Однако неожиданно для себя в канун новой кампании Багратион получил отставку — удовлетворили его прежнюю просьбу отправиться «для излечения болезни на 4 месяца». При этом, как писал он в своем последнем приказе 15 марта, «на место же мое возведен на степень главнокомандующего господин генерал от инфантерии граф Каменский 2-й, которому вследствие того и сдал я главное над армиею начальство»61. Известно, что Каменский был назначен в Дунайскую армию 2 февраля 1810 года, то есть почти сразу же после завершения Багратионом кампании 1809 года.
Горечь отставки
Итак, по императорскому указу 7 марта 1810 года генерал от инфантерии князь П. И. Багратион был отстранен от командования Молдавской армией, и на его место приехал граф Каменский 2-й. И хотя Багратион увозил из Бухареста заслуженный им в бою высший орден империи — Святого Андрея Первозванного62, он не мог быть доволен — его сняли с командования буквально накануне начала кампании 1810 года, которую он предполагал провести на основе столь тщательно разработанного им плана. Эта кампания — по убеждению Багратиона — должна была ознаменоваться новыми победами. Как уже сказано, отставка была прикрыта формальным разрешением выехать на лечение. Так же после Тильзита Беннигсен был отставлен «до излечения болезни». Но из именного указа об увольнении Багратиона с поста главнокомандующего, как и из приказа Багратиона по армии, которым он прощался с личным составом, ясно следует, что за заботой о здоровье полководца стояли именно немилость, скрытый гнев государев. В приказе Багратиона по армии было сказано: «По имянному Его императорского величества высочайшему указу, на имя мое последовавшему, государю императору благоугодно было снизойти на всеподданнейшее мое прошение и уволить меня на излечение болезни на 4 месяца…»63 Бросалось в глаза, что Багратион уезжал лечиться на четыре месяца, а увольняли его с поста главнокомандующего насовсем.
Теперь трудно точно сказать, что стояло за этим решением. В основе было, конечно, недовольство императора тем, что Багратион, вопреки его воле, перешел на левый берег Дуная, да еще и упорствовал в своем мнении. Государь не любил такого, как ему казалось, пренебрежения своей высочайшей волей. Кроме того, в январе 1810 года неожиданно с поста военного министра ушел Аракчеев, и его место занял М. Б. Барклай де Толли. И хотя значение Аракчеева, переведенного в Государственный совет, не уменьшилось, Багратион потерял в военном руководстве страны патрона. Как и другие военные, Багратион, вероятно, был потрясен внезапным возвышением Барклая. Наконец, сам Багратион подозревал, что немалую роль в его отставке сыграл канцлер граф Н. П. Румянцев, давний сторонник сближения России с Францией. Багратион был уверен, что его смещение с поста главнокомандующего было продиктовано французами и его главный враг «предался законам Коленкура», влиятельного в Петербурге того времени французского посланника. Об этом князь Петр писал Барклаю 14 сентября 1811 года64.
Не менее обидным для Багратиона было и то, что его заменили генералом Н. М. Каменским 2-м (1-м считался его менее талантливый старший брат Сергей), который, наряду с Барклаем, метил в новые военные фавориты императора. Граф Николай Михайлович Каменский, сын фельдмаршала М. Н. Каменского, был на десять лет моложе Багратиона, он буквально ворвался в высший слой русского генералитета благодаря своему воинскому таланту, характеру, имени. Он учился в Кадетском корпусе, а потом служил под началом своего отца, который, между прочим, считал сына совсем непригодным для военного дела. Тем не менее в 21 год Каменский был полковником, командиром Рязанского мушкетерского полка, а в 1799 году, то есть в возрасте двадцати трех лет, стал генералом и шефом полка своего имени. Но генеральский сынок довольно скоро доказал, что он истинный воин: вступил в армию Суворова и участвовал в знаменитом Италийском походе 1799 года вместе с Багратионом. Суворов был доволен ими обоими. Так случилось, что и позже — во время войн с Наполеоном, шведами и турками — они соперничали в искании славы, что всегда было самым благородным и полезным для отечества способом выяснить, кто из двоих все-таки лучше. Нужно отдать им должное — оба были хороши и в Швейцарских Альпах, и на поле Аустерлица. Каменский 2-й оказался одним из лучших генералов в этом проигранном русской армией сражении. Ему в числе немногих был пожалован орден Владимира 3-й степени. Воевал он вместе с Багратионом и в кампанию 1807 года в Восточной Пруссии, отличился в ряде сражений, но потерпел неудачу при попытке деблокировать Данциг, осажденный французами. Тут, как бывало в военной карьере Каменского, проявилась его излишняя горячность. Вообще, он, как и Багратион, боготворил Суворова, подражал ему во всем, в том числе в стиле и языке. Чем-то он действительно походил на Суворова, как и на своего оригинального отца — смелый, резкий, порывистый, безапелляционный, ошибок за собой не признающий. Это видно по его действиям и приказам по армии. Вот один из типичных для него приказов, предписывающий идти вперед во что бы то ни стало: «Кто из начальников будет находить невозможности, того сменю другим, который будет уметь найти средство выполнить поведенное»65.
В Русско-шведской войне Каменский снова оказался конкурентом Багратиона, и трудно даже сказать, кто из них ярче показал себя. Но все-таки Каменский одержал больше побед, хотя в конце кампании и был вынужден довольно поспешно отступать. Кажется, что любимый им суворовский принцип «Глазомер, быстрота и натиск» он, как, впрочем, и Багратион, понимал довольно прямолинейно и из-за этого терпел неудачи. К сожалению, так часто бывает с любимыми учениками гениев и даже с очень талантливыми эпигонами. Пожалуй, можно говорить об определенной закономерности в действиях Каменского: резвое, стремительное начало, блеск побед, а потом ошибки, вызванные непродуманностью, поспешностью и по большому счету — самонадеянностью. Так было под Данцигом, в Вестерботнии, а потом и за Дунаем. Багратион, при всем его сходстве с Каменским, был в чем-то хладнокровнее, трезвее, расчетливее. Но после войны со шведами Каменский собрал на скудной северной почве целый букет наград: чин генерала от инфантерии, орден Александра Невского, бриллиантовые знаки к нему, орден Георгия 2-й степени, пост главнокомандующего русскими войсками в Финляндии, а главное — в глазах государя стал «искуснейшим генералом», что важнее всех наград…
Можно представить себе, что испытал Багратион, узнав, кем его заменили! Приняв командование Молдавской армией, в мае 1810 года Каменский решительно двинулся на правый берег Дуная, и через месяц ему сдались турецкие крепости — злосчастная для Багратиона Силистрия, а также Туртукай, Базарджик и Разград. А дальше… а дальше Каменский повторил историю своего предшественника. После таких же, как и у Багратиона, первоначальных быстрых побед он наткнулся на свою «Силистрию». Ею стала крепость Рущук, которую Каменский пытался штурмовать. Участник этого похода военный инженер Мартос писал, что «граф Каменский… в самонадеянности на удачу… удалил людей, которые делали прежние кампании противу турок и знали опытом образ их войны. Окруженный толпой молодых людей, приехавших с ним из Петербурга, он ставил себя в числе первейших генералов, но совершенно ошибся. Он не рекогносцировал позицию, окружавшую» крепость66. При штурме его армия понесла огромные потери — более восьми тысяч человек, то есть половину осадного корпуса, — и отступила от стен турецкой крепости. Прочитанный затем перед обескровленными войсками приказ главнокомандующего — редкий для военной истории документ, довольно неприглядно рисующий молодого генерала: «Воины Рощукского корпуса! Вы сами виноваты в сей неудаче и большой потере товарищей ваших. Некоторые из вас поступали храбро, большую же часть обуял страх. Вы не сдержали данного мне слова, не слушались наставлений, которые я вам давал, и за то наказаны значительною потерею. Начальники ваши, генералы, штаб- и обер-офицеры показывали вам собою пример, идя впереди вас. Все, что есть опасного в штурме, вы превозмогли, взошли до самого верха, но далее не смели идти. Чему я должен приписать таковой поступок, несвойственный вовсе российскому войску, и какую надежду на вас могу иметь не только я, но государь и все соотчичи ваши»61 Между тем войска дрались храбро, но сам Каменский допустил ошибку, поспешил, как это было под Данцигом, решил не дожидаться результатов «тесной» осады и продолжительной бомбардировки крепости, а преждевременно, без подготовки, бросил армию на штурм сильной крепости. Впрочем, он не отчаивался. В конце августа под Батином Каменский сумел разбить крупный корпус турецкой армии под командованием Куманца-паши, причем в этом сражении героем показал себя граф Сен-При, командовавший одной из колонн. Воевать колоннами было нововведением в тактике русской армии, и Каменский это нововведение с успехом применил. Кроме множества знамен и других трофеев к русским попало почти 5 тысяч пленных. Как и Багратиону за победу при Рассавате, Каменскому был пожалован орден Андрея Первозванного. Эффект победы при Батине для турок был впечатляющ: в сентябре сдался Рущук, в октябре — Турна, Никополь. Но в октябре начались дожди, и Каменский тотчас оказался в том самом положении, в котором прежде был Багратион: зимовать всей армией на правом берегу Дуная он признал невозможным, ссылаясь на то, что его предшественник (то есть Багратион) потерял там почти всех лошадей. В ноябре были подведены итоги кампании 1810 года: потеря 36 422 человек стала ценой победы в двух крупных полевых сражениях и взятия пяти крупных турецких крепостей, но турки, как и раньше, на мирные переговоры не шли. По всему было видно, что нужны новые усилия и новые победы, и успех дела заключался не только в личности командующего, как думали в Петербурге.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
