проводился в течение 4–5 дней в конце мая. В эти дни расстрелянных было несколько сотен, а вообще-то, он проводился и после этого, не прекращался и во время эвакуации, и в пути, и в Удинске и в Керби [—] вплоть до ликвидации Тряпицына. <…> Одновременно с посылкой команд для сожжения промыслов была выслана экспедиционно-карательная команда в количестве 5 человек с членом исполкома Есиповым Игнатием во главе для проведения чистки среди некоторых крестьян низовья Амура[2281].
Тряпицын открыто говорил, что три четверти населения города состоят из контрреволюционеров и притаившихся «гадов»[2282]. Крича на заседаниях полномочного военно-революционного штаба, созданного облисполкомом 13 мая: «Тер-рор! Тер-рор без жалости…!», Тряпицын и Лебедева подписывали весьма красноречивые документы с требованиями к начальникам комиссариатов и учреждений спешно ликвидировать врагов. Такие требования получили все руководители. Например: «Мандат Пахомову. Срочно предписывается вам составить список лиц, подлежащих уничтожению. Революционная совесть ваша». Или приказ от 24 мая командиру 1‐го полка: «Военно-революционный штаб предписывает вам привести в исполнение смертный приговор над арестованными японцами, находящимися в лазарете, а также над осужденными лицами, находящимися в тюрьме» (среди последних были и восемь коммунистов-«заговорщиков»)[2283].
Г. Н. Кореневу поручалось срочно «раскрыть и уничтожить все к[онтр]-р[еволюционные] элементы в… [его] бывшем комиссариате рыбопромышленности», Нечаеву – в продовольственном отделе[2284] (как свидетельствовал сам Тряпицын, «по указанию товарища Нечаева расстреляно в своем комиссариате до полсотни „верно служащих“»[2285]). Такой же приказ относительно своего «бывшего комиссариата» получил и Горданов.
Аналогичные распоряжения Гаркину, Гончарову и наркому почт и телеграфов Яхонтову («раскрыть для уничтожения всех к[онтр]-р[еволюционных] элементов») подписал Железин[2286]. Комиссары И. А. Яхонтов и В. С. Дубицкий настолько рьяно взялись исполнять поручение, что составленные ими списки служащих связи обнимали почти весь штат, и сами в пьяном виде непосредственно занимались «коцаньем» и ограблением обреченных[2287]. П. Я. Воробьёв показывал: «При Тряпицыне для того чтобы занять должность комиссара, нужно было убить собственноручно не менее 18 человек»[2288].
Воробьёв также сообщает, что партизаны еще до штурма Николаевска собирались уничтожать детей:
Последнее время избивал кто хотел. Железин прямо говорил, что можно и нужно убивать, если только кто косо посмотрит… <…> 22 или 24 мая Сасаро-Федотов[2289] привел в ревштаб девочку лет 7–8, Железин спросил ревштаб, как считать ее, за нашу власть она или против[?] Все единогласно ответили[:] «конечно, это гад, убить ее», и девочка была убита. Мотивом к убийству детей до 8 лет служило… соображение об экономии молока. Говорили, что будут раненые, которым будет необходимо молоко, а его и теперь уже не хватает. Затем говорили, что будут походы, а дети обременят и свяжут партизан[2290].
Скрыть намерения партизан устроить массовую бойню не удалось:
Слухи о предполагаемом терроре проникли в население, и люди, не получившие пропусков, в ужасе заметались по городу… Некоторые молодые, красивые женщины из буржуазии и вдовы расстрелянных белогвардейцев предлагали себя в жены партизанам… вступали в связи с более или менее ответственными работниками… кидались в объятия китайских офицеров с канонерок… И многие в этом отношении имели успех… был использован [партизан] Судаков, который помог перебраться на китайские канонерки семье рыбопромышленника Дрибенского с самим главой семьи. Услуга эта Судаковым была оказана под влиянием Баси Дрибенской (работницы Союза Социалистической молодежи), которая, устроив своего папашу под крылышко китайцев, и сама там осталась, наплевав на Союз и на своего спасителя Судакова.
Ряд чекистов и рядовых партизан тоже спасли понравившихся женщин[2291].
Между тем войска также подлежали зачистке. Тряпицын телеграфировал комфронта Сасову: «Город начали жечь. <…> Снизу макаки[2292] еще не прошли минное заграждение. Если можно[,] удержитесь. Кто трусит[,] убивай сам на месте»[2293]. Распоряжения исполнялись. Так, Боголюбский телеграфировал Тряпицыну 26 мая из Михайловска: «Биценко уехал на фронт… все разлагающие армию гады убраны…»[2294]
Террор в Николаевске-на-Амуре разжигали все видные тряпицынцы, непосредственно участвуя в казнях. П. Я. Воробьёв утверждал: «Тряпицын был менее кровожаден, чем Нина. Та постоянно требовала крови: „Товарищи, крови, больше крови, нужно уничтожать с корнем без остатка“, постоянно говорила она. Но и Тряпицын давал повышение всем тем, кто отличался своей жестокостью, и те, за кем числилось больше убийств и расправ, делались приближенными к штабу»[2295]. Сожительница Тряпицына Нина Лебедева (об их романе, начавшемся в 1919 году, сообщал впоследствии Д. Бойко-Павлов[2296]) периодически посещала набитую арестантами гауптвахту, выбирала жертву «и с улыбкой на устах расстреливала из револьвера. Лапта… пьяным врывался на гауптвахту, топором бил заключенных направо и налево»[2297].
В ночь на 22 мая началось уничтожение мирного населения и до 25 мая погибло около трех тысяч. Шла настоящая охота за горожанами: «…партизаны пороли, пытали, расстреливали, жгли, кололи штыками, рубили шашками и топорами, насиловали, грабили, убивали колотушками для глушения рыбы, вспарывали женщинам животы, разбивали черепа грудным младенцам». Среди немногих уцелевших евреев была Ханна Райцын, будущая жена младшего брата Анны Ахматовой офицера Виктора Горенко. Вся семья Ханны была уничтожена во время террора[2298].
Как свидетельствовал управляющий Орскими золотыми приисками Дайер, в ночь на 25 мая красные подожгли тюрьму, где сидели 134 японца – все они были частью убиты, частью сожжены. Красные рассказывали горожанам, что японцы якобы сами подожгли тюрьму. Согласно Птицыну, 130 пленных японцев в течение часа убивали штыками и шашками на берегу Амура, причем Морозов, который «был исключительной силы», догонял на лодке пытавшихся уплыть «и поражал их штыком, поднимая убитого из воды на штыке и показывая на берег». По мнению мемуариста, «картина убийства была исключительно безобразная»[2299], так что некоторые партизаны, чтобы не видеть ее, прятались за складированными на берегу плахами[2300].
С 26 мая началось уничтожение города. По данным Дайера, число погибших – до 834 японцев и свыше 4 тыс. русских, а кроме того, 150 китайцев, убитых шальными пулями. Убитых красных Дайер насчитывал 500 человек[2301]. Полностью вырезав пленных японцев[2302], Тряпицын объявил потоком телеграмм на все адреса явную ложь: «Все гражданское японское население приняло участие в [мартовском] нападении с оружием в руках»[2303].
Член исполкома Захарьев показывал, что перед эвакуацией расстреливали по ночам десятками, причем против массовых арестов выступили артиллеристы в Чныррахе, составив петицию за 225 подписями. В Николаевск ее отвез Баканов, где его сразу арестовали и убили. Согласно Захарьеву, обычно перед началом заседания облисполкома шло секретное совещание Тряпицына с близкими ему
