут. — Твои средства мне очень помогают. Видимо, ты отлично разбираешься в старческих недугах.
— Креб был очень стар. У него была повреждена нога и болели суставы. Иза рассказала мне, как помочь ему. Постепенно я больше узнала о разных болезнях и начала лечить остальных членов Клана. — Эйла умолкла, оторвавшись на мгновение от приготовления припарки. — Мне кажется, у Крози тоже болят суставы. Надо бы помочь ей. Как ты думаешь, Мамут, она не будет возражать?
— Да, годы берут свое, но она не любит признаваться в своих слабостях. В молодости она славилась красотой и здоровьем. Но по-моему, ты права, стоит спросить ее. Только надо придумать, как лучше это сделать, чтобы не задеть ее гордость. Ведь это единственное, что у нее осталось.
Эйла понимающе кивнула. Когда все было готово, Мамут разделся и лег на лежанку.
— Пока ты будешь держать эти припарки, — сказала Эйла, — я сделаю порошок из корней другого растения и положу его на горячие угли. Вдыхая его запах, ты пропотеешь и почувствуешь, как отступает боль. А потом, перед сном, я еще приготовлю настой, чтобы смазать больные места. Яблочный сок и жгучий корень…
— Ты имеешь в виду хрен? Тот корень, что Неззи использует как приправу?
— Да, наверное, хрен, но смешанный с яблочным соком и бражкой Талута. Этот настой хорошо прогревает не только кожу, но и то, что внутри.
Мамут усмехнулся:
— И ты думаешь, что Талут разрешит тебе использовать его драгоценный напиток для наружного, а не для внутреннего употребления?
Эйла улыбнулась.
— Он любит принимать мое чудодейственное похмельное зелье, поэтому, надеюсь, он не откажет мне, если я пообещаю исцелять его голову после праздников, — сказала Эйла, начиная накладывать густую липкую массу на припухшие суставы старика. Расслабившись, он лег на спину и закрыл глаза.
— Эта рука выглядит уже значительно лучше, — заметила Эйла, прикладывая компресс к руке Мамута, покалеченной в молодости. — Наверное, рана была очень серьезной.
— Да, это был сложный перелом, — сказал Мамут, открывая глаза.
Он глянул на Ридага, который тихо сидел у его ног и слушал разговор. Никому, кроме Эйлы, Мамут не рассказывал об этой давней истории, случившейся в его жизни. После недолгого молчания он вдруг резко мотнул головой и решительно произнес:
— Пожалуй, Ридаг, пора рассказать тебе об этом. В молодости, путешествуя к морю Беран, я упал со скалы и сломал руку. В полубессознательном состоянии я брел куда глаза глядят и в итоге попал на стоянку плоскоголовых, к людям Клана. Я гостил у них довольно долго и многое узнал об их жизни.
— Вот почему ты так быстро освоил язык знаков! — улыбнулся Ридаг. — А я-то думал, что ты просто очень умный.
— Разумеется, я очень умный, мой юный друг, — усмехнувшись в ответ, сказал Мамут. — Но конечно, кое-что я быстро вспомнил из времен юности благодаря напоминанию Эйлы.
Улыбка Ридага стала еще шире. Не считая Неззи и остальных членов Львиного очага, он любил этих двух людей больше всех на свете и осознавал, что благодаря появлению Эйлы в его жизни начался совершенно новый, удивительно радостный период. Он наконец заговорил, то есть мог выразить свои мысли и чувства, мог шутить и вызывать улыбки; люди начали понимать его. Мальчик следил, как Эйла ухаживает за Мамутом, и даже он мог оценить глубину и обширность ее знаний.
