по крайней мере, не ожидал реакции в таких масштабах, – когда сражался с ним на трассе. Но было уже поздно. Вильнев не простил этого своему партнеру, и с того момента он гонялся ради того, чтобы быть быстрее его как в квалификации, так и в гонке.
В субботу, 8 мая, за восемь минут до 14:00, когда борьба за pole position стала напряженной, экран неожиданно передал нечеткое и одновременно ужасающее изображение. Одна из машин «Феррари» наехала передним колесом на заднюю часть другого болида и взлетела в воздух. Несколько раз перевернувшись в воздухе, она упала на землю. При первом кувырке пилота выбросило из кокпита и он летел впереди своей машины. Болид почти полностью разрушился. Пилот потерял шлем и остался лежать навзничь на газоне у столбика, на котором крепилась защитная сетка.
Аварию не показывали в прямом эфире, так как на тот момент считалось, что эта «Феррари» не пытается установить быстрейший круг, а просто возвращается в боксы. Но это было не так.
Старик тут же понял, что лежащим на газоне пилотом был Жиль. И что помочь Жилю уже было невозможно. За день до этого Вильнев сказал: «Если на “Золдере“ моя машина уходит в занос, то единственное, что я могу сделать – это сказать “Мама!“ и перекреститься».
Энцо Феррари поднялся с большей энергией, чем можно было предположить в нем исходя из его возраста, и поспешил в ванную. Там он провел несколько минут и, когда он вышел оттуда, в его глазах стояли слезы. Он ничего не сказал. Никто не осмелился заговорить с ним. Чуть позже ему передали трубку телефона. Его сотрудники сообщали ему с «Золдера» о том, что он уже знал и без них. Жиль еще дышал, но был при смерти. Феррари приказал команде немедленно вернуться в Маранелло. У постели Жиля остался Пиччинини.
Феррари затворился в домике во Фьорано, ожидая вестей, которые, как он понимал, рано или поздно придут. И когда они пришли, он произнес слова, полные страдания и боли, которые шли из самого сердца. «Он ушел, и это необъяснимо. Судьба лишила нас великого чемпиона, чемпиона, которого я очень любил. Мое прошлое полно боли и грустных воспоминаний – мой отец, моя мать, мой брат и мой сын. Теперь, когда я смотрю назад, я вижу всех тех, кого я любил. Среди них есть этот великий человек, Жиль Вильнев».
Раньше он переживал подобные ситуации, погружаясь в свою работу и настаивая на том, что нужно смотреть в будущее. Так же он поступил и сейчас, хотя теперь это было намного труднее. Раньше первым делом он бы нашел замену для машины с номером «27». Теперь же он попросил FISA изъять из обращения номер «27» в память о Жиле. Он сказал, что выставит вторую «Феррари», с номером «37». Но FISA отказала.
Вместо Жиля Феррари попытался было вернуть в Маранелло Марио Андретти, но живущий в Америке уроженец Истрии был готов участвовать только в тех гонках, что проходили в Северной Америке. Поэтому Феррари выбрал Патрика Тамбе, парижанина, за которым он давно наблюдал и кандидатуру которого он рассматривал в конце 1970-х годов, прежде чем подписать Жиля.
Тамбе дебютировал на бывшей машине Жиля в Гран-при Нидерландов в начале июля. Пирони выиграл – это была его вторая победа в сезоне – и приблизился всего на одно очко к лидеру чемпионата, которое он выиграл две недели спустя. Но судьба подстерегала и его. Утром 7 августа, во время свободных заездов перед Гран-при Германии на «Хоккенхайме», Пирони попал в аварию, динамика которой была похожей на динамику аварии Вильнева. Дидье остался жив, но сломал ноги, и вместе с ними сломались и его амбиции, и карьера в «Формуле-1».
Глубоко потрясенный второй аварией, Феррари, оставаясь все так же изолированным от остального мира, объединял команду. У Пирони было небольшое преимущество в чемпионате, которое можно было удержать. До конца сезона оставалось всего четыре гонки, не так много, а «126 C2» доказала, что она – самая быстрая машина. Так что Тамбе, который на следующий день после аварии Пирони выиграл гонку, мог сразиться за титул.
На этом этапе начало подводить здоровье парижанина: его мучили последствия сдавливания двух позвоночных дисков – результат зрелищной аварии на «Монце» в 1977 году. Он тогда был в своей лучшей форме, но ему пришлось пропустить одну из гонок и отказаться от своих надежд на титул, а теперь он не смог воплотить надежды Пирони, которого Кеке Росберг опередил в зачете за две гонки до конца. Великий Старик вытащил кролика из цилиндра, подписав на Гран-при Италии своего любимого и незабвенного Марио Андретти; тот ничего не мог сделать, чтобы принести «Феррари» титул, но мог вернуть энтузиазм команде и миллионам болельщиков, переживавших кошмарный сезон.
В субботу Андретти выиграл pole position, вызвав всеобщий восторг, изумление экспертов и удовлетворение Феррари, который снова добился успеха. В воскресенье он финишировал третьим вслед за Тамбе, который занял второе место. Если бы не проблемы с педалью акселератора, можно было бы смело ставить на то, что Андретти бы выиграл.
Завоевание pole и третьего места убедили Феррари предложить Андретти провести еще одну гонку – Гран-при Сизарс-пэласа в Лас-Вегасе. Марио согласился, но его вторая гонка за «Феррари» оказалась менее успешной, чем первая. Как бы то ни было, «Феррари» выиграла Кубок конструкторов в том числе благодаря и его вкладу. Проклятый год, в котором, по словам Феррари, «мы могли выиграть чемпионат трижды» – с Вильневом, Пирони и Тамбе, – завершился хоть и утешительным, но все же призом.
Глава 45
Лето пилигримов
В течение года Энцо Феррари перебрался в свой новый офис во Фьорано, символически разделив свой мир: заводом спорткаров в Маранелло управлял «ФИАТ», а во Фьорано был он сам со своей командой. Отношения с мощным партнером оставались нестабильными. Прямых проблем с Джованни Сгуаццини и Эудженио Альцати, президентом и генеральным директором «Феррари», назначенными «ФИАТ», а также с их предшественниками, никогда не возникало. Сам Джанни Аньелли, с которым он время от времени разговаривал по телефону, все так же уважал его и публично называл «сплавом гениальности, воображения и технологии». Но Феррари, попросту говоря, ощущал недостаток независимости, которой он наслаждался с 1940 года.
Трагичность этого особенного сезона заставила его погружаться в размышления глубже, чем обычно, и этот процесс внутреннего самоанализа привел его к тому, что он начал лелеять запретную мечту. Мечту о возможности отделения от гиганта «ФИАТ» и одиночестве – как в
