После этой истории Жанетта как ни в чем не бывало продолжала посещать мессы в церкви Святого Ренана, ибо это был храм ее детства, и ее родители покоились под плитой с изображением Христа с золотым нимбом вокруг головы, а священник не решался отказать графине в священном таинстве, как не решался и встречаться с ней взглядом.
Жанетта лишилась своих слуг, когда бежала на север вместе с Томасом. И теперь она наняла четырнадцатилетнюю девочку в качестве стряпухи, а ее слабоумного брата — таскать воду да собирать валежник. Молодая графиня надеялась, что драгоценностей принца ей должно хватить на год, а тем временем что-нибудь да подвернется. Она была молода, по-настоящему красива и преисполнена гнева, ведь ее сын по-прежнему являлся заложником. Жанетту вдохновляла ненависть. Некоторые в городе боялись, не сошла ли она с ума. За последнее время Жанетта сильно похудела, но волосы ее оставались по-прежнему черными как вороново крыло, кожа гладкой, как тот редкостный шелк, который могли позволить себе лишь богатеи, а огромные яркие очи сияли, как звезды. Мужчины приходили и наперебой умоляли ее о милостях, ответ всегда был один: что если она и выслушает чьи-то признания, то только того человека, который принесет ей, непременно в дарохранительнице, засушенное сердце законника Бела и сморщенный член Карла Блуа. При этом графиня еще и требовала, чтобы ей вернули сына, целым и невредимым.
Ее гнев отпугивал мужчин, и некоторые из них пустили слух, что она лунатичка, одержимая, а может быть, и ведьма. Священник церкви Святого Ренана рассказывал другим городским клирикам, что Жанетта пыталась совратить его, и призывал передать ее в руки святой инквизиции. Правда, англичане не допустили этого, ибо король Англии запретил деятельность инквизиторов в своих владениях.
— Люди и так ворчат да ноют, — заявил Дик Тотсгем, командир английского гарнизона в Ла-Рош-Дерьене, — не хватало нам тут еще проклятых братьев, без них мало неприятностей!
Тотсгем и его гарнизон знали, что Карл Блуа собирает армию, которая сначала атакует Ла-Рош-Дерьен, а затем двинется дальше и осадит другие английские крепости в Бретани. Неудивительно, что они прилагали все усилия к тому, чтобы сделать городские стены повыше и возвести новые валы снаружи старых. Работников с окрестных ферм согнали на принудительные работы. Их заставили возить на тачках глину и камни, вбивать в землю бревна для частоколов и рыть траншеи. Работники ненавидели англичан, заставлявших их работать бесплатно, но англичанам было наплевать на их ненависть. Англичане заботились о своей защите. Тотсгем упросил Лондон прислать ему подкрепление, и в день Святого Феликса, в середине января, в Трегье, маленькой гавани в полутора часах плавания от Ла-Рош-Дерьена, высадился отряд валлийских лучников. Правда, кроме них туда прибыли еще несколько рыцарей и ратников, желавших попытать удачи и явившихся в этот маленький городок в надежде пограбить и захватить пленников.
Некоторые из этих рыцарей, привлеченные ложными слухами о несметных богатствах, которые якобы сулит пребывание в Бретани, приплыли из самой Фландрии, а из Северной Англии явились шестеро ратников во главе со злобным, очень неприятного вида малым, не расстававшимся с кнутом. То было последнее подкрепление, прибывшее до того, как в реку вошла «Пятидесятница».
Гарнизон Ла-Рош-Дерьена был невелик, а вот армия герцога Карла, напротив, многочисленна и постоянно увеличивалась. Английские шпионы сообщали о генуэзских арбалетчиках, сотнями прибывавших в Рене, и о ратниках, едущих из Франции, чтобы встать под знамена Карла Блуа. Его армия росла, тогда как король Англии, похоже забывший о своих гарнизонах в Бретани, не слал им никакой подмоги. А это значило, что Ла-Рош-Дерьен, самый маленький и находившийся ближе всего к противнику из всех укрепленных городов Бретани, был обречен.
* * *
Когда «Пятидесятница» скользила между низкими каменистыми выступами, отмечавшими устье реки Жанди, Томас ощутил смутное беспокойство. Следует ли, размышлял он, считать возвращение в этот маленький городок неудачей? Или Господь послал его сюда, потому что именно здесь его будут искать враги Грааля? Томас имел в виду таинственного де Тайллебура и его слугу. А может быть, говорил себе лучник, все дело в том, что он просто нервничает перед встречей с Жанеттой. История их взаимоотношений была слишком запутанной, слишком много намешалось в ней ненависти и любви, однако юноша все равно хотел видеть Жанетту и беспокоился, захочет ли она с ним встретиться. Томас тщетно пытался представить себе выражение ее лица при встрече, когда «Пятидесятницу» внесло в устье реки, где кайры расправляли над обдаваемыми белой пеной скалами свои черные крылья. Тюлень поднял лоснящуюся голову, поглазел на Томаса и снова нырнул обратно. Речные берега приблизились, принеся запах суши. Вокруг виднелись валуны, пожухлая трава да низкорослые, корявые деревца, а на мелководье — рыболовные сети, замысловато сплетенные из ивовых прутьев. Маленькая девочка, лет шести, не больше, швырнула камень, чтобы сбить с утеса моллюсков.
— Весьма скудный ужин, — заметил Скит.
— Верно, Уилл.
— А, Том. — Скит улыбнулся, услышав знакомый голос. — Бьюсь об заклад, тебе еще не доводилось ужинать моллюсками!
— А вот и доводилось, — возразил Хуктон. — И завтракать тоже.
— Человеку, который говорит на латыни и французском? Есть моллюсков? — Скит ухмыльнулся. — Ты ведь умеешь писать, правда, Том?
— Не хуже священника, Уилл.
— Я думаю, что нам следует послать письмо его светлости, — сказал Скит, имея в виду графа Нортгемптона, — и попросить, чтобы сюда прислали моих людей. Только ведь он не станет делать этого бесплатно, верно?
— Он должен тебе деньги, — напомнил Томас.
Скит задумчиво посмотрел на друга.
— Что, правда должен?
— Твои люди служили ему все последние месяцы. И Нортгемптон должен заплатить за это.
Скит покачал головой.
— Граф никогда не скупился на хороших солдат. Кто служит под его началом, тот не знает, что такое задержка жалованья, да и кошелек его всегда полон. А если я захочу, чтобы они отправились сюда, мне придется убедить Нортгемптона отпустить их, да еще и оплатить плавание.
Люди Скита были связаны договором со своим нанимателем, графом Нортгемптоном, который, проведя кампанию в Бретани, присоединился к королю в Нормандии и теперь осаждал вместе с ним Кале.
— Мне придется оплатить переезд для людей и лошадей, Томас, — продолжил Скит, — а это недешево. Особенно с учетом того, что пока я не поправился. После того ранения головы мне не так-то просто добывать деньги. Да и зачем графу отпускать их из-под Кале? Весной там начнется настоящая заваруха.
«Это точно, — подумал Томас, — к концу зимы близ Кале наверняка произойдет множество яростных схваток». Пока, насколько было известно, город еще не пал, но англичане окружили его, и французский король, по слухам, собирал большую армию, которая по весне наверняка предпримет попытку заставить англичан снять осаду.
— Придет весна, и здесь развернутся жаркие бои, — сказал Хуктон, кивнув на речной берег, который был теперь совсем близко.
Поля за берегами были коричневато-желтыми, но, по крайней мере, амбары, сараи и крестьянские дома все еще стояли. Эти земли кормили гарнизон Ла-Рош-Дерьена и потому оказались избавлены от грабежа, насилия и пожаров, полыхавших по всему герцогству.
— Без боев здесь не обойдется, — подтвердил Скит, — но в Кале будет намного жарче. Может быть, нам с тобой отправиться туда, а, Том? Слышишь, что я говорю, не махнуть ли нам с тобой туда?
Томас промолчал. Он боялся, что Скит никогда больше не сможет командовать отрядом ратников и лучников. Его старый друг был слишком подвержен забывчивости и неожиданным приступам меланхолии, причем приступы эти усугублялись как раз тогда, когда Скит казался прежним. Но только казался: прежний Уилл Скит был на войне решителен, стремителен и дальновиден, нынешний же часто путался, повторялся и оказывался в замешательстве. Как, например, сейчас. Увидев сторожевое судно с английским красным крестом на белом поле, направлявшееся вниз по течению, в направлении «Пятидесятницы», Скит нахмурился. — Это враг?
— Корабль идет под нашим флагом, Уилл.
— Правда?
Человек, облаченный в кольчугу, встал на носу бота и окликнул «Пятидесятницу»:
— Эй, кто на борту?
— Сэр Уильям Скит! — крикнул Томас, назвав в ответ имя, пользующееся в Бретани широчайшей известностью.
Последовала пауза, видно, люди не сразу поверили услышанному.
— Сэр Уильям Скит? — выкрикнул кто-то. — Ты хочешь сказать, старина Уилл Скит?
— Король возвел его в рыцарское достоинство, — напомнил Томас.