приходится ухаживать за ней, а не наоборот? Ничего, это ему на пользу, — сказала Сьюзен.
— Да, вероятно. Но дело в том, получает ли ваша бедная тетя вообще какой-нибудь уход. Ведь в доме нет прислуги.
— Для пожилых людей жизнь становится сущим адом, — заметила Сьюзен. — Они ведь живут в чем-то вроде георгианского помещичьего дома, не так ли?
Мистер Энтуисл кивнул.
Они не без осторожности вышли из «Королевского герба», но прессы нигде не было видно.
Пара репортеров поджидала Сьюзен в засаде у двери коттеджа. С помощью мистера Энтуисла она дала им несколько уклончивых ответов, после чего вошла в дом вместе с мисс Гилкрист, а мистер Энтуисл вернулся в «Королевский герб», где снял номер. Похороны были назначены на завтра.
— Моя машина все еще в карьере, — спохватилась Сьюзен. — Совсем забыла о ней. Попозже приведу ее в деревню.
— Только не откладывайте надолго, — с беспокойством предупредила мисс Гилкрист. — Надеюсь, вы не пойдете за машиной в темноте?
Сьюзен посмотрела на нее и рассмеялась:
— Не думаете же вы, что убийца все еще прячется поблизости?
— Ну, вообще-то нет… — Мисс Гилкрист выглядела смущенной.
«Тем не менее именно этого она и опасается, — подумала Сьюзен. — Забавно!»
Мисс Гилкрист скрылась в кухне.
— Уверена, вам бы хотелось пораньше выпить чаю, — донесся оттуда ее голос. — Вас устроит через полчаса, миссис Бэнкс?
Сьюзен казалось, что половина четвертого — несколько рановато, но она была достаточно милосердна, чтобы понимать намерение мисс Гилкрист успокоить нервы при помощи «приятной чашечки чаю», а так как у нее были свои причины потакать компаньонке, она ответила:
— Когда хотите, мисс Гилкрист.
Послышалось радостное звяканье посуды, и Сьюзен направилась в гостиную. Она провела там всего несколько минут, когда послышался звонок в дверь, сменившийся аккуратным негромким стуком.
Сьюзен вышла в холл, а мисс Гилкрист появилась в дверях кухни, вытирая о фартук перепачканные мукой руки.
— Кто бы это мог быть?
— Наверное, опять репортеры, — предположила Сьюзен.
— О господи, какое беспокойство для вас, миссис Бэнкс!
— Ничего страшного. Я постараюсь от них отделаться.
— А я как раз собиралась печь лепешки к чаю.
Сьюзен двинулась к входной двери, а мисс Гилкрист напряженно застыла. «Уж не думает ли она, что снаружи поджидает убийца с топором?» — подумала Сьюзен.
Однако посетителем оказался пожилой джентльмен, который приподнял шляпу и осведомился, глядя на Сьюзен с улыбкой доброго дядюшки:
— Полагаю, вы миссис Бэнкс?
— Да.
— Меня зовут Гатри — Александер Гатри. Я был очень старым другом миссис Ланскене. Вы ее племянница, бывшая мисс Сьюзен Эбернети?
— Совершенно верно.
— Раз мы познакомились, я могу войти?
— Конечно.
Мистер Гатри тщательно вытер ноги о циновку, снял пальто, положил его вместе со шляпой на маленький дубовый сундук и проследовал за Сьюзен в гостиную.
— Повод для моего визита весьма печален, — начал мистер Гатри, чьи слова не слишком вязались с сияющим лицом. — Оказавшись в этих краях, я чувствовал, что должен хотя бы посетить дознание и, конечно, похороны. Бедная глупенькая Кора! Я знал ее, дорогая миссис Бэнкс, с первых дней брака. Бодрая была девушка — серьезно относилась к искусству и Пьеру Ланскене — я имею в виду, как к художнику. Впрочем, он оказался не таким уж плохим мужем. Конечно, гулял на стороне, но, к счастью, Кора рассматривала это как элемент артистического темперамента. Он художник и, следовательно, должен быть аморальным! Я даже не уверен, что она в своих оценках не пошла дальше: он аморален и, следовательно, настоящий художник! Бедняжка ничего не смыслила в живописи, хотя в других отношениях обнаруживала удивительную проницательность.
— Кажется, все так полагают, — промолвила Сьюзен. — Я ведь ее практически не знала.
— Да, Кора порвала с родственниками, потому что они не оценили ее драгоценного Пьера. Она никогда не блистала красотой, но что-то в ней было. С Корой было интересно проводить время. Никогда, бывало, не знаешь, что она скажет в следующую секунду. Была ли ее naivet[1402] подлинной или притворной? Кора доставила нам много веселых минут. Мы называли ее «вечное дитя». И в самом деле, когда я видел Кору в последний раз (я иногда навещал ее после смерти Пьера), она по-прежнему казалась мне похожей на ребенка.
Сьюзен предложила мистеру Гатри сигарету, но старый джентльмен покачал головой:
— Благодарю вас, дорогая моя, но я не курю. Должно быть, вас удивляет мой приход. По правде говоря, я испытывал угрызения совести. Я обещал Коре навестить ее несколько недель тому назад. Обычно я виделся с ней раз в год, а в последнее время у нее появилось хобби скупать картины на местных распродажах, и она хотела, чтобы я помогал ей их подбирать. Дело в том, что моя профессия — художественный критик. Конечно, большинство приобретений Коры были жуткой мазней, но в целом это не такой уж плохой бизнес. На этих деревенских распродажах картины сбывают за бесценок — рамы стоят больше, чем вы платите за картину. Естественно, крупные распродажи посещают опытные дельцы, которые вряд ли упустят шедевр. Но совсем недавно маленькая вещица Кейпа[1403] была продана за несколько фунтов на распродаже в фермерском доме. Это довольно любопытная история. Одна семья подарила картину старой няне за верную службу, понятия не имея о ее ценности. Няня отдала ее племяннику фермера, которому нравилось изображение лошади, но и он считал картину никчемным старьем. Да-да, такое иногда случается, а Кора была убеждена, что у нее наметанный глаз на картины. Конечно, это не соответствовало действительности. Как-то она пригласила меня взглянуть на Рембрандта, которого приобрела в прошлом году. Это не было ни Рембрандтом, ни даже приличной копией. Зато ей удалось заполучить симпатичную гравюру Бартолоцци[1404] — к сожалению, попорченную сыростью. Я продал ее по просьбе Коры за тридцать фунтов, и это, разумеется, только усилило ее азарт. Она восторженно писала мне о недавно купленном на одной из распродаж итальянском примитивисте, и я обещал приехать взглянуть на него.
— Очевидно, он здесь, — сказала Сьюзен, указывая на стену позади гостя.
Мистер Гатри встал, надел очки и стал изучать картину.
— Бедная Кора, — промолвил он наконец.
— Тут есть и другие, — сообщила Сьюзен.
Мистер Гатри продолжил обследование сокровищ изобразительного искусства, приобретенных полной надежд миссис Ланскене. Иногда он цокал языком и вздыхал.
Наконец критик снял очки.
— Грязь — удивительная вещь, миссис Бэнкс! — заметил он. — Она придает романтический колорит самым чудовищным образцам живописи. Боюсь, что Бартолоцци был случайной удачей. Все же это давало Коре интерес к жизни. Я доволен, что не разочаровал ее.
— Еще несколько картин есть в столовой, —
