— Вероятно, смогу. А что это значит, профессор?
— Мануэль пока чист. Я — нет, но мое досье не дает оснований предположить, что ищейки Администрации бросятся меня вылавливать. Вас же они наверняка захотят допросить и даже задержать. Вы считаетесь опасной. С вашей стороны было бы разумно не мозолить им глаза. Эта комната… Я подумываю о том, чтобы снять ее на какой-то срок — на недели или даже на годы. Вы можете скрываться здесь, если вам безразличны те совершенно очевидные заключения, которые будут сделаны из этого факта.
Вайо хихикнула:
— Господи, мой миленький! Неужели вы думаете, что мне есть дело до того, что обо мне подумают? Я с восторгом сыграю роль вашей ночной подружки… и не слишком полагайтесь на то, что это будет только игра.
— Никогда не дразните старого кобеля, — ответил он мягко. — А то еще куснет ненароком. На ночь я резервирую себе эту кушетку. Мануэль, я намерен вести себя как обычно и тебе советую то же самое. Хотя предполагаю, что они вряд ли пошлют за мной казаков, в этом убежище я буду спать спокойнее. К тому же здесь удобно проводить собрания ячейки, и телефон тут есть.
— Профессор, — вмешался Майк, — можно мне внести предложение?
— Конечно, амиго, мы будем рады выслушать ваше мнение.
— Я считаю, что с каждой новой встречей нашей исполнительной ячейки опасность будет возрастать. Но вам не обязательно встречаться во плоти — вы можете общаться по телефону, а когда будет желательно мое присутствие, я к вам присоединюсь.
— Ваше присутствие нам всегда желательно, товарищ Майк. Больше того — необходимо. Однако… — Проф заколебался.
— Проф, — сказал я, — не переживайте, что нас подслушают. — И я объяснил, как можно звонить по коду «Шерлок». — Телефоны не опасны, если их контролирует Майк. Кстати, о кодах… вы же не знаете, как связаться с Майком. Как, Майк? Дать профу мой номер?
Обсудив этот вопрос, они остановились на коде «Мрак-и-тайна». Проф и Майк по-детски обожали интригу ради интриги. Я сильно подозреваю, что проф был в отпаде от самого процесса бунтарства задолго до того, как выработал свою политическую философию; что же касается Майка… какое ему дело, скажите на милость, до свободы людей? Революция была для него игрой, причем в этой игре подобралась приятная компания и появилась возможность продемонстрировать свои таланты. Майк был невероятно тщеславной машиной — другую такую поискать.
— Но эта комната нам все равно нужна, — сказал проф, покопался в своей сумке и вытащил толстую пачку банкнот.
Я вытаращил глаза:
— Ограбили банк?
— В последние дни не приходилось. Может, в ближайшем будущем и возьмусь, если Дело того потребует. Думаю, для начала подойдет арендный срок на один лунный месяц. Организуешь, Мануэль? Портье может удивиться, услышав незнакомый голос. Я ведь прошел через грузовой отсек.
Я позвонил портье и договорился о выдаче ключа на четыре недели. Он запросил девятьсот гонконгских долларов, я предложил девятьсот купонов. Он осведомился, сколько человек будут проживать в номере. Я поинтересовался, давно ли в «Малине» взяли моду совать нос в личные дела клиентов. Мы сошлись на четырехстах семидесяти пяти гонконгских долларах, я послал ему деньги, он мне — два ключа, действительных в течение месяца. Один я отдал Вайо, другой профу, а себе оставил однодневный ключ, решив, что замки они менять не будут, разве что мы задержим оплату в конце срока. (На Земле я столкнулся с крайне неприятной практикой — от клиентов отелей требовали заполнять анкеты и даже предъявлять удостоверения личности.) — Что еще? — спросил я. — Еда?
— Я не голодна, Манни.
— Мануэль, ты просил нас подождать, пока Майк ответит на твои вопросы. Вернемся к основной проблеме. Как мы поступим, когда окажемся лицом к лицу с Террой, словно Давид с Голиафом?
— Ах, да. Я надеялся, что этим мы займемся позже. Майк, у тебя действительно есть идея?
— Я сказал, что есть, Ман, — ответил он грустно. — Мы можем закидать их камнями.
— Ради Бога, Майк! Сейчас не время для шуток!
— Но, Ман, — запротестовал он, — мы можем закидать Терру камнями! И мы это сделаем!
Глава 8
До меня наконец дошло, как до жирафа, что Майк, во-первых, говорит совершенно серьезно, а во-вторых, его идея действительно может сработать. Еще более длинношеими оказались Вайо и проф — в том, что касалось «во-вторых». Хотя, в принципе, и первое и второе было очевидно.
Майк рассуждал вот как: что такое «война»? В одной из прочитанных им книг война определялась как использование силы для достижения политических целей. А «сила» — это воздействие одного тела на другое, производимое с помощью энергии.
На войне такое воздействие осуществляется оружием — его у Луны не было. Но, подумав, Майк классифицировал «оружие» как устройство для манипулирования энергией, а уж энергии в Луне навалом. Одно Солнце в лунный полдень дает около киловатта на каждый квадратный метр поверхности. Солнечная энергия хотя и циклична, но практически неиссякаема. Термоядерная энергия обходится еще дешевле и почти так же неисчерпаема — магнитная ловушка установлена, знай себе только лед добывай. Энергии хватает — вопрос лишь в том, как ее использовать.
А вдобавок у нас есть, так сказать, энергия положения. Луна находится на верхнем краю гравитационного колодца «глубиной» одиннадцать километров в секунду, и от падения туда ее удерживает лишь собственная сила тяжести, эквивалентная скорости в два с половиной километра в секунду*. Майку это взаимодействие гравитаций было отлично известно — он ежедневно перебрасывал через рубеж лунного притяжения зерновые баржи, чтобы затем дать им свободно скользить вниз к поверхности Терры.
Майк просчитал, что может случиться, если баржа массой сто тонн (или такая же каменная глыба) рухнет на Терру без торможения. Кинетическая энергия при ударе составит 6,25 на 10^12 джоулей, то есть более шести триллионов джоулей.
В долю секунды она превратится в тепло. Взрыв, да еще какой! Результат очевиден — взгляните на Луну. Что вы видите? Тысячи тысяч кратеров — это отметины, свидетельствующие о том, что Некто забавлялся, швыряя в Луну камешки.
— Джоули мне ничего не говорят, — сказала Вайо. — Как это выглядит в сравнении с водородной бомбой?
— Хм… — Я попробовал подсчитать в уме, но «голова» Майка сработала быстрее. Он ответил:
— Падение массы в сто тонн на поверхность Терры приблизительно соответствует взрыву двухкилотонной атомной бомбы.
— «Кило» — это тысяча, — пробормотала Вайо, — а «мега» — миллион. Значит, это всего лишь одна пятидесятитысячная от стомегатонной бомбы? Совсоюз, кажется, применил именно такую?
— Вайо, детка, — сказал я очень мягко, — на самом деле все иначе.
Надо просто посмотреть на вещи под другим углом. Взрыв двухкилотонной бомбы эквивалент взрыву двух миллионов кило тринитротолуола, а килограмм ТНТ — это очень сильный взрыв, спроси у любого бурильщика. Два миллиона килограммов сотрут с Земли вполне приличный город. Верно, Майк?
— Да, Ман. Но, Вайо, моя единственная подруга, тут есть еще один аспект. Мультимноготонные бомбы малоэффективны. Взрыв происходит на сравнительно небольшой площади, и значительная часть энергии тратится впустую. Хотя стомегатонная бомба по силе в пятьдесят тысяч раз превосходит двухкилотонную, но разрушительный эффект у нее выше лишь в тысячу триста раз.
— Мне кажется, в тысячу триста раз — это очень даже немало, особенно, если они решат применить эти мегатонные бомбы против нас.
— Ты права, Вайо, моя подруга. Но у Луны много скал!
— Да. Что верно, то верно.
— Товарищи, — сказал проф, — в этих делах я профан; во дни моей юности, когда мы занимались метанием бомб, мой опыт ограничивался взрывами одного килограмма того химического вещества, о котором ты, Мануэль, упомянул. Но я надеюсь, что вы двое знаете, о чем говорите.
— Мы знаем, — согласился Майк.
— Тогда я принимаю ваши цифры на веру. Но, если вернуться к привычному для меня способу мышления, ваш план требует захвата катапульты. Так?
— Да, — хором ответили мы с Майком.
— Это можно сделать. А потом мы должны удержать ее и сохранить в работоспособном состоянии. Майк, вы продумали, как защитить катапульту, скажем, от небольшой ракеты с ядерной боеголовкой?
Дискуссия затянулась. Мы сделали перерыв на обед и по обычаю профа прекратили на время все деловые разговоры. Майк рассказал несколько анекдотов, каждый из которых сопровождался со стороны профа словами «это напоминает мне один случай».
К тому времени, когда мы покинули отель «Малина», вечером 14 мая 2075 года, у нас — вернее, у Майка, — был, разработанный с помощью профа, план революции, включающий основные варианты действий в переломные моменты.
