– Доброе утро, миссис Кортни. Вы опаздываете на выступление премьер-министра. Вам лучше поторопиться.
– Стивен, можете занести пакеты.
Мозес закрыл за собой наружную дверь, а Тара остановилась перед столом Триши.
– Кстати. Кто-то возился с потолком в кабинете вашего мужа. – Триша вышла из-за стола, как будто хотела проводить ее в кабинет. – И мы подумали, может, вы знаете…
Мозес положил пакеты на стул и, освободив руки, повернулся к Трише, и, когда она оказалась рядом с ним, одной рукой обхватил ее за шею, а второй зажал рот. Женщина в его руках была совершенно бессильна, но ее глаза от шока широко раскрылись.
– В верхнем пакете веревка и кляп, – тихо сказал Мозес Таре. – Достань.
Тара стояла как парализованная.
– Ты об этом ничего не говорил, – выпалила она.
– Достань, – по-прежнему тихо, но нетерпеливо повторил он, и Тара послушалась.
– Свяжи ей руки за спиной, – приказал он, и, пока Тара возилась с узлами, засунул в рот испуганной девушке сложенную чистую, белую тряпку и закрепил липкой лентой.
– Сиди здесь, – приказал он Таре, – на случай, если кто-то зайдет, – а сам проволок Тришу через приемную, втащил в кабинет и уложил ничком за стол. Быстро проверил узлы. Тара завязала их непрочно и плохо. Он перевязал их, потом надежно связал Трише ноги.
– Заходи! – позвал он, и раскрасневшаяся Тара, спотыкаясь, вбежала в кабинет.
– Мозес, ты ее не ранил?
– Прекрати! – сказал он. – У тебя важная работа, а ты ведешь себя, как капризный ребенок.
Она закрыла глаза, сжала кулаки и глубоко вдохнула.
– Прости. – Тара открыла глаза. – Я понимаю, что это необходимо. Я не подумала. Теперь все в порядке.
Мозес уже прошел к углу книжного шкафа, протянул руку вверх и достал из-за томов энциклопедии моток провода. Положил его на ковер и вернулся к столу.
– Хорошо, – сказал он. – Теперь иди на свое место на галерее. После начала речи Фервурда выжди пять минут, потом возвращайся. Не беги, не торопись. Делай все спокойно и сознательно.
– Понимаю.
Тара подошла к зеркалу и открыла сумочку. Быстро провела расческой по волосам и заново накрасила губы.
Мозес прошел к сундуку и поднял тяжелую бронзовую статуэтку бушмена. Поставил ее на ковер и поднял крышку сундука. Тара медлила, неуверенно глядя на него.
– Чего ты ждешь? – спросил он. – Иди, женщина, выполняй свой долг.
– Да, Мозес. – Она торопливо направилась к выходу в приемную.
– Запри за собой обе двери, – приказал он.
– Да, Мозес, – шепотом ответила она.
Идя по коридору, она снова порылась в сумочке и достала свою переплетенную в кожу записную книжку с золотым карандашиком в петле. У начала лестницы она остановилась, положила записную книжку на перила и торопливо написала на чистой странице:
«Папа,
Сантэн серьезно пострадала в автомобильной аварии. Она спрашивала тебя. Пожалуйста, приходи быстрей.
Тара».
Потом вырвала листок из книжки и сложила. Она знала, что на этот призыв отец обязательно отзовется, и написала на сложенной записке его имя.
Вместо того чтобы идти прямо на галерею для посетителей, она торопливо прошла по широкой лестнице и обратилась к одному из парламентских курьеров в форме, который стоял у закрытой двери зала заседаний.
– Передайте эту записку полковнику Малкомсу, – сказала она.
– Мне нельзя заходить, выступает доктор Фервурд, – ответил курьер, но Тара сунула записку ему в руку.
– Это очень срочно, – умоляла она, и ее отчаяние было очевидно. – Его жена умирает. Пожалуйста…
– Ладно, попробую.
Курьер взял записку, а Тара побежала назад по лестнице. Показала пропуск служителю у входа на галерею и прошла туда.
Галерея была забита. Кто-то занял место Тары, но она протолкалась вперед и заглянула в зал заседаний. Выступал доктор Фервурд – он говорил на африкаансе. Его серебряные кудри были аккуратно подстрижены, глаза сосредоточенно сверкали, и он жестикулировал обеими руками, подчеркивая свои слова.
– Вопрос, который задал этот человек из Британии, обращен не к южно-африканским монархистам и не к южно-африканским республиканцам. Он обращен ко всем нам. – Фервурд помолчал. – Вопрос, который он задал, таков: выживет ли белый человек в Африке или исчезнет?
Весь зал был наэлектризован. Никто не шевелился, никто не отрывал взгляда от его лица – пока парламентский курьер в форме не прошел незаметно по проходу вдоль мест оппозиции и не остановился возле Блэйна.
Ему пришлось коснуться плеча Блэйна, чтобы привлечь его внимание. Блэйн взял записку. Не глядя на нее, не сознавая, что делает, он кивнул курьеру и, держа сложенную записку в руке, снова сосредоточился на выступлении Фервурда, стоявшего под креслом спикера.
– Прочти, папа! – вслух прошептала Тара. – Пожалуйста, прочти!
* * *
Из всех собравшихся только Шаса не был загипнотизирован ораторским мастерством Фервурда. Мысли его представляли собой спутанный поток, одна устремлялась за другой, они переплетались и смешивались без всякой логической последовательности.
Мозес Гама! Трудно поверить, что ему пришлось так долго вспоминать, несмотря на прошедшие годы и все происшедшие с ними перемены. Когда-то они были друзьями, и в тот период молодости, когда формируется личность, Мозес Гама произвел глубокое впечатление на Шасу.
Вторично Шаса услышал это имя гораздо позднее: оно было в списке разыскиваемых революционеров 1952 года. Но если остальные: Мандела, Собукве и другие – предстали перед судом, Мозес Гама исчез. Ордер на его арест по-прежнему действителен. Мозес Гама по-прежнему преступник на свободе, опасный революционер.
«Тара!»Мысли его потекли в другом направлении. Она взяла Гаму к себе шофером, а с учетом ее политических взглядов невозможно представить себе, что она не знала, кто он. И вдруг Шаса понял, что неожиданный покорный отказ Тары от ее прежних левацки настроенных друзей и новое примирительное поведение – притворство. Она ничуть не изменилась. Этот человек, Мозес Гама, гораздо опасней любого из ее прежних друзей-ренегатов. Шасу просто одурачили. На самом деле она еще больше полевела, пересекла границу между законной политической оппозицией и преступной деятельностью. Шаса едва не вскочил, но вспомнил, где находится. Фервурд между тем продолжал говорить:
– Необходимость быть справедливыми ко всем вовсе не означает, что нужно заботиться только о черных, защищать только их. Она означает необходимость справедливого подхода к белым африканцам и их защиты…
