самолета — советские, венесуэльские, болгарские, чилийские и другие парламентарии.
Странное ощущение испытываешь, когда летишь над землей на этом самолете довоенного образца, — кажется, что ты вернулся вспять на сорок лет; в далекие дни молодости мы считали, что полет на «дугласе» стремителен и свершается на большой высоте — целый километр! — а теперь нам кажется, что он еле-еле ползет, чуть ли не задевая за ветви деревьев. Впрочем, если ты не торопишься, такой полет имеет свою прелесть: тебе предоставлена редкая в наше время возможность внимательно разглядывать страну, в которой находишься, сверху.
Мы покинули Каракас ранним утром, когда было еще прохладно; солнце еще не взошло, и вокруг аэродрома в сизовато-розовой дымке скорее угадывались, чем виделись мохнатые горы фиолетового цвета. Яркий, экваториальный солнечный свет ворвался в иллюминаторы, когда мы уже поднялись в воздух; ветхие, много потрудившиеся на своем веку моторы натужно стонали, медленно завоевывая высоту.
Стюард роздал нам картонные коробки с завтраком — точь-в-точь такие, какие были в авиационном обиходе в сороковых годах: несколько ломтиков ветчины, ложка салата, картонная чашечка остывшего кофе, — и мы, быстро расправившись с этими небогатыми съестными припасами, прилипли к иллюминаторам: ведь не каждый день случается путешествовать по Южной Америке!
Вначале мы летели на запад вдоль великолепных песчаных пляжей Карибского моря. Это берег Гуаира, район фешенебельных курортов. Остался позади довольно больной порт. За лагуной Токаричи самолет сделал разворот и взял курс на юго восток. Это все еще был густонаселенный район; венесуэльцы до сих пор жмутся к морю — именно в этой, северной, части страны сосредоточены их крупнейшие города. Здесь развита промышленность.
Через час полета под нами появились нефтяные вышки. Промелькнули города с забавными названиями Тигр и Тигренок (Эль Тигре и Эль Тигрито), — здесь расположены крупные нефтяные промыслы. Еще немного погодя мы приблизились к большому городу Боливар, столице одноименной провинции, раскинувшейся на берегах могучей Ориноко. Необычный характер пейзажа захватил нас. Среди абсолютно безлюдных, сухих, желто-коричневых просторов лишь кое-где расцвеченных зелеными пятнышками тропических рощ, высились абсолютно голые черные горы. Самая большая из них, опять же названная именем Боливара, проплывала левее.
— Это будущее Венесуэлы, — сказал мне сидевший рядом чилийский парламентарий Марио Палестро, жгучий брюнет с пышными усами и подусниками, словно сошедший со старинного портрета, мой старый знакомый по встречам в Сантьяго в 1967 году; как мэр одного из пригородов чилийской столицы, он необычно гостеприимно встречал советскую делегацию, и мы подружились. — Да, это их будущее, если только они проявят крепкий характер и выдворят отсюда янки. Тут самые богатейшие в мире залежи железной руды!
Я уже слыхал о бурно растущих рудниках в долине Ориноко. Еще недавно здесь все было мертво. Но вот геологи установили, что эти горы, над которыми мы сейчас пролетаем, содержат миллиарды тонн железной руды наивысшего качества, и сразу же сюда, словно мухи на мед, устремились американские концессионеры.
В 1959 году здесь было добыто всего 199 000 тонн руды, одиннадцать лет спустя — уже свыше десяти миллионов; сейчас добыча продолжает возрастать. Но все промышленные резервы этого района целиком находятся в руках двух североамериканских корпораций «Айрон майнс компани» и «Ориноко майнинг» — венесуэльцы тут пока не хозяева.
— Ирония судьбы! — сказал мой чилийский спутник. — В стране освободителя нации Боливара, в штате, который носит имя Боливара, в нескольких десятках миль от города Боливар янки все еще хозяйничают, как им заблагорассудится, будто Венесуэла — не независимое государство, а их колония...
Нынешнее руководство Венесуэлы предпринимает меры, чтобы ослабить эту независимость. Уже вернувшись в Москву, я прочел в газетах, что 24 июня 1971 года оно аннулировало подписанный в 1956 году кабальный договор с «Ориноко майнинг», согласно которому эта компания должна была... контролировать судоходство по реке Ориноко — ни больше и не меньше — до 2000 года. Контроль над судоходством взяло на себя государственное объединение «Венесуэльский институт речного судоходства». Но сами железные рудники все еще остаются во власти янки. Шахтеры там бунтуют, требуя увеличения зарплаты, улучшения условий труда, восстановления на работе незаконно уволенных. В июле 1971 года в «железной зоне» бастовали сорок две тысячи рабочих и служащих. Обстановка стала такой напряженной, что правительство послало туда войска, чтобы защитить американскую компанию от рабочих. Полиция и «национальная гвардия» атаковали бастующих. Несколько человек было арестовано и избито, в том числе генеральный секретарь профсоюза горняков Виктор Мессон. Деятельность в городах этого района была парализована. Закрылись магазины, остановился транспорт. Опустели школы. По улицам патрулировали отряды полиции и национальной гвардии...
Шахтеры роптали: как же так, венесуэльцы подавляют венесуэльцев ради того, чтобы наживались янки? Ну что ж, они получили еще один урок классовой борьбы...
Но вот и город Боливар остался позади. Этот город, привольно раскинувшийся на берегах мощной реки, которые соединены великолепным подвесным мостом, сыграл особую роль в истории нации. Именно здесь в 1818—1819 годах был штаб-квартира Симона Боливара, когда он поднял народ на борьбу. Именно здесь в те годы была основана одна из первых газет в Америке — «Эль Коррео дель Ориноко», призывавшая к борьбе против колонизаторов. Именно здесь был созван конгресс, провозгласивший независимость Венесуэлы...
Мы приближаемся к городу Гуаяна. «Это-бум город», — говорят о нем венесуэльцы. Он был основан всего восемь лет тому назад, а в нем уже живут 140 000 человек. Там работает принадлежащий государству сталелитейный завод. Город Гуаяна стоит при слиянии Ориноко с впадающей в нее второй крупнейшей рекой Венесуэлы — полноводной и стремительной Карони, «Для нас это то же, что для вас Енисей и Ангара, — сказал мне в Каракасе один видный экономист, — гидроэнергетические ресурсы Ориноко и Карони колоссальны». Сейчас уже разработан грандиозный проект сооружения каскада гидроэлектростанций на реке Карони — сегодня нам предстоит ознакомиться с уже заканчивающейся первой очередью этого колоссального строительства.
Самолет идет на посадку. Недлинная бетонная полоса. Навес из оцинкованного железа. Несколько пальм. И вывеска: «Привет от корпорации Гуаяна!» Жаркий ветер метет пыль и сухие, как порох, листья. Нас встречает молодой человек в грубой зеленой рубахе, белой каске и черных очках. Вначале мы принимаем его за гида, но потом выясняется, что это — уже накопивший немалый опыт инженер-венесуэлец, суперинтендант, а по-нашему директор строительства и эксплуатации первой очереди гидроэнергетического комплекса на реке Карони.
На ходу я записываю: «Герардо Чаварри. Окончил факультет строителей в университете. Начинал как помощник инженера на этой стройке восемь лет тому назад, когда она только начиналась — с первого колышка. Сейчас — руководитель ГЭС и распределительной сети». Мы катим в раскаленном до невозможности автобусе по новехонькому шоссе. Герардо
