— Опять ты… — вздохнула Ив и решительно потащила его к постели. Марвин шёл и страшно ругался.
— Кто учил этого щенка держать оружие?! Ему бы на ярмарку с такой стойкой, со скоморохами скакать! И какой кретин дал мальчишке железный меч, он же полена от собственной ноги не отличит!
Ив заставила его лечь, пощупала лоб и осуждающе покачала головой.
— И чего ты так разволновался? Снова весь горишь. Зачем ты пошёл к окну, я же тебя просила! Вот велю заколотить ставни, будешь знать.
Он посмотрел на неё с ужасом, но она только улыбнулась, и он понял, что она не собирается претворять угрозу в жизнь. Внезапно на него накатило такое чёрное, беспробудное отчаяние, какого он не испытывал ни в подземелье Нордема, ни когда находился с Лукасом Джейдри.
— Не могу так больше, — взмолился Марвин. — Не могу! Я с ума тут схожу. Когда ты меня выпустишь?
— Когда ты будешь в состоянии научить моего сына, как правильно обращаться с мечом, — сказала Ив и поцеловала его, заглушив протест. В последнее время такие поцелуи она использовала как последний и решающий аргумент, против которого Марвину решительно нечего было возразить.
Дни шли, он набирался сил, а в небе за окном было всё больше голубых красок и всё меньше — серых. Весна возвращается даже на Запястье, и Марвин возвращался вместе с ней, с каждым тёплым днём становясь всё невыносимее. Так что в конце концов Ив позволила ему выйти наружу, и он радовался, как ребёнок, которого выпустили из чулана, где продержали много часов в наказание за шалости. Силы стали восстанавливаться вдвое быстрее — уже через день он гарцевал по двору на самом норовистом коне из конюшен Мекмиллена, потом возобновил упражнения с мечом, и, хотя рубцы на руке и особенно на животе немилосердно тянуло от каждого резкого движения, Марвин быстро понял, что окончательно пришёл в себя. И было так удивительно просыпаться без боли, а засыпая, не слышать хохота и голосов. И смотреть на небо, на чернеющие проталины и грязно-белый снег, на посветлевшие деревья тоже было удивительно. И удивительно было смотреть на Ив. Впрочем, Марвин мало на неё смотрел — по мере его выздоровления она проводила с ним всё меньше времени, а его больше волновал мир вокруг, по которому он так истосковался. Этот мир оживал вместе с ним, и никогда ещё не был таким родным. Марвин прежде не ощущал привязанности к земле — ни к Фостейну, где вырос, ни к Предплечью, где воевал, ни к Таймене, где бездумно тратил отпущенные жизнью дни. А Запястье — суровый недружелюбный край, столько раз пытавшийся свести его в могилу — стало ему родным. Именно поэтому, может быть, и стало.
Сын герцогини Пальмеронской тоже оживал и поправлялся. По словам Ив, это был здоровый крепкий мальчик, он быстро отошёл ото всех потрясений и сейчас только ел и спал, как и положено младенцам одного месяца от роду. По счастью, одна из посудомоек Мекмиллена совсем недавно родила, и молока у неё было достаточно и для своей дочери, и для новорожденного короля. Марвина поразило, что Ив так легко поверила ему, и однажды он спросил её об этом, чувствуя себя полным дураком, а она только засмеялась в ответ.
— Марвин, я же сама сказала тебе, что Артенья ждёт ребёнка. И я уже вижу, что мальчик похож на неё. Кстати, как его зовут?
Марвин сперва растерялся, а потом вспомнил, как освятил младенца, и, отчего-то смущаясь, рассказал об этом Ив. Она слушала, глядя на него с раздражающей его смесью жалости и восхищения, так, как будто он поведал о каком-то невероятном подвиге, который совершил ценой немыслимых жертв. Но когда она услышала, какое имя Марвин дал своему королю, её глаза расширились, а потом она расхохоталась.
— Паттерик?! О боги, Марвин! О чём ты думал?
— О Святом Патрице, — честно признался тот.
— Ну да, и поэтому дал королю имя, которое носит каждый второй крестьянин!
Марвин пожал плечами. Он знал, что лишь сила Единого сохранила жизнь и ему, и младенцу, поэтому ничто другое тогда ему в голову не пришло.
— Ну как бы там ни было, Марвин, ты же теперь названный отец короля.
Он воззрился на неё в изумлении. С этой стороны он на дело не смотрел.
— Я только хотел его спасти, — с трудом сдерживая недовольство и убеждая себя, что вовсе не обязан оправдываться, сказал Марвин. — В руках Ойрека ему грозила опасность. Ты бы видела, как он его держал…
— Ты бы видел, как ты его держал! — воскликнула Ив и снова расхохоталась. Они стояли на террасе, она опиралась рукой на перила, и ветер трепал её волосы, забрасывая кончики ей на пальцы. — Я сперва не поняла, то ли это ребёнок, то ли куль с мукой. Кстати, — её глаза всё ещё смеялись, — ты же так и не видел его с тех пор, как вы сюда прибыли. Хочешь посмотреть?
— Ну… — Марвин посмотрел на неё в замешательстве.
— Пошли! — приказала Ив и, схватив его за руку, повела наверх.
Для ребёнка она выделила отдельную комнату рядом со своей спальней — маленькую, тщательно выложенную гобеленами, так что ледяная тяга от камня не могла проникнуть внутрь. Окно держали распахнутым, в комнате было тепло, но свежо. Здесь хорошо пахло; Марвин не сразу понял, что это запах женского молока. Кормилица короля, на время переведённая из посудомоек в личные служанки месстрес Ив, шила, сидя у колыбели.
— Ну, Олли, как дела? — спросила Ив, входя. Марвин нерешительно остановился на пороге и смотрел, как она склоняется над спящим ребёнком.
— Всё хорошо, моя месстрес, только вот заснул. Наедается за двоих, вот и дрыхнет, — пожаловалась кормилица; впрочем, недовольной жизнью она вовсе не выглядела. Это была пышнотелая крестьянская девица, и, судя по виду, её хватило бы на выкармливание десятерых, а не то что двоих младенцев. Марвин никогда не видел таких огромных женщин и молча пялился на её немыслимую грудь, а когда Ив, не поднимая головы, поманила его к себе, быстро отвёл взгляд и поспешно подошёл.
— Смотри, — сказала она еле слышно, — вот твой король.
Марвин с сомнением посмотрел на младенца, с трудом его узнавая. Ребёнок был пухлым, розовощёким и гладким, похоже, за ним хорошо смотрели и успели откормить. Его крохотные ручки во сне были сжаты в крепкие кулачки. «М-да уж, похоже, вырастет — будет у нас ещё один Артен Могучий», — подумал Марвин и ощутил непонятную гордость.
— Хочешь подержать? — предложила Ив, и он поспешно убрал руки за спину и замотал головой.
— Я?! Нет. Нет уж! Натаскался, спасибо.
Ив и кормилица прыснули хором. Марвин свирепо посмотрел на женщин, и они умолкли, но в тёмных глазах Ив по-прежнему плясали весёлые искры. Она снова взяла Марвина за руку, кивнула кормилице, и они вышли в спальню. Ив плотно прикрыла дверь и повернулась к нему. Её глаза больше не улыбались.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
