Как живая явилась княжна Заглобе — и совсем расчувствовался старый шляхтич и весь ушел в свои думы, представляя, что в скором времени должно случиться.
Вдруг Редзян дернул его за рукав:
— Ваша милость!..
— Чего тебе? — спросил Заглоба, недовольный, что прерывают его размышленья.
— Видели, ваша милость? Волк перебежал дорогу.
— Ну и что?
— А волк ли?
— Догони да проверь.
В эту минуту Володыёвский придержал лошадь.
— А мы, часом, не сбились с дороги? — спросил он. — Пора бы уже быть на месте.
— Нет! — ответил уверенно Редзян. — Как Богун говорил, так и едем. Господи, поскорей бы уже все это кончалось.
— Скоро и кончится, ежели верно едем.
— Я еще хочу вас, судари, попросить: присматривайте за Черемисом этим, покуда я с колдуньей толковать буду; мерзок он, видно, ужасно, но из пищали без промаху стреляет.
— Не бойся. Поехали!
Но не проехали они и полсотни шагов, как лошади начали храпеть и прясть ушами. Редзян прямо-таки гусиной кожей покрылся: ему представилось, что из-за излома скалы вот-вот раздастся вой упыря или выскочит невиданная паскудная тварь, — однако оказалось, лошади захрапели потому лишь, что всадники приблизились к логову того самого волка, который раньше напугал парня. Вокруг было тихо, даже саранча стрекотать перестала, потому что солнце уже скатилось на край неба. Редзян перекрестился и вздохнул с облегченьем.
Вдруг Володыёвский остановил лошадь.
— Вижу яр, — сказал он, — вход валуном завален, а в валуне проем.
— Во имя отца, и сына, и святого духа, — прошептал Редзян, — это здесь!
— За мной! — скомандовал, заворачивая коня, пан Михал.
Через минуту они достигли проема и въехали под каменный свод. Перед ними открылся глубокий яр, густо заросший по склонам, образующий в своем начале просторную полукруглую поляну, словно бы обнесенную высокой отвесной стеною.
Редзян завопил что было мочи:
— Бо-гун! Бо-гун! Здорово, ведьма! Здорово! Бо-гун! Бо-гун!
Придержав коней, друзья постояли несколько времени в молчанье, потом Редзян снова принялся кричать:
— Богун! Богун!
Издалека донесся лай собак.
— Богун! Богун!..
На левом склоне яра в красных и золотых лучах солнца зашелестели густые заросли боярышника и дикой сливы; немного погодя чуть ли не на самом краю обрыва появилась какая-то фигура: изогнувшись и заслонив глаза рукою, она разглядывала пришельцев.
— Это Горпына! — сказал Редзян и, приставив ковшиком ладони ко рту, в третий раз крикнул: — Богун! Богун!
Горпына начала спускаться, откинувшись назад для равновесия. Шла она быстро, а за нею катился низкорослый, коренастый человечек с длинной турецкой пищалью; кусты ломались под тяжелыми шагами ведьмы, камни с грохотом скатывались на дно оврага; изогнувшаяся, в пурпурном блеске, она и впрямь казалась исполинским сверхъестественным существом.
— Вы кто? — спросила, спустившись, зычным голосом ведьма.
— Как живешь, касатка? — крикнул в ответ Редзян; едва он убедился, что перед ним не духи, а люди, к нему вернулось обычное хладнокровье.
— Ты, никак, Богунов слуга? Ну да! Узнаю! Здорово, малый! А это с тобой что за птицы?
— Дружки Богуновы.
— Хороша ведьма, — буркнул в усы пан Михал.
— А сюда пошто прискакали?
— Вот тебе пернач, нож и перстень — смекаешь, что это значит?
Великанша взяла все и внимательно осмотрела каждую вещицу, после чего сказала:
— Они самые! Вы за княжной, что ли?
— Точно так. Здорова она?
— Здорова. А чего Богун сам не приехал?
— Ранен Богун.
— Ранен... Я на мельнице видала.
— Коли видала, зачем спрашиваешь? Врешь небось, бесстыжая! — совсем уже по-свойски заговорил Редзян.
Ведьма усмехнулась, показав белые, как у волчицы, зубы, ткнула Редзяна кулаком в бок.
— Ну ты, парень!
— Пошла прочь!..
— Испугался? А то поцеловал бы! Когда княжну заберете?
— Прямо сейчас, лошади только отдохнут...
— Ну и забирайте! Я с вами поеду.
— А ты зачем?
— Брату моему смерть написана. Его ляхи на кол посадят. Поеду с вами.
Редзян изогнулся в седле, будто для того, чтобы удобнее было говорить с ведьмой, а сам незаметно положил на пистолет руку.
— Черемис, Черемис! — негромко крикнул он, чтобы привлечь внимание своих спутников к уродцу.
— Зачем зовешь? У него язык отрезан.
— Я не зову, я красоте его дивлюсь. Неужто бросишь его? Он муж твой.
— Он мой пес.
— И вас только двое в яру?
— Двое. Княжна третья!
— Это хорошо. Ты без него не поедешь.
— Я тебе сказала: поеду.
— А я тебе говорю: останешься.
Было в голосе парня нечто такое, отчего великанша повернулась, не сходя с места, и на лице ее выразилось беспокойство от закравшегося в душу внезапного подозренья.
— Щ о т и? — спросила она.
— О т щ о я! — ответил Редзян и выстрелил почти в упор из пистолета — пуля попала промеж грудей ведьмы: на минуту всю ее заволокло дымом.
Горпына попятилась, раскинув руки, глаза выкатились, нечеловечий вопль вырвался из глотки. Пошатнувшись, она грянулась навзничь.
В ту же секунду Заглоба хватил Черемиса саблей по голове с такой силой, что кость хрястнула под лезвием. Чудовищный карла, не издав и стона, свернулся как червь и задергался в корчах, а пальцы его, будто когти издыхающей рыси, то скрючивались, то снова распрямлялись.
Заглоба вытер полой жупана дымящуюся саблю, а Редзян соскочил с лошади и, схвативши камень, бросил его на широкую грудь Горпины, а потом стал шарить у себя за пазухой.
Исполинское тело ведьмы еще вздрагивало, она била ногами землю, судорога страшно исказила ее лицо, на ощерившихся зубах выступила кровавая пена, а из горла исходило глухое хрипенье.
Между тем Редзян вытащил из-за пазухи кусочек освященного мела, начертил на камне крест и промолвил:
— Теперь не встанет.
После чего вспрыгнул в седло.
— Вперед! — скомандовал Володыёвский.
Вихрем помчались друзья вдоль ручья, бегущего посредине яра, миновали редкие дубы, растущие при дороге, и глазам их открылась хата, а за нею высокая мельница. Мокрое колесо сверкало, точно багряная звезда, в лучах заходящего солнца. Два огромных черных пса, привязанные по углам хаты, рванулись к всадникам с яростным лаем и воем. Володыёвский ехал первым и первым достиг цели; соскочив с лошади и подбежав к двери, он пнул ее ногой и, бренча саблей, ворвался в сени.
В сенях по правую руку приотворенная дверь вела в просторную горницу, где на полу лежал огромный ворох щепок, а посередине тлел очаг, наполняя горницу дымом. Дверь слева была закрыта.
"Наверно, она там!" — подумал Володыёвский и бросился налево.
Толкнулся, дверь отворилась, ступил на порог и остановился как вкопанный.
В глубине светлицы, опершись рукою о спинку кровати, стояла Елена Курцевич, бледная, с рассыпавшимися по плечам волосами; в испуганных ее глазах, устремленных на Володыёвского, читался вопрос: кто ты? чего тебе надо? — она никогда прежде не видела маленького рыцаря. Он же остолбенел, потрясенный ее красотой и видом светлицы, убранной бархатом и парчою. Наконец дар речи вернулся к нему, и он проговорил поспешно:
— Не бойся, любезная панна: мы друзья Скшетуского!
Княжна упала на колени.
— Спасите меня! — вскричала она, заламывая руки.
В эту минуту на пороге появился, весь дрожа, Заглоба, запыхавшийся, багровый.
— Это мы! Мы с помощью! — кричал он.
Услышав эти слова и увидя знакомое лицо, княжна покачнулась, как срезанный цветок, руки ее бессильно упали, очи закрылись пушистой завесой, и она лишилась чувств.
Глава XXIII
Едва дав лошадям отдохнуть, друзья наши помчались назад с такой быстротою, что, когда месяц взошел над степью, они были уже в окрестностях Студенки за Валадынкой. Впереди ехал Володыёвский, внимательно глядя по сторонам, за ним, рядом с Еленой, Заглоба, а позади всех Редзян. Он вел вьючных лошадей и еще двух запасных, которых не преминул прихватить из Горпыниной конюшни. Заглоба рта не закрывал, да и было что порассказать княжне, которая, сидя в глухом яру, не ведала, что творится на свете. И старый шляхтич рассказывал девушке, как они ее с первого дня искать стали, как Скшетуский до самого Переяслава по следам Богуна дошел, не зная, что тот ранен, наконец, как Редзян выведал тайну ее убежища у атамана и привез в Збараж.
— Боже милосердный! — восклицала Елена, обращая к месяцу прелестное бледненькое свое лицо, — значит, пан Скшетуский за Днепр меня искать ходил?
— Говорю тебе, в самом побывал Переяславе. И сюда непременно бы вместе с нами явился, будь у нас время за ним послать, но мы решили не мешкая к тебе на выручку ехать. Он еще не знает, что ты спасена, и за душу твою молится денно и нощно, однако ты его не жалей. Пусть еще немного помучится — зато какую получит награду!
