Он отбросил в корзину очередную порцию обломков, пригладил их лопатой, когда услышал в ушах звон, похожий на звучание человеческого голоса. Наверно я перетрудился, подумал он. Но, приступив к работе, он вновь услышал этот звон, теперь голоса были более различимы, и Ренделл прекратил работу, положил лопатку на землю и прислушался более тщательно.
Ну конечно же — голоса, а может один голос — женский.
Ренделл прижался к противоположной стенке раскопа. Нет, никакой ошибки быть не могло. Далекий голос, доносящийся откуда-то с луга над головой. Ренделл собрался уже направиться в сторону выхода из туннеля, надеясь выйти из-под земли и выяснить, откуда голос идет. Но в силу интуиции, а скорее даже рефлекса самосохранения, он решил не появляться в этом единственном, возможном для выхода месте.
Тем не менее, следовало выяснить, кто — или что — находился там, снаружи.
Поскольку раскоп высился не менее, чем на три фута выше его головы, Ренделл никак не мог выглянуть, чтобы посмотреть, что происходит вокруг, через щели покрывавших траншею досок. Но тут его глаза остановились на ящиках с обломками. Как можно быстрее, с силой, порожденной необходимостью действовать быстро, он подтащил их к стенке. С огромным трудом он взгромоздил один ящик на другой.
Очень осторожно Ренделл вскарабкался на эту шаткую пирамиду и раздвинул доски сверху. После этого, так же медленно и осторожно, он приподнял голову, чтобы можно было глядеть над самым краем раскопа. Он ясно мог видеть поля на окраине Остиа Антика, шоссе и даже киоск с фруктами.
И тут же он увидел источник голоса, а точнее — источник нескольких голосов.
Все трое находились еще далеко, но быстро двигались в его направлении, спускаясь по склону; люди были чем-то взволнованы и вели себя довольно шумно. Впереди шагала женщина — амазонка итальянского происхождения, за нею шли мужчина и мальчик. Женщина положила свою мясистую лапу на плече мальчика — это был Себастьяно — свободной же рукой она живо жестикулировала, пытаясь ударить пленника; при этом она вопила злым голосом, но с дальнего расстояния слова были неразличимы. Сам же Себастьяно возмущенно огрызался, пока матрона тащила его в направлении раскопок Монти.
Внимание Ренделла сконцентрировалось на другой личности, которая представляла большую опасность. Этот человек олицетворял собой закон, хотя на нем не было смешной треуголки, а на боку не болталась сабля — то есть, это был не карабинер; одет он был в оливково-зеленую рубашку и такие же брюки, белая портупея скрещивалась на груди, картину дополнял белый пояс и пистолет в кобуре. Явно, это был местный полицейский.
И все трое приближались к раскопу все быстрее и быстрее.
Ренделл попытался понять, что же произошло.
Женщина, конечно же, была матерью Себастьяно. По-видимому, ей понадобилась эта чертова лопатка, или же, она вдруг захотела узнать, куда сын утащил ее. Она вытрясла правду из мальчишки, а потом рассказала про Ренделла местному полицейскому. И сразу же пропавшая лопатка сделалась совершенно малой проблемой. Чужак, иностранец, тайно проник в частное владение и роется без всякого разрешения на археологических раскопках, за которые отвечает правительство. Pericolo! Опасность, государству грозит беда! Fermi quell'uomo! Необходимо схватить этого человека!
Выходит, они направлялись сюда, чтобы найти и, возможно даже, арестовать его.
Ренделл спустился задом со своего импровизированного возвышения. Правильными были его размышления или не правильными — сейчас это уже было не столь важно. Теперь оставалась реальная опасность, ловушка, неприятности. Нельзя, чтобы его схватили сейчас с сумкой, с фрагментом папируса. Сумка! Ренделл нагнулся, схватил пиджак и находку. Ладно, остальное может подождать; теперь самым главным было бежать отсюда. Если его схватят вместе с сумкой, он никогда не сможет ничего объяснить.
Ренделл вновь вскарабкался на ящики и глянул вдоль края раскопа. Все трое уже свернули — полицейский, женщина и мальчишка. Они шли не прямо на него, а к входу в главную траншею раскопок и были практически на месте. Как только все трое подойдут к лазу и исчезнут из его поля зрения, можно будет действовать.
— Lei dice che lo straniero e sceso da solo qui? — выспрашивала мать у парнишки. После этого она обратилась к полицейскому:
— Dovete fermarlo! E un ladro!
Ренделлу было чертовски интересно узнать, что она говорит. Явно что-то про чужака, который самостоятельно спустился сюда с ее лопатой. Наверняка она просит полицейского схватить его, схватить вора.
Они исчезли из виду, сначала полицейский, потом Себастьяно, и наконец разгневанная мать.
Теперь их голоса доносились уже из туннеля.
Ренделл действовал быстро. Он забрался на самый верхний ящик с обломками, осторожно положил сумку на край траншеи, туда же закинул пиджак, из последних сил перевалился на траву. После этого, схватив все свое достояние, он поднялся на ноги.
Он сразу же начал бежать, спотыкаясь, на подгибающихся ногах. Он поднялся по склону холма, увидал вдалеке киоск с фруктами и направился в ту сторону, с трудом хватая воздух широко открытым ртом.
И тут же он узнал улыбчивого коротышку-итальянца, только что беседовавшего с владельцем киоска, но теперь идущего к своему ободранному «Фиату».
— Люпо! — заорал Ренделл. — Люпо, подождите меня!
Таксист удивленно обернулся, но когда он увидал приближавшегося Ренделла, на его лице расцвела улыбка. Прижав свою широкополую шляпу к груди, он с надеждой глядел на возможного клиента.
— Мне нужно ваше такси, — едва прохрипел Ренделл.
— На станцию? — спросил Люпо, не отрывая взгляда от растерзанной одежды, грязного лица и сбитых рук своего пассажира.
— Нет, нет, — быстро заявил тот, хватая водителя за руку и подталкивая к машине. — Я хочу, чтобы вы отвезли меня прямо в Рим, как можно быстрее. Я хорошо заплачу вам, к тому же возмещу бензин и обратную поездку сюда. Вы можете ехать побыстрее?
— Да мы уже практически там! — пообещал Люпо. Он широко распахнул дверцы своего такси. — Вы наслаждались древностями Остиа Антика, синьоре? Какой замечательный был день, не так ли?
* * *
В КОНЦЕ КОНЦОВ, Ренделл очутился в безопасности собственного номера гостиницы «Эксельсиор».
Уже в фойе, он попросил удивленного портье заказать для него билет на первый же рейс из Рима в Париж. Из того же фойе он позвонил профессору Анри Оберу. Того на месте не было, но его секретарь приняла сообщение. Мсье Ренделл перед обедом прилетает в Париж. Oui. Мсье Ренделл должен встретиться с профессором Обером в лаборатории по неотложному вопросу. Oui. Мсье Ренделл сразу же по прилету в аэропорт Орли позвонит, чтобы подтвердить свое прибытие. Oui.
Сейчас, находясь в своем номере, Ренделл понял, что у него едва хватит времени на душ и на еще один звонок перед тем, как будет пора выезжать.
Всего один звонок.
Предполагая, что Обер докажет, что кусок папируса из кожаной сумки является настоящим, созданным в первом веке нашей эры, оставался еще один шаг, гораздо более важное испытание. Как сам Обер уже раз указал, что истинность папируса еще не гарантирует истинности документа. В конце концов, самым главным оставался арамейский текст. И в тот же самый момент, Ренделл понял, что здесь было кое-что еще. Надпись симпатическими чернилами, о которой говорил Лебрун.
С кем же поговорить по этому поводу?
Поначалу было искушение, чуть ли не победившее, связаться с Джорджем Уилером или же с доктором Эмилем Дейчхардтом, сообщить о том, что он сам обнаружил, попросить их привлечь докторов Джеффриса и Найта, собственных экспертов по арамейскому языку, равно как и некоторых специалистов по римской истории, которые сотрудничали с проектом. Но, несмотря на все эти искушения, Ренделл смог сдержаться.
Поскольку ни Уилер, ни Дейчхардт не были мазохистами или самоубийцами, они никогда не признают доказательства подделки Лебруна. Им никак нельзя доверять. Как нельзя доверять доктору Джеффрису, который собрался стать ведущим деятелем в Мировом Совете Церквей, и для которого трамплином к этому посту должен сделаться успех Международного Нового Завета — нет, Джеффрису тоже нельзя верить. Но верить нельзя и доктору Найту, милому доктору Найту, у которого восстановился слух, благодаря чуду находки нового евангелия. Он тоже не может считаться бесстрастным судьей. Ренделл понял, что то же самое относится к любому сотруднику Воскрешения Два. Слишком много у них поставлено на карту.
Ему хотелось посоветоваться с кем-либо скептичным и таким же ищущим правды, как и он сам во время собственных поисков.
Оставался только один такой человек.
Ренделл поднял трубку и связался с оператором международных линий.
— Я хочу заказать разговор, очень срочный, с Амстердамом. Нет, номера, к сожалению, я не знаю. Это Вестеркерк в Амстердаме. Такая церковь. Там я хочу говорить с домине Мартином де Фроомом.