сословных перегородок.
Человек, чье сочинение «Философские письма» было, как в Средние века, сожжено на костре по приговору церкви еще в 1733 году, стал символом свободы мысли и духа. А ведь до начала Французской революции оставалось еще полвека! «Я – поборник Истины, но не мученик», – говорил Вольтер и продолжал писать дерзкие вольнолюбивые произведения, часто под псевдонимами. Специалисты насчитали их примерно 150.
При этом публика, как правило, догадывалась, кто истинный автор.
С годами в нем проявилось нечто совсем новое. Немолодой уже Вольтер стал интересоваться жизнью простых людей, которая никогда прежде его не волновала. Он, например, прославился своим выступлением по делу Каласа, зверски замученного и казненного еврея, которого в 1762 году в Тулузе обвинили в том, что он убил своего сына, собиравшегося перейти из иудаизма в католичество. На основании этой версии Каласа колесовали и сожгли на костре. Это был пример ярчайшей религиозной нетерпимости. И сердце Вольтера вдруг загорелось. Он добился посмертной реабилитации Каласа. Ради чего? Ради такого трудноуловимого, но великого понятия, как принцип.
Вольтер всегда искал справедливости. В его философских письмах много умнейших, ироничнейших наблюдений. Он пишет о том, как мало в мире справедливости и как она нужна. И в повести «Кандид» говорится: «В мире разлито так много несправедливого, так много болезненного, что, может быть, в конце концов это и есть высшая справедливость – научиться философски не драться». Так что, доживи он до Французской революции, он вряд ли стал бы ее активным участником.
Но его начало волновать, что народ голодает. И он пользовался своим авторитетом для того, чтобы крестьянам хотя бы в его округе оказали какую-то материальную помощь, организовали раздачу хлеба. Можно сказать, что он нравственно вырос вместе со своей невероятной славой.
Вольтер был великим насмешником. В «Кандиде» он упоминает некоего губернатора, видимо вымышленного, дона Фернандо: «Этот вельможа отличался необыкновенной надменностью, как и подобает человеку, носящему столько имен. Он говорил с людьми столь высокомерно, так задирал нос, так безжалостно повышал голос, что у всякого, кто имел с ним дело, возникало сильнейшее искушение поколотить его». Здесь отразились самые чувствительные точки натуры писателя, который не приемлет злобы, раздражительности и ни на чем не основанного высокомерия.
В старости он знаменит, богат и моден. О нем рассказывают анекдоты, его имя связывают с разными женщинами, обоснованно или необоснованно. Чаще, наверное, обоснованно. Считается модным побывать у него и потом об этом рассказать. А он продолжает писать и думать.
У него поразительное здоровье. Он с рождения считался очень чахлым ребенком – и дожил до 84 лет. В 1778 году решился приехать в Париж. Это событие описывает Д.И. Фонвизин, который был его свидетелем: «Прибытие Вольтера в Париж произвело точно такое в народе здешнем действие, как бы сошествие какого-нибудь Божества на землю».
Было представление новой драмы Вольтера «Ирина». Устроили такую колоссальную овацию, которую в русских дореволюционных изданиях называют апогеем или триумфом. Театр переполнен цветами, цветы на улице, актеры после представления выносят на сцену мраморный бюст Вольтера и надевают на этот бюст лавровый венок. Кто-то из артистов кричит, чтобы прекрасные девушки поцеловали и обняли Вольтера. И они это сделали.
Можно сказать, что Вольтер умер от восторга. Не прошло и трех суток, как он скончался на пике своей всемирной славы. Была молва, видимо обоснованная, что Вольтер перед смертью принял причастие и объяснил кому-то из близких: «Ну что ж! Здесь такие обычаи; если бы я умер на берегах Ганга, я бы, умирая, держал за хвост корову». Он всегда умел все рационально и иронично объяснить.
Похоронить его в Париже не разрешили: все-таки грешник. Тело отвезли в Шампань, в деревню Ромильи, где нашли священника, которого с трудом уговорили предать его земле по христианскому обряду. Во время революции прах торжественно перенесли в Пантеон, но в 1814 году, во время очередных трагедий после Наполеоновских войн, останки были потеряны, развеяны по ветру. Но великую славу Вольтера уже не развеешь!
Талейран
Жизнь вне морали
Талейран – это целая эпоха в истории Франции. Рубежная эпоха. Он вступил на историческую арену в период Французской революции конца XVIII века и пробыл на виду до ее завершения. История доказывает, что в революцию гораздо легче войти, чем выйти из нее. Выход Франции из революции, которую мы вслед за В.И. Лениным называем Великой, был мучительным, долгим, многоэтапным. И на каждом этапе проявлял себя этот человек – Шарль Морис Талейран.
Один из наиболее ярких европейских дипломатов и государственных деятелей своей эпохи, он прожил долгих 84 года. Причем в 80 лет был еще на службе. Сам говорил, что принес 14 присяг разным правительствам и разным людям. Его называют «слуга всех господ» – и всех этих господ он по очереди предавал. При этом Талейран никогда не считал, что предает. Он просто ковал карьеру. И обрамлял свои поступки словами о пользе для Франции.
А еще он славился как умный и тонкий острослов, чьи высказывания становились известны всему Парижу, а некоторые – превратились в поговорки. Например: «Язык дан человеку для того, чтобы скрывать свои мысли».
Оставил он след и в русской истории. У него сложились непростые, многогранные отношения с императором Александром I – победителем Наполеона. И Александра Талейран тоже успел предать. Вообще в отношениях с людьми он выжидал подходящего момента для предательства. И, в сущности, не ошибался.
Шарль Морис де Талейран-Перигор родился 2 февраля 1754 года в Париже. Предки Талейранов служили, по легенде, еще Каролингам, затем Капетингам. Считалось, что при Гуго Капете, основателе династии Капетингов, который стал королем в 987 году, был некий Адальберт Перигорский.
На гербе Талейранов три золотых орла в лазурных коронах, с хищно раскрытыми клювами. Автор биографии Талейрана Ю.В. Борисов рассказывает такое предание. Во время Столетней войны Талейраны перебежали из французского лагеря в английский. И там один из них получил поручение отправиться обратно во французский стан, к королю Карлу V, который в истории остался с прозвищем Мудрый, и попытаться его подкупить. Из этого, конечно, ничего не вышло. Но говорили, что значительная часть суммы, выделенной на подкуп, 10 тысяч золотых ливров, осталась у того, средневекового Талейрана.
Отец Шарля Мориса – Шарль Даниэль Талейран, князь Шале, граф Перигор и Гриньоль, маркиз Эксдей, барон де Бовиль и де Марей. Ему было 20 лет, когда родился его сын. Мать – Александрина Мария Виктория Элеонора Дама-Антиньи, тоже из очень знатной семьи. Она была на шесть лет старше мужа,
