— Понимаю, — кивнула родительница. — Магический контур представляет опасность для окружающих. Его можно разрушить, но вряд ли получится воспроизвести. И вроде бы нужно девочку лечить и переводить в помещение получше, раз уж она дочь Лешей, но накрученные на неё заклинания представляют ценность. Явный конфликт установок.
Ёлко снова кивнула.
— Я понятия не имею, какой матерью была бы Глашек. У меня просто не имеется достаточно данных для анализа. Для самой Брони та жуткая комната — место покоя и расслабления. Но ведь Чапыжка — не Броня. Для неё это продолжение кошмара. Новая его форма.
Девушка уселась и обняла коленки руками.
— Кроме того, есть свидетельства, что Лешая называла девочку дриадой. А дриада не может быть простой девочкой, очевидно же… Как мне быть?
Матушка ненадолго задумалась.
— У Глашек ведь есть брат, верно? Младший? — она дождалась очередного кивка со стороны дочери. — Как к нему относится твоя богиня?
— Когда он пожаловался на школьную травлю, Броня занялась его тренировками. И только лишь.
— Вот тебе и ответ, — улыбнулась родительница.
Ёлко некоторое время молчала, напряжённо глядя в одну точку перед собой. Затем решительно опустила голову.
— Я поняла. Бенэ. Спасибо, матушка. Люблю вас.
Девушка вновь откинулась на подушку и натянула одеяло до самого подбородка.
— Я тебя тоже, дорогая. Спокойных сладких снов.
Но этого пожелания Ёлко уже не слышала. Она провалилась в мир грёз прежде, чем родительница договорила.
4.
Мысли путались. Голова — кружилась.
Ёлко ощущала себя так, будто бы проглотила огромный кусок льда.
То был магический контур, буйный колдовской ураган, призванный “сдуть” любое проклятье, которое только могло бы попытаться укорениться в теле юной некромагички.
Разумеется, были способы защититься от карфагенских мух и покомфортней. Например, никто не мешал девушке запаковаться с ног до головы в броню, непроницаемую для опасных членистоногих. Или положиться на экспериментальный репеллент. Или же, зная о том, что проклятье срабатывает с заметной задержкой, потом просто выдуть на выходе зелье со схожим эффектом: тем более, что в качестве запасного плана, на случай, если Ганнибал предоставит команде Маллоя побольше времени, его начали гнать в мануфактурных количествах, чтобы превентивно промыть органы вероятных жертв заразы. Или же…
Было много “или”.
Но Ёлко выбрала именно это. Больше по морально-этическим причинам, чем из практических соображений. Некромагичке хотелось немного приблизиться к состоянию девочки. Быть с ней, так сказать, на одной волне.
Понять, насколько успешна эта затея, по понятным причинам оказалось сложновато. Посещают ли Чапыжку мысли о нереальности происходящего? О том, что всё вокруг не более, чем горячечный бред, в котором смешались образы прошлого без разбора, что из этого было подсмотрено в жизни, а что — в кино и мультиках?
Ёлко посещали.
Даже зная историю возникновения этого помещения, девушка не могла отделаться от ощущения, что на самом деле это локация из фантастического фильма, а не существующее на самом деле место.
Сколько раз она видела такое именно что в кино? Просторная зала, довольно небрежно обшитая металлом. Особенно бросались в глаза заплаты на местах, где стенам пришлось сдерживать агрессию Лешей. Множество проводов, которым попросту некуда было спрятаться в столь бедной обстановке. Никакого освещения изначально не предусматривалось, а потому разгонять тьму поставили длинные переносные лампы дневного света. Мебель тут ощущалась невероятно чужеродно. Она не вписывалась в обстановку. А большой телевизор с подключенной к нему игровой приставкой, за которой сидела облепленная мухами всклокоченная девчушка, попросту наносил coup de grace любым попыткам поверить, что нечто подобное может происходить на самом деле.
А эта Чапыжка оказалась крепкой девочкой, раз уже игралась в игрушки. Вряд ли ей было дано просто взять и выбросить все травмирующие воспоминания, как это сделал некоторое время назад Дарк.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Ёлко перевела взгляд на экран. При желании за хитиновыми спинками членистоногих тварей получалось увидеть, как в морду отвратительного, похожего на свинью уродца припечатывается тяжёлый шнурованный берц, отбрасывая его назад, чтобы дать игроку возможность перезарядить двустволку, да пальнуть дуплетом в пузяку вражине.
Выждав момент, когда Чапыжка наконец уже разнесёт эту пачку монстров, но ещё не успеет ввязаться в новую перестрелку, девушка попыталась привлечь к себе внимание.
— Госпожа, мне нужно с вами поговорить на важную тему.
Девочка тут же вдавила паузу и медленно обернулась через плечо. Жёлтые глаза широко открыты. Взор — не моргающий. Всё же, время проведённое в Сметане, не прошло бесследно.
Чапыжка не произнесла ни слова. И, кажется, не собиралась.
Ёлко бросила взгляд на диван. Какой-то Лешей местная обитательница предпочитала сидеть на полу, а упомянутый выше предмет мебели использовать для хранения на нём тарелок с чипсами, печеньями, конфетами и пустых обёрток из-под уже уничтоженных вкусняшек.
— Я могу присесть?
Ответа ожидаемо не последовало. Ни словом, ни жестом. Ни даже взглядом. Он вызывал прямые ассоциации с лабораторными работами второкурсников, которые только-только начали прописывать примитивный интеллект анимированным трупам.
— Молчание — знак согласия, — Ёлко подошла к девочке и решительно уселась на пол на расстоянии около полуметра от ребёнка, чтобы не нервировать её чересчур уж сильно. — Кстати, я буду дальше обращаться на “ты”, потому что твоя мама состоит в ковене, где так принято. Так вот, ты, наверное, слышала, что именно ей предстоит решить твою судьбу?
Всё тот же неморгающий взор. Интересно, у малышки там глаза не пересохли от такого?
— Молчание — знак согласия. Так вот, процесс затягивается. Лешая спит и просыпаться не торопится. А держать тебя дальше в таких нечеловеческих условиях…
Ёлко едва лишь отвернулась от девочки, как впервые услышала её голос. Слегка сипловатый. Низкий. Заметно ниже, чем у самой Ёлко.
— Тёть, ты больная? Я как королева живу!
Некромагичка резко обернулась в сторону Чапыжки и увидела, что та вдруг осознала, в каком именно тоне и какими словами высказалась при “важной тёте”. Девочка прятала голову в плечи и плотно сжимала губы, а над широко раскрытыми глазами бровки встали домиком.
Речи Ёлко показались ребёнку настолько возмутительно бредовыми, что дитя потеряло остатки самоконтроля.
Зато оно заговорило.
— Королева живёт, всё-таки, получше. Я проверяла, — улыбнулась девушка. — А вот ты живёшь — как богиня. Знаю я одну: ты, кстати, обитаешь в её комнате для отдыха.
— Для отдыха? — Чапыжка чуть подрасслабилась и с интересом огляделась. — Но тут ведь не было приставки, когда меня сюда принесли? Как тут отдыхать-то?
— Грызть стены.
— Грызть стены? — удивилась девочка.
— Да-а-а… Броня странная. Кстати, та, которую ты видела — это её изгнанная злая половина. Мы зовём её Перловкой.
— Почему Перловкой? — недоверчиво нахмурилось дитя.
— Ты любишь перловку? — поинтересовалась Ёлко.
Ответ был весьма красноречивым: дитя сморщилось всё и высунуло язык, всем своим видом демонстрируя высшую степень гадливости.
— Мерзость же!
Ёлко развела руками.
— Ну вот.
Девочка гыгыкнула, но затем вдруг резко посерьезнела. Между этими двумя состояниями не имелось никакого перехода. Просто одно вдруг в одно мгновение стало другим.
— Так что со мной?
Ёлко даже слегка растерялась, но быстро взяла себя в руки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Ты должна стать дриадой.
— Дриадой? — Чапыжка задумчиво огляделась по сторонам.
Некромагичке потребовалось время, чтобы понять: девочка смотрит именно на мух, а не на вещи, на которых мухи сидят.
Поэтому “номер два” решила пояснить.
— Они ещё не делают тебя дриадой. На самом деле, они для этого даже не обязательны. Только скажи, и мы от них избавимся. Убьём всех до последней. И снимем с тебя проклятье.
