В переводе с ломанного гэльского: «Рыжая», «Рыжая голова».
[2] В переводе с французского: «Что это был за язык?».
[3] С французского: «У меня не очень хорошо с французским».
[4] В переводе с Финского: «Ну прямо заноза в заднице!».
(Отшельник)
— Ты забываешь дышать, — ровным голосом поправил худосочную девчушку невероятно высокий широкоплечий мужчина с длинными иссиня-черными волосами по локоть и смуглой оливковой кожей. Одет он был в мешковатую черную майку и такие же штаны на завязках, а его левую руку всегда скрывал бинт от запястья до плеча.
— Как можно об этом забыть?! — возмущенно воскликнула запыхавшаяся рыжеволосая девочка лет одиннадцати, убирая со лба короткую челку, и вновь замахнулась в попытке ударить обрубленный ствол крепкого дерева. Неудачно уперев голую пятку в размокшую почву, она явно не рассчитала силы и со всей дури шмякнулась в лужу вязкой грязи, которая уже и так покрывала конопатую с головы до ног. — Vittu! Что, так было нужно ждать этого сраного дождя?!
— Продолжай работать, Кристин, — так же спокойно ответил мужчина, сидя на холодном булыжнике в стороне. Холодные тёмно-зеленые глаза не выражали ничего, кроме скуки, а ровная осанка и типичная поза йога — не на шутку раздражали взбалмошную малявку.
— Vieux idiot! — в сердцах воскликнула маленькая высушенная девочка и принялась мутузить обитый тряпками столб, который давно пора было выкорчевать.
— Дыхание. Помни о дыхании, — сухо твердил старший, не особо вдаваясь в процесс обучения и напевая себе под нос какую-то простую мелодию. Ему было уже за сорок, однако за счет моложавого вида и крепкого тела мужчину вполне можно было спутать с тридцатилетним.
— Вечно ты так! Удары по воде с самого утра, а теперь ещё это… — угрюмо буркнула конопатая, отряхивая мокрую футболку по размеру больше похожую на платье.
— Тебе не привыкать, limier, — его суровое, полное безразличия лицо ничуть не изменилось. Потирая крупный слегка изогнутый нос, он с сочувствием взглянул на малышку. — Я вижу твои успехи, но пожалуйста, научись осязать колебания ветра, соизмеряя их с холодом ног и жаром твоего сердца.
— Чего? Почему ты не можешь хоть раз объяснить по нормальному?! — она обиженно взглянула на наставника. Её короткие волосы, простецкое личико и крупные плечи отменно обманывали местных скупщиков рыбы, которые принимали Кристин за мальчишку.
— Эй, Пау́ль! — окликнул его проезжающий на повозке мужик. — Чего в такое время здесь? Опять пацана истязаешь, ага? — расхохотался тот, придерживая повод.
— Вроде того, — безразлично ответил мужчина на стыке азиатской и египетской внешности, с интересом осматривая груз, покрытый клеенкой. — Что, решил заработать на трупах, Аксель?
— Скажешь тоже! — улыбнулся кучер и снова взглянул на Кристин. — Ну, бывай, узкоглазый! И смотри не измотай его раньше времени! — подмигнул тот, трогаясь с места и удалился к мосту на отвесной скале.
— Трупы? — девчушка недоверчиво покосилась на старшего. — Он убийца?
— Нет. Но им станет, когда доставит крупу в соседний город.
— Почему? Она отравлена?
— Нет. Но он не перебрал урожай. Там могут быть зараженные колосья пшеницы, — спокойно ответил мужчина потирая серебряное кольцо на безымянном пальце левой руки, с поблескивающим на свету рубином. — Я расскажу тебе об этом дома, когда ты закончишь с этим упражнением.
Небольшая кирпичная хижина, служащая пристройкой разрушенного маяка, одиноко стояла на горном отшибе, прямо над широкой рекой, и тихо стонала от ветра. Середина осени была единственной прохладной порой. Глобальная смена климата сделала некогда заснеженный край дождливым и чуждым, чего нельзя было сказать о снежных вершинах сказочной Лапландии, о которой так часто рассказывал Пауль, мечтая хоть раз узреть настоящую зиму собственными глазами. Увы, заснеженные пейзажи можно было увидеть только на старинных картинах, а нынешние зимы давно не блистали былой красотой, да и снега практически не приносили.
С тех пор, как Пауль нашел окровавленную малышку в прибрежных водах, он то и дело изматывал её мучительными тренировками и практиками, не оставляя и дня на самый обычный, человеческий отдых. Однако, рыжеволосую выскочку это совсем не смущало, словно болезненные упражнения и изматывающие практики были для нее уже не в новинку. Потуги разболтать несговорчивого воспитателя были тщетны, и Крис практически ничего не знала о нём несмотря на то, что с девяти лет была на попечении у старшего. Понятно было только одно — этот человек был вовсе не самым обычным бродягой, в чьи руки однажды попало старинное руководство по самозащите. Просыпаясь засветло, девочка уже вовсю носилась по двору прямо на четвереньках, отрабатывала болезненные удары по чану с песком, который постепенно дополняли мелкие камушки, и занималась изматывающим практиками наставника вплоть до глубокой ночи, с перерывами на еду и заумные лекции.
Пауль верил, что человеческое тело способно не просто выдерживать боль, превышающую все возможное и допустимые пороги, но также: «Постепенно превращается в камень». И он не только верил, но и демонстрировал такие фокусы, в которые бы ни за что не поверили далекие предки, стоило Крис только заикнуться о том, что всё это — совершенно бесполезная трата времени. Он мог спокойно налететь на закрепленный столб животом, прямо с разбега, и даже не поморщиться, а уж о том, сколь были тщетны попытки девчушки нанести ему хотя бы слабые увечья своими ударами — и говорить не приходилось. Она даже пыталась разбить о его голову кирпич, но мужчина словно не чувствовал боли и продолжал стоять на месте, смиряя буйную ученицу и наставляя не только словом, но и делом.
Бесспорно, отшельник был невероятно силён, однако, его повседневная жизнь мало отличалась от бремени типичного рыбака. Он не только готовил — но и продавал свой улов знакомым торговцам, имея какую никакую одежду и даже доанархические редкости, которые коллекционировал ради эстетического удовольствия. Что же до Крис: «Па» не был с ней столь же учтив и заботлив, как пара безумных сибиряков, которые повстречались ей в уже более сознательном возрасте. Напротив: холодный и отстраненный, он никогда не баловал падчерицу особым вниманием, предпочитая лишь наставления и холодный расчет, взамен типичному родительскому отношению, на которое был попросту не способен. Вот и сейчас, пройдя в отрезанное от электричества двухэтажное помещение былого маяка, он лишь сухо выдал ей поручение переодеться и явиться на кухню.
— Мы опять будем готовить коренья, вместо нормальной еды? — угрюмо буркнула Крис, спускаясь с едва уцелевшей спиралевидной лестницы второго этажа и потирая опухшие веки.
— Ты снова плакала, Кристин? — поинтересовался старший, достав из пенала несколько самодельных глиняных чашек без ручек и едва не касаясь макушкой потолочной лампы. Девочка была ему едва ли
