мне «ты». Привет, сынок!
Д ю л а. Привет, отец.
О р б о к н е. Ты ничего не знаешь, Пишта. Он тут такое наговорил о тебе Кароле, что повторить стыдно. Сказал, будто бы ты влюбился.
О р б о к (не в состоянии двинуться). В кого?
О р б о к н е. В Каролу. Правда, что это неправда?
О р б о к. Конечно.
О р б о к н е. И ты не снимаешь с него стружку за такое неуважительное к тебе отношение?
О р б о к. Да, конечно. (Дюле.) Как тебе только не стыдно?!
О р б о к н е. И не спросишь его, что ему ответила Карола?
О р б о к. Что же она ответила?
Д ю л а. Я не расслышал как следует.
О р б о к н е. Расслышал, все ты расслышал. Она ответила, что ты, Пишта, не глупец какой-нибудь. Вот видишь? Совершенно посторонняя девушка знает тебя лучше, чем твой собственный сын.
О р б о к (после длительной паузы). Знаешь, Эржи, может, тебе лучше лечь спать? А я тут по-мужски поговорю с Дюлой, с глазу на глаз.
О р б о к н е. Правильно. Прочисти ему уши.
О р б о к. Попробую.
О р б о к н е. Я знаю, нелегкое это дело.
О р б о к. Нелегкое, это уж точно.
О р б о к н е. Только долго не засиживайтесь. (Уходит в дом.)
Орбок и Дюла молча смотрят друг на друга. Наконец Орбок прерывает молчание.
О р б о к. Ну, сын…
Д ю л а. Ну, папа…
О р б о к. Что же теперь будет?
Д ю л а. Что-то должно быть, отец.
О р б о к. Кому-то из нас нужно сесть вот на этот стул.
Д ю л а. Я тоже так думаю.
О р б о к. И кто-то кому-то должен прочистить уши.
Д ю л а. Обязательно.
О р б о к. Вся проблема только: кому садиться. Стул-то один.
Д ю л а. А ушей две пары.
О р б о к. У тебя нет желания присесть?
Д ю л а. Нет. А у тебя?
О р б о к. Мне тоже не хочется. Между прочим, тебе это легче будет сделать, ты уже столько раз сидел на этом стуле. Разом больше, разом меньше — какая тебе разница?
Д ю л а. Ладно, уговорил.
О р б о к. Сядешь?
Д ю л а. Сяду.
О р б о к. Мерси.
Д ю л а. Ничего особенного не произошло, старина. Я понимаю тебя: принялся молодеть… ну и немного перестарался.
О р б о к (протягивает пачку сигарет). Прошу.
Д ю л а. Молодость — дело неплохое, но быть молодым тоже нужно уметь.
О р б о к (шепотом). Слушай, Дюла. Как ты смотришь на то, если я тебя немного побраню?
Д ю л а. Это еще зачем?
О р б о к. Вдруг мать у дверей подслушивает.
Д ю л а. Ну если так, тогда валяй.
О р б о к. Спасибо. Мы-то с тобой знаем, что это всего лишь самокритика. (Очень громко.) Так вот запомни, олух несчастный! Во-первых, то, что ты наговорил обо мне Кароле, было безответственно с твоей стороны. Грубая безответственность. А во-вторых, ты забыл что я — твой отец, забыл, что к отцу нужно относиться с почтением. Поэтому в наказание… в наказание… (Не может ничего придумать.)
Дюла шепчет ему что-то, подсказывая.
О р б о к. Чего?
Д ю л а. Не разрешаю тебе жениться на Мари…
О р б о к (кричит). Не разрешаю тебе жениться на Мари!
Д ю л а (опять шепотом). И пора бы тебе обратить внимание на Каролу.
О р б о к (это ему сказать трудно, но иного выхода нет). И пора бы тебе обратить внимание на Каролу.
Д ю л а. Она совершеннейшая из женщин на свете.
О р б о к (с трудом владея собой). Она самое совершенное создание на свете… (Берет себя в руки.)
Д ю л а. Сойдет и так!
О р б о к. Ты понял меня, негодяй! И… и учти: пока я жив… (Для большей уверенности подходит к двери; еще громче). Я хочу, чтобы твоя мать была счастлива. (Возвращается к сыну.) Все понял, вертопрах? Надо бы тебе надавать по шее! (Целует сына.) Да время уже позднее.
Д ю л а. Спасибо, папа, за головомойку. Спокойной ночи. (Как обычно, через окно влезает в свою комнату.)
О р б о к (тихо). Спокойной ночи. (Гасит свет на террасе, подходит к окну Дюлы. На секунду и у него появляется желание войти в дом этим же мальчишеским способом, но он, махнув рукой, идет к двери.) Спокойной ночи… (По-стариковски шаркая, проходит в свою комнату.)
З а н а в е с.
Иштван Эркень
ТООТ И ДРУГИЕ{171}
Трагикомедия в двух частях
Перевод А. Гершковича.
Действующие лица
М а й о р.
Т о о т.
М а р и ш к а — его жена.
А г и к а — их дочь.
П о ч т а л ь о н.
П р и х о д с к и й с в я щ е н н и к Т о м а й и.
П р о ф е с с о р К и п р и а н и.
Г и з и Г е з а н е — женщина с дурной репутацией.
А с с е н и з а т о р.
Л е р и н ц к е — сосед.
Э л е г а н т н ы й м а й о р.
С а н и т а р.
М у з ы к а н т ы, п о м о щ н и к а с с е н и з а т о р а.
Действие происходит в курортном городке в годы второй мировой войны.
Часть первая
Картина первая
Перед домом Тоотов. Вдали — сосны, холмы, горы.
П о ч т а л ь о н (вид странный, вроде деревенского дурачка-оборванца; в форменной фуражке, с сумкой на боку). Говорят, я… идиот. Могу, говорят, плюнуть в колодец. Или высморкаться в развешанное на веревке белье. Мало ли что говорят! Все это враки. Зато ногой я могу так дать себе под зад, что перепрыгну через шляпу. (Кладет фуражку на землю.) За кружку пива — могу, а так… (Берет фуражку.) Еще говорят, что я с письмами… манипулирую. Вот это правда. Профессор Киприани, к примеру, ничего плохого не сделал, даже лечил меня в своей психиатрической клинике, но мне лично он не нравится. (Достает конверт.) Не нравится — и все тут. Когда ему присылают конверт с золотой каймой — приглашение к господину регенту на прием с коктейлем, я этот конверт… (Рвет и выбрасывает клочки воображаемого конверта.) Чтоб не радовался. А вот учителя нашего я, напротив, уважаю… Когда его сына ранили на фронте, я это письмо… (Рвет и выбрасывает клочки воображаемого письма.) До сих пор не знают. А дочь учителя родила тройню. В телеграмме я исправил тройню на двойню. Как хотите, а тройня — это многовато. Двойня — лучше. Все это я делаю бескорыстно, из одних добрых побуждений. Даже кружку пива никто не поставит. Просто я люблю четные числа. Два, четыре, шесть — как красиво. Один, три, пять… (Корчит брезгливую гримасу.) За что я особенно уважаю Тоотов? Их четверо: Тоот, жена и двое детей: Агика и Дюла. Четверо — это хорошо. Дюла на фронте. Не дай бог, чтобы с ним что-то случилось! Вот пришло письмо от него. (Снимает фуражку, извлекает письмо.) Я это письмо целую неделю с собой таскаю. Почему? Потому что в нем — одни неприятности. Пожалуйста. (Читает.) «Отравился колбасой, страдаю поносом». Этого им знать не надо. От колбасы, бывает, на тот свет отправляются, а иногда само проходит — зачем же волновать господина шефа пожарной команды? А вот это письмо поступило сегодня. Свеженькое. (Извлекает письмо из сумки, читает.) «Дорогие родители и Агика. С радостью сообщаю, что понос у меня прошел и я совсем здоров…». Вот это замечательно. Это надо срочно отдать. (Читает.) «Есть у меня еще более радостное сообщение…». Два радостных сообщения в одном письме! — такое письмо следует вручить как можно скорее. Не такой уж
