— Какие именно?
— Именно? Мне кажется, что полученные сведения противоречивы. В них говорится, что один из руководителей ЦРУ состоит в любовной связи с женщиной иностранного происхождения, и не исключено, что родился ребенок.
— Речь идет о Райане?
Советник по национальной безопасности покачала головой.
— Я не могу опровергнуть или подтвердить эту информацию. Не забывайте о правилах.
— Не забываю, — ответил Хольцман, скрывая раздражение. За кого она меня принимает? За какого-нибудь Джимми Олсена?
— Дело в том, что он, похоже, знает, что нам не нравится доставляемая им информация, однако пытается закрутить факты, чтобы заставить нас проявить к ним интерес. Сейчас такое время, что нам требуется достоверная информация из Лэнгли, но мы не получаем ее.
Хольцман задумчиво кивнул. Такое случалось в Лэнгли и раньше, но это не походило на Райана. Репортер решил пока отложить эту проблему в сторону.
— А что по поводу Нармонова?
— Если получаемые нами сведения хотя бы отчасти верны, он в трудном положении и уступает позиции, кому — левым или правым, — мы не можем сказать. Не исключено, что он может уйти.
— Это точно?
— Нам кажется. То, что силы безопасности шантажируют его, очень тревожно. Но при наших проблемах в Лэнгли… — Лиз беспомощно подняла вверх руки.
— Да, когда все шло так хорошо. У вас, наверно, трудности с Каботом?
— Он быстро овладевает своими обязанностями. Если бы у него был хороший помощник, все было бы в порядке.
— Вы очень обеспокоены происходящим? — спросил Хольцман.
— Очень. В такой момент нам нужна надежная разведывательная информация, а она к нам не поступает. Как можно догадаться, что нам делать с Нармоновым, если у нас нет никаких сведений? — произнесла Лиз раздраженно. — Наш герой носится по городу, занимаясь делами, которые не должны его касаться, — к примеру, он обратился прямо в Капитолий, не поставив в известность своего босса, ведет переговоры по одной проблеме и в то же время не дает Каботу хороших аналитических материалов по глобальной проблеме. Разумеется, он должен уделять внимание и кое-чему на стороне…
Наш герой, подумал Хольцман. Какой интересный выбор слов. Она по-настоящему ненавидит Райана, это уж точно. Хольцману это было известно, но он не знал почему. Ей вроде бы незачем ревновать его. Райан никогда не проявлял честолюбия, по крайней мере не в сфере политики. По всеобщему мнению, он был хорошим человеком. Репортер вспомнил его единственную faux pas[30] с Элом Трентом, которая, по мнению Хольцмана, была подстроена. Теперь у Райана с Трентом были отличные отношения. Для чего могло потребоваться — что могло оказаться таким важным — подстроить такое? У Райана было две звезды разведчика — за что, Хольцман так и не сумел узнать. Всего лишь слухи, пять различных вариантов четырех различных событий, причем скорее всего все не соответствуют действительности. Райан не пользовался особой популярностью среди журналистов. Причина заключалась в том, что он никогда не содействовал утечке информации. Воспринимал соблюдение тайны слишком серьезно. С другой стороны, он не пытался заискивать перед средствами массовой информации, и Хольцман уважал всех, кто следовал этому правилу. В одном он был теперь убежден: он серьезно недооценивал антипатию, которую испытывала администрация Фаулера к Райану.
Мной пытаются манипулировать, подумал Хольцман. Это было так же уместно, как павлин на гумне. Разумеется, очень ловко. Ссылка на русских была, наверно, точна. Неспособность Центрального разведывательного управления снабжать Белый дом жизненно важной информацией не являлась новостью. И это, похоже, было правдой. Так где же таится ложь? А есть ли она здесь вообще? Может быть, им хотелось организовать утечку правдивой, но весьма чувствительной информации… обычным способом. Не в первый раз Хольцман узнавал интересные вещи в северо-западном угловом кабинете западного крыла Белого дома.
Неужели он не сумеет написать статью?
Будет сделано, Бобби, старый друг, сказал себе репортер.
* * *
Перелет из Лондона в Вашингтон прошел удивительно гладко. Райан старался побольше спать, а сержант, исполнявший роль стюарда, читал инструкции по монтажу игрушек, которые Джек купил в Англии.
— Эй, сержант, — окликнул его пилот, который вышел в салон, чтобы поразмяться. — Чем это ты занимаешься?
— Видите ли, майор, наш важный пассажир везет с собой игрушки для детишек. — Сержант передал пилоту одну из инструкций. — Смотрите, что нужно сделать: вставьте петельку один в отверстие А, возьмите болт семь восьмых дюйма и затяните его гаечным ключом, пользуясь…
— Не надо, сержант, уж лучше я буду ремонтировать поврежденные двигатели.
— Это уж точно, — согласился сержант. — Этому парню нелегко придется дома.
24. Откровение
— Не люблю, когда меня пытаются использовать в своих целях. — Хольцман откинулся назад, закинув руки за голову.
Он сидел в конференц-зале со своим главным редактором, таким же опытным журналистом, десятилетиями следившим за событиями в Вашингтоне. Редактор завоевал известность еще в период безумия, положившего конец президентству Ричарда Никсона. Да, то было бурное время. После этого у американских средств массовой информации появился вкус к крови, который так и не исчез. Единственным положительным фактором в этом, думал Хольцман, было то, что они перестали с трепетом относиться к кому бы то ни было. Любой политический деятель был потенциальной целью для справедливого негодования жрецов американской прессы. Само по себе это было здоровым намерением, хотя размах расследований иногда заходил слишком далеко.
— Это неважно. Кому понравится такое? Итак, что из того, что нам известно, правда? — спросил редактор.
— Нам придется поверить тому, что Белый дом не получает надежной информации. Для ЦРУ в этом нет ничего нового, хотя сейчас положение не такое плохое, как раньше. Более того, можно с уверенностью утверждать, что деятельность управления даже улучшилась — несмотря на то что Кабот ликвидировал немало должностей. Нам также придется поверить тому, что она рассказала о Нармонове и его военных.
— А относительно Райана?
— Я встречался с ним на приемах, но ни разу не брал интервью. Он вообще-то приличный мужик с хорошим чувством юмора. У него поразительные заслуги, по-видимому. Две звезды за разведывательную деятельность — конкретно об этом нам ничего не известно. Когда Кабот принялся сокращать оперативное управление, он выступил против и, судя по всему, сумел добиться сохранения ряда должностей. Райан славится стремительными действиями. Эл Трент поддерживает с ним хорошие отношения, и это — несмотря на ссору, которая произошла между ними несколько лет назад. В этом есть что-то для хорошего материала, однако Трент наотрез отказался говорить о случившемся, когда я спросил его. По-видимому, они обнялись и помирились, и я верю в это, как в Санта-Клауса.
— Он склонен развлекаться с женщинами на стороне? — поинтересовался редактор.
— Что значит — склонен? У них что, красная надпись на рубашках, у тех, кто склонен?
— Очень остроумно. Боб. Тогда что ты хочешь от меня?
— Так мы будем печатать статью об этом или нет?
Глаза редактора расширились от изумления.
— Ты шутишь? Да разве мы можем позволить себе не опубликовать такой материал?
— Не люблю, когда меня используют в своих целях, — повторил Хольцман.
— Мы уже говорили об этом! И мне это тоже не нравится. Но материал-то важный, и, если мы не опубликуем его, это сделает «Таймс». Когда он будет готов?
— Скоро, — пообещал Хольцман. Теперь ему было ясно, почему он отказался от должности заместителя главного редактора. В деньгах он не нуждался: доход, получаемый от книг, избавил Хольцмана от такой необходимости. Ему нравилось быть журналистом, он все еще сохранил свой идеализм, все еще интересовался содержанием своих статей. И не менее важно, что от него не требовалось принимать ответственные решения, подумал Хольцман.
* * *
Новый питательный насос оправдал все, что обещал главный инженер, когда говорил о сложностях, связанных с его установкой, сказал себе капитан первого ранга Дубинин. Им пришлось демонтировать практически целый отсек, чтобы разместить его, и к тому же понадобилось прорезать отверстие в двойном корпусе субмарины. Дубинин все еще мог поднять голову и увидеть небо сквозь то, что раньше было изогнутой стальной обшивкой. Такое зрелище действовало на нервы любому офицеру-подводнику. Им нужно было убедиться в том, что питательный насос функционирует нормально, прежде чем заварить отверстие, через которое его опустили внутрь лодки. Впрочем, могло быть гораздо хуже. У «Адмирала Лунина» был стальной корпус. А вот корпуса некоторых советских подлодок были из титана, который очень плохо поддается сварке.
