— Так Агостино жив?
— Да, мастер, я видел его сегодня утром.
Мерфин знал молодого Агостино. Он не мог похвастаться умом отца или дяди Буонавентуры, зато был крайне осторожен. Этот не станет возобновлять строительство, не уверившись, что семейство оправилось от последствий эпидемии.
Но все же Фитцджеральд не сомневался, что его третье, самое крупное строительство продолжается. Церковь ему заказали монахи, которым благодетельствовали флорентийские купцы. Ее заложили на южном берегу Арно, и Мерфин перешел новый мост, построенный всего два года назад. Англичанин принимал участие в его возведении под руководством крупного архитектора и художника Таддео Галди. Мост должен выдержать напор вешних вод, и Мерфин проектировал опоры. Все ювелирные лавочки на мосту оказались заперты — еще один плохой признак.
Большая церковь Сант-Анна-деи-Фрари, скорее даже собор, хотя и совсем не похожий на Кингсбриджский — монахи не нуждались в средствах, — являлась его самым смелым замыслом. В Италии попадались готические соборы — взять хотя бы крупнейший Миланский, — но вообще-то итальянцы не любили архитектуру Франции и Англии, считая огромные окна и легкие контрфорсы ненужным иноземным заимствованием. Свет необходим в сумрачной Северо-Западной Европе, а в солнечной Италии люди, напротив, ищут тени и прохлады. Итальянцы придерживались классических принципов Древнего Рима, благо недостатка в руинах здесь не было. Им нравились высокие фронтоны и круглые арки, а богато украшенным скульптурами фасадам они предпочитали декоративный орнамент из разноцветных камней и мрамора.
Но Мерфин своей церковью удивил даже флорентийцев. Ее план состоял из нескольких квадратов, каждый из которых увенчивался куполом — пять в ряд и еще по два с каждой стороны средокрестия. Еще в Англии он слышал о куполах, но до Сиенского собора не видел ни одного. Во Флоренции куполов не было. По верху шел ряд круглых окон, так называемых «oculi». Вместо узких колонн, взмывавших к небу, англичанин задумал плотные, круглые, прочно стоящие на земле, что так характерно для торговой Флоренции.
Не увидев на лесах каменщиков, женщин, огромными баграми мешающих строительный раствор, он хоть и расстроился, но не удивился, уверенный, что уж здесь-то строительство будет возобновлено. Обошел стройку и зашел в монастырь.
Тишина. Конечно, в монастыре и должна стоять тишина, но она казалась какой-то угнетающей. Из вестибюля Мерфин прошел в комнату ожидания. Обычно здесь дежурил монах, в перерывах между приемами посетителей изучавший манускрипты, но сегодня никого. С неприятным чувством архитектор прошел в крытую аркаду. Тоже пусто.
— Эй, есть кто-нибудь? — крикнул он.
Его голос эхом прокатился под каменными сводами. Поискал и не нашел ни одного монаха. На кухне трое мужчин в дорогой купеческой одежде, но со спутанными волосами и бородами прямо грязными руками ели ветчину и пили вино. Это были нищие, ограбившие умерших. Когда мастер вошел, бродяги, виновато сглотнув, с вызовом посмотрели на него. Мерфин спросил:
— Где братия?
— Все умерли, — ответил один.
— Все?
— Все до одного. Ходили за больными, понимаете, и заразились.
Отвечавший был пьян, однако, похоже, говорил правду. Бродяги удобно устроились в монастыре, поедая монашеские запасы и попивая вино. Значит, знали, что никто возражать не станет. Мостник вернулся в новую церковь. Стены алтаря и трансепта с круглыми окнами уже стояли. Строитель уселся в средокрестии между наваленными камнями и принялся смотреть на свою работу. На сколько же застопорится дело? Если все монахи умерли, кому пойдут их деньги? Насколько ему известно, монастырь не входил ни в какой крупный орден. На наследство может претендовать епископ, а может и папа. Высока вероятность многолетней тяжбы.
Утром Фитцджеральд принял решение погрузиться в работу, чтобы исцелиться от смерти Сильвии. Теперь же стало ясно, что — по крайней мере пока — работы у него нет. Десять лет назад, чиня крышу в церкви Святого Марка в Кингсбридже, он замыслил одно здание. Без этого его будущее не имело смысла. Мерфин испугался. Оказывается, он выздоровел для того, чтобы узнать о крахе своей жизни. Свалившееся богатство только усиливало ощущение кошмара. От прошлого осталась одна Лолла.
Мастер даже не знал, куда идти. Домой? Но невозможно же целый день играть с трехлетней дочерью и беседовать с Марией. И Фитцджеральд продолжал сидеть на резном каменном основании колонны, осматривая недостроенный неф.
День начал клониться к вечеру, строитель вспомнил о своей болезни. Тогда Мерфин готовился к смерти. Выживало так мало людей, что он никак не мог рассчитывать оказаться в их числе. Когда сознание прояснялось, архитектор оглядывал свою жизнь, как будто она уже закончилась. Решил для себя что-то очень важное, это он помнил, но что именно? И вот теперь, в тишине будущей церкви, Мостник вспомнил. Он совершил огромную ошибку. Какую? Поссорился с Элфриком, переспал с Гризельдой, отверг Элизабет Клерк… Все эти события имели серьезные последствия, но все же их нельзя назвать ошибкой в жизни.
Лежа в постели, обливаясь потом, мучаясь от жажды, Фитцджеральд почти хотел умереть, но что-то удерживало его и вот вернулось. Он хотел увидеть Керис. Без нее жизнь пуста. В бреду мерещилось ее лицо, и зодчий рыдал от горя, что может погибнуть здесь, в тысяче миль от нее. Ошибкой было уехать. Ухватив наконец ускользающую мысль и погрузившись в слепящую правду откровения, больной почему-то почувствовал себя счастливым.
Это же бессмысленно. Керис в монастыре. Его невеста даже отказалась встретиться с ним, поговорить. Но душа не принимала рациональные суждения и требовала, чтобы он был там же, где Керис.
Мастер сидел в недостроенном соборе, в почти уничтоженном эпидемией городе и думал, что она сейчас делает. Последнее, что Мерфин слышат о Керис: девушка приняла постриг. Это бесповоротно — по крайней мере так считалось. Хотя бывало, что монашеские обеты снимали. С другой стороны, коли уж Суконщица приняла решение, переубедить ее обычно бывало невозможно. Но не важно. Он должен ее увидеть. Иначе совершит вторую крупнейшую ошибку в жизни. Ведь он теперь свободен. Все узы, связывавшие его с Флоренцией, порваны. Лоллу возьмет с собой. Дочь слишком мала и вряд ли запомнит, что оставила.
Нет, нельзя так сразу. Сначала нужно проверить завещание Алессандро и позаботиться о детях — в этом ему поможет Агостино Кароли. Затем нужно перевести свое состояние в золото и переправить в Англию. В этом, если сохранилась европейская сеть, тоже может помочь семейство Кароли. Больше всего пугал тысячемильный путь по всей Европе из Флоренции до Кингсбриджа. И Мерфин понятия не имел, как встретит его Керис. Все необходимо как следует, тщательно обдумать. Через несколько секунд мастер собрался с духом и отправился домой.
54
Мерфин выехал из Италии в сопровождении десятка купцов из Флоренции и Лукки. На корабле дошли из Генуи до древнего французского Марселя, оттуда по суше добрались до Авиньона — пристанища пап в течение последних сорока лет, самого роскошного европейского двора и самого зловонного города, который когда-либо видел зодчий, и там присоединились к большой группе церковников и паломников, направляющихся на север.
Все путешествовали группами, чем больше, тем лучше. Купцы везли деньги, дорогие товары, имели вооруженную охрану от разбойников. Они были очень рады пополнению: священническое облачение и паломники могут отпугнуть бандитов, но и простые путешественники, как Мерфин, приветствовались уже потому, что увеличивали число путников.
Основную часть своего состояния англичанин доверил семейству Кароли. Их родные в Англии выдадут ему деньги. Кароли постоянно переводили так деньги, и девять лет назад Мостник уже воспользовался их услугами, переправив немного денег из Кингсбриджа во Флоренцию. Но все-таки система несовершенна — такие семейства нередко разорялись, особенно если одалживали деньги ненадежным королям и князьям, поэтому в рубашку Фитцджеральд зашил крупную сумму в золотых флоринах.
Лолла была счастлива. Единственному ребенку уделяли много внимания. Днем она ехала в седле перед отцом. Он, держа поводья, страховал ее локтями. Мерфин пел песни, читал стихи, рассказывал сказки, объяснял то, что девочка видит — про деревья, мельницы, мосты, храмы. Наверно, она не понимала и половины, но с радостью слушала отца.
Фитцджеральд никогда прежде не проводил с дочерью столько времени — целый день, каждый лень, неделю за неделей. Молодой вдовец надеялся частично возместить ей утрату матери, однако и сам без нее страдал от одиночества. Не говорил с Лоллой про Сильвию, но девочка все время обнимала его за шею и изо всех сил прижималась, словно боялась, что он тоже уйдет.
