Болтон тоже вышли на крыльцо.
— Что? Ты разбудил меня. Мне к шести на работу. Который час?
— Десять. Прости.
— Мы не можем поговорить утром?
— Нет. Нет. Пожалуйста, оставайся на линии и проверь все двери и окна.
В эту минуту машины притормозили у входа в дом.
— Что это? Что за шум?
— Грейс, проверь все двери и окна. Убедись, что они закрыты.
Я направился к тротуару. Кроны деревьев были тяжелыми и мерцали в темноте сосульками льда. Улица и тротуар были покрыты сплошной коркой льда.
— Патрик, я…
— Грейс, не теряй времени.
Я вскочил в боковую дверь передней машины, темно-синего «линкольна», Энджи села рядом. Болтон сел впереди и назвал водителю адрес Грейс.
— Поехали. — Я хлопнул подголовник водителя. — Давай, давай!
— Патрик, — сказала Грейс, — что происходит?
— Ты проверила двери?
— Проверяю. Входная дверь заперта. Дверь в подвал на замке. Подожди, иду к задней.
— Нас обгоняет машина справа, — сказала Энджи.
Устремляясь к боковой дороге, ведущей на юг, наш водитель нажал на газ, отчего машина, едущая навстречу с восточной стороны, затормозила на льду, отчаянно загудела и заюлила поперек автострады, заставив поток машин, следующих за нами, резко свернуть, огибая ее сзади.
— Задняя дверь на замке, — сказала Грейс. — Сейчас проверю окна.
— Хорошо.
— Напугал меня до чертиков.
— Знаю. Прости. Окна.
— В спальной и гостиной закрыты. Пойду взгляну в комнату Мэй. Закрыто, закрыто…
— Мамочка?
— Все хорошо, дорогая. Лежи в постельке. Я сейчас вернусь.
Наш «линкольн» свернул на шоссе-93, идя по крайней мере на скорости 60 миль в час. Задние колеса подпрыгивали на островках льда и замерзшей грязи, задний мост потряхивало.
— Я в комнате Аннабет, — прошептала Грейс. — Закрыто, закрыто. Открыто.
— Открыто.
— Да. Она оставила его чуть приоткрытым.
— Черт.
— Патрик, объясни, что происходит.
— Закрой его, Грейс. Закрой.
— Уже сделала это. Что ты думаешь…
— Где твой пистолет?
— Мой пистолет? У меня его нет. Ненавижу оружие.
— Тогда нож.
— Что?
— Найди какой-нибудь нож, Грейс. О, господи. Найди…
Энджи выхватила телефон из моей руки и знаком, приложив палец к губам, приказала мне молчать.
— Грейс, это Эндж. Послушай. Возможно, ты в опасности. Мы еще точно не знаем. Поэтому оставайся пока на связи и не двигайся, пока не будешь уверена, что в твоей квартире нет посторонних.
Мимо проплыли щиты с названием районов — Эндрю Сквер, Массачусетс-авеню — и «линкольн», свернув на Франтедж-роуд, миновал свалку промышленных отходов и отходов от строительства Биг Диг[24] в виде большого темного пятна, вырулил в сторону Ист Беркли.
— Болтон, — сказал я, — она не приманка.
— Знаю.
— Хочу, чтобы по программе защиты свидетелей ее упрятали так далеко, чтобы сам президент не мог найти ее, если захочет.
— Понимаю.
— Возьми Мэй, — сказала Энджи по телефону, — и оставайся в комнате с запертой на ключ дверью. Мы будем минуты через три. Если кто-то попытается проникнуть через дверь, вылезай в окно и беги в сторону Хантингтон или Массачусетс-авеню и ори что есть мочи.
Мы проскочили первый красный свет на Ист Беркли, вынудив какую-то машину вильнуть в сторону, выскочить на тротуар и врезаться в фонарный столб у гостиницы «Пайн Стрит».
— Подсудное дело, — сказал Болтон.
— Нет, нет, — продолжала по телефону взволнованным голосом Энджи. — Не покидай дом, пока не услышишь, что кто-то внутри. Если он поджидает на улице, это как раз то, что ему нужно. Мы уже почти прибыли, Грейс. В какой ты комнате?
Молниеносный поворот на Коламбус-авеню стоил нам покрышки левого заднего колеса, налетевшего на бордюр.
— В спальне Мэй? Хорошо. Мы всего в восьми кварталах от вас.
Тротуар Коламбус-авеню был покрыт толстым слоем льда, такого черного и твердого, что, казалось, мы продвигаемся по полосе чистой лакрицы.
Когда колеса нашей машины забуксовали, то обретая стойкость, то вновь теряя ее, я не выдержал и стукнул кулаком по дверце.
— Успокойтесь, — сказал Болтон.
Энджи потрепала меня по колену.
Когда «линкольн» повернул прямо на Уэст Ньютон, в моем сознании, подобно вспышкам шаровой молнии, встали черно-белые образы.
Кара, распятая на морозе.
Голова Джейсона Уоррена, свисающая на электропроводе.
Питер Стимович с лицом, лишенным глаз.
Мэй пытается удержать собаку, играя с ней в траве.
Влажное тело Грейс, мягко качающееся на моем в духоте теплой ночи.
Кол Моррисон, запертый в глубине того грязного белого фургона.
Кроваво-красный хитрый взгляд клоуна, когда он произносил мое имя.
— Грейс, — прошептал я.
— Все в порядке, — говорила Энджи по телефону, — мы уже почти прибыли.
Мы свернули на Сент-Ботолф, и водитель включил тормоза, и мы плавно проскользнули мимо коричнево-кирпичного дома Грейс, пока, наконец, машина не затормозила на два дома дальше.
Остальные наши машины остановились позади нас. Я вылез и побежал к дому. На тротуаре поскользнулся и упал на одно колено. В этот момент из прохода между двумя машинами справа появился мужчина. Обернувшись, я уткнул ему пистолет в грудь, после чего он поднял руки в темноте дождя.
Мой палец почти нажал на курок, когда он вскрикнул:
— Патрик, стой!
Нельсон.
Он опустил руки, лицо у него было потным и испуганным. Подоспевший сзади Оскар ударил его и налетел, как поезд, отчего оба свалились на лед, и тщедушное тело Нельсона полностью исчезло под мощным торсом Оскара.
— Оскар, — воскликнул я, — все в порядке! Отбой. Он работает на меня.
Я взбежал по ступенькам к двери Грейс.
Энджи с Девином последовали за мной. Грейс открыла дверь и сразу защебетала:
— Патрик, что, черт возьми, происходит? — Она посмотрела поверх моего плеча, но, увидев, как Болтон, отдавая приказы, рычит на своих людей, округлила глаза.
Огни фар то и дело мелькали вниз и вверх по улице.
— Все в порядке, — сказал я.
Девин опустил пистолет и подошел к Грейс.
— Где ребенок?
— Что? В своей спальне.
Он вошел в дом в пуленепробиваемом жилете.
— Эй, подождите! — Она бросилась вслед за ним.
Мы с Энджи прошли за ней. Остальные агенты прочесывали двор дома с помощью ручных фонариков.
Грейс указала на пистолет Девина.
— Уберите его, сержант. Уберите…
Мэй начала громко плакать.
— Мама-а…
Девин то и дело заглядывал в подъезд, прижимая пистолет чуть выше колена.
Тепло и свет гостиной отнюдь не успокоили меня — меня подташнивало, а руки дрожали от прилива адреналина. Из спальни доносился плач Мэй, и я пошел на этот звук.
Мой мозг одолевала мысль — я чуть не убил Нельсона — она вызывала дрожь, но затем все-таки оставила меня в покое.
