на свой пост. Монгол и Том сидели у костра и пили чай с остатками вчерашней водки.
– Море сегодня хорошее.
– Да, хорошее, – ответил Монгол, думая о чем-то своем.
На всякий случай он подобрал себе удобный по форме тяжелый морской голыш, идеально вписывающийся в сжатый кулак, и теперь подбрасывал его в руке. Том выломал себе небольшую деревянную дубинку.
– Интересно, погода завтра какая будет?
– Хорошая, – отвечал Монгол. – Тут всегда одинаково хорошая погода. Даже надоело.
– Одинаково и одиноково, – откликнулся Том. – Домой хочется.
Время шло, но ничего не происходило. Том совсем расслабился, уже подумывая о том, не забрать ли ему со склона сумку с вещами, чтобы утеплиться и надеть штаны.
– Может, не придут? – он плюхнул в котелок последнюю воду. Говорил он нарочито развязно, пустяшно.
– Может, – бесстрастным эхом отвечал Монгол.
Уже совсем стемнело. И вдруг в звонкой ночной тишине послышался звон лопнувшей бутылки, и почти сразу – тонкий женский крик. Он доносился со стороны поселка. К нему прибавился гомон, невнятный треск веток, прочий неясный, но тревожный шум. Кто-то быстро бежал вниз к берегу, осыпая за собой целый шлейф сорвавшихся камней… И снова все стихло.
– Похоже, началось, – Монгол встал и подошел к обрыву.
Внизу плескалось море. У самого берега стояло несколько палаток. В одной из них зажегся фонарик. Остальное пространство берега не просматривалось.
– Не видно почти. Но тихо, вроде никого. Пошли, Глюка проверим.
Глюк сидел под деревом на груде припасенных камней. Его бритая голова слегка отсвечивала при неровном свете луны. Рядом стояли две бутылки из-под портвейна. Вторая была наполовину пуста.
– А, братушки пожаловали! – Он вскочил на ноги и радостно обнял Монгола.
Монгол оттолкнул Глюка.
– Привет, Квазимода. Тебе ж твой Кастанеда бухать не велит.
– Тсс! – Глюк картинно приложил палец к губам. – Не говорите ему. Он пока в Икстлан отправился. Это такое особое пространство. А если вернется и спросит, – скажи, что мы люди русские, нам по-другому никак.
– Ага, непременно. Тут война началась, а наш караульный ужрался. – Монгол сплюнул.
– Что, вы мне не верите? Мне? Вы во мне сомневаетесь? – с ужасом говорил Глюк. – Да я вообще трезвый. Вот смотри.
Он вдохнул побольше воздуха, и вдруг застрочил речитативом:
– Помне-нию-американ-ского-еженедель-ника-ньюс-вик-эм-эм-эм-являет-ся-одной-изсамых-перспектив-ныхрос-сий-ских-компа-ний.
Он повторил свою скороговорку во второй раз, еще быстрее, и так же без единой запинки. Чувствовалось, что Глюк говорил ее не один десяток раз, и может сказать в любом состоянии. Победно оглядев зрителей, он продолжал:
– Все приборы работают нормально. Вы вообще можете не бояться, потому что я вас охранять буду. К тому же в темноте я вижу как кошка.
Возня на том краю балки совсем стихла.
Они долго всматривались в провал оврага, в черное пятно леска на другом его склоне.
– А ну идите сюда, суки! – неожиданно заорал Глюк и швырнул в темноту оврага опустевшую бутылку.
– Рот закрой, воин. – Монгол вслушивался во тьму.
– Господа, вы трусы?! – Глюк лег под дерево и хлебнул из бутылки. – Ну как же, как же мне хочется просто взять и надавать им за все, что они сделали!
– А чего вчера не надавал? – Монгол усмехнулся. – Накидал бы им вчера, – они б сегодня не пришли.
– Они застали меня врасплох.
– Какой же ты воин? Ты или труп, или… Гражданин, который готовится на дембель жизни.
– Тихо! Вот они! – шепнул Том.
Широкий серп луны на минуту выглянул из плотной пелены облаков, посеребрил лесок напротив. Из его темени на свет вынырнули две худые фигуры.
Тихо хрустя камнями, они осторожно спускались в овраг, пока тропа не уперлась в колючую гущу сваленных Глюком деревьев.
– Кто идет? Стоять! – крикнул Глюк. Его голос эхом рассыпался по балке.
Фигуры замерли.
– Вечер в хату, – наконец бросил один из них.
– Хата на зоне, сиделец! – спокойно ответил Монгол. – Надо чего?
– Порешать кой-чего, – ответили ему в тон.
– Решай там, решала, – крикнул Монгол.
– А в бубен принять не хочешь, чтобы музыка заиграла?
– Ты кто такой по жизни есть, чтобы так базарить? – перебивая его, послышался второй голос.
– Я есть тот, кто я есть! – вальяжно сказал Монгол. – Базарят бабки на базаре, а мы по жизни речь толкуем. Гостей не ждем, если музыки хочешь – заходи. Встретим с музыкой.
В балке снова затихли. Затем послышалось:
– Сам откуда? Кого знаешь?
– Теру знаю.
– Это кто такой?
– Вор в законе, на крытке сидит сейчас, на Харькове. Кореш мой.
– Авторитетов развелось, сука, по мастям по областям. Я, может, тоже вор в законе, – хмыкнули из оврага. – Сейчас каждый сам себе закон.
Глюк вдруг подбоченился и с пьяной важностью проговорил:
– Эй, ребза, люби не себя в законе, а закон в себе!
– Шо? Слышь, олень, ты сейчас понял, что вообще сказал? – послышалось из балки.
– Это не я! Это Станиславский, – ответил Глюк.
Монгол подскочил к Глюку и зло прошептал в самое ухо:
– Слышь, воин, закрой рот. Ты если побалакать хочешь, – я сейчас тебя к ним в овраг спущу.
Глюк пожал плечами, и, дурашливо улыбнувшись, приложил палец к губам.
– Хорошо. Я молчу.
– Слышь, Станиславский, а ну выходи, я тебе сейчас шапочку на тапочку натяну, – снова донеслось из ямы. Там явно приободрились.
– Все нормально, пацаны, ботан масть попутал, – крикнул Монгол в ответ.
– Лох по жизни, черт по масти! А за кого ты там подписался? – спросили его.
– Спортсмен. Шахматист.
– Эй, спортсмен, а ну хариус нарисуй, – хихикнули в балке.
– Вставай, Квазимода! – Монгол взял Глюка под локоть, и сделал шаг из темноты.
– Ты ему скажи, чтобы в базар нормальных пацанов не лез, а то морщить будем.
– А у вас волосатые есть? – просил другой голос.
– Только ноги.
В балке снова засмеялись.
– Ясно, пацаны! Отдыхайте. – Фигуры повернулись, и их удаляющиеся шаги вскоре затихли.
– Ушли! – восторженно прошептал Глюк.
Прошло минут десять. Они по-прежнему сидели втроем на краю оврага, еще не до конца веря, что опасность миновала. Было тихо, лишь где-то над головой надрывно стрекотала саранча, и далеко в поселке заливалась лаем собака.
– А кто такой Тера? – спросил Том.
– Как кто? – удивился Монгол. – Вор в законе.
– Это я понял. Ты его знаешь?
– Раз ушли, значит – знаю. – Монгол встал, подошел к краю оврага, прислушался.
– Вроде тишина. – К нему подошел Глюк.
– Не, тухло как-то. – Монгол втянул носом воздух. – Что-то не так. Как-то слишком… Гладенько. А пассажиры явно непростые. Пойду я на склон, вниз гляну.
Сжимая голыш в кулаке, он обошел их поляну с еще тлеющим костром, и медленно, почти на ощупь двинулся дальше по тропе, вглубь Зеленки. Со стороны моря дул легкий ветер, но вдруг вместо
